Читаем без скачивания При свете луны - Дин Кунц

С полным баком бензина они поехали на север, через Апачские горы, оставив на востоке индейскую резервацию Сан-Карлос. Постепенно и Джилли поняла, что в их взаимоотношениях произошли какие-то изменения. Он чаще, чем раньше, отрывался от дороги, исподтишка поглядывал на нее, а она делала вид, что этого не замечает. Новые флюиды теперь циркулировали между ними, но она не могла определить, какие именно.

Наконец решила, что просто устала, совершенно вымоталась, до такой степени, что уже не может доверять своим ощущениям. После такой ночи многие люди, менее волевые, чем Джулиан Джексон, амазонка Юго-Запада, могли бы просто свихнуться, так что не имело смысла тревожиться из-за легкой паранойи.

По пути из Саффорда до Глоуба Дилан рассказал ей о стычке с Лукасом Крокером. А также историю Бена Таннера и его внучки, продемонстрировавшую, что его шестое чувство может не только выслеживать социально опасных психопатов вроде Крокера или Кенни, но и помогать близким людям вновь обрести друг друга.

Теперь же, когда огни Глоуба исчезали вдали, а Шеп, тихонько примостившийся на заднем сиденье, продолжал читать «Большие ожидания», Джилли решила, что пора рассказать Дилану о тревожном инциденте, который произошел с нею в женском туалете ресторана.

Она стояла у раковины и мыла руки, когда подняла голову, посмотрела в зеркало и увидела, что в нем отражается интерьер туалета, за исключением одной детали: место кабинок занимали три исповедальни из темного дерева, резные кресты на дверях блестели золотом.

– Я повернулась, чтобы взглянуть на них, но увидела лишь туалетные кабинки, как и положено. Вновь посмотрела в зеркало… а в нем отражались исповедальни.

Подняв руки, не в силах оторвать глаз от зеркала, Джилли наблюдала, как медленно открылась дверь одной исповедальни. Из нее вышел… нет, вывалился священник, без улыбки на лице, без псалтыря, мертвый, весь в крови.

– Я стремглав выбежала из туалета. – Джилли содрогнулась. – Но исповедальни и мертвый священник продолжают стоять перед глазами, Дилан. Видения продолжают приходить ко мне, должно быть, они что-то означают.

– Видения, – повторил он. – Не миражи?

– Мне не хотелось в это верить, – признала она. Подсунула кончик пальца под полоску пластыря, которая скрывала то место, где игла впилась в вену, потрогала чуть вздувшуюся ранку. – Но больше я в эти игры не играю. Это видения, все точно. Предвидения.

Проехав тридцать миль, они миновали город Сенека. Еще в двадцати лежал Каррисо. Оба городка были лишь точками на карте, прилепившимися к шоссе. Дилан забирался все глубже и глубже в один из многих районов Юго-Запада, которые каждый по отдельности и все вместе назывались Большой Пустошью.

– Если брать мой случай, – заговорил Дилан, – я, похоже, могу связывать людей и места, события, которые произошли в прошлом или уже происходят в настоящем. Но ты думаешь, что видела какое-то событие из будущего.

– Да. Какое-то происшествие в церкви. Это произойдет. И, думаю, скоро. Убийство. Массовое убийство. И каким-то образом… мы окажемся там, когда это случится.

– Ты видела нас? В своих видениях?

– Нет. Но как иначе объяснить, что ко мне приходят одни и те же образы: птицы, церковь, все такое? Не столкновение поездов в Японии, не авиакатастрофа в Южной Африке, не цунами на Гаити. Я вижу что-то из своего будущего, нашего будущего.

– Тогда мы не должны приближаться к церкви, – заметил Дилан.

– Каким-то образом… Думаю, церковь сама придет к нам. Уверена, нам этого не избежать.

Луна покинула ночь, но звездный свет никуда не делся, и под ним Большая Пустошь стала еще больше, еще пустыннее.

На этот раз Дилан не пилотировал «Экспедишн», как бескрылый реактивный самолет, но все равно ехал быстро. И если бы в обычной ситуации они добирались до Холбрука три часа, то на этот раз он уложился в два с половиной.

Для городка с населением в пять тысяч человек Холбрук мог похвастаться необычайно большим количеством мотелей. Они обслуживали туристов, которые приезжали, чтобы посетить национальный парк-заповедник «Окаменелый лес» и различные достопримечательности около и в индейских резервациях, где проживали хопи и навахо.

Пятизвездочных заведений здесь, понятное дело, не было, но Дилан и не искал чего-то роскошного. Ему требовалось тихое, спокойное место, где тараканы вели себя скромно и не слишком досаждали постояльцам.

Он выбрал мотель, наиболее удаленный от заправочных станций и ресторанов, где утром наверняка закипела бы шумная жизнь. За регистрационной стойкой предпочел расплатиться с сонным клерком наличными, не кредитной карточкой.

Клерк попросил водительское удостоверение. Дилану совершенно не хотелось отдавать его, но отказ мог вызвать подозрения. Он уже назвал аризонский номерной знак своего автомобиля, причем не тот, что значился на украденных пластинах. К счастью, сонный клерк не обратил внимания на очевидное несоответствие между водительским удостоверением, выданным в Калифорнии, и аризонским номерным знаком.

Джилли не захотела спать в соседней комнате. После того, что произошло, она чувствовала бы себя изолированной, даже если бы они оставили открытой дверь между номерами.

Поэтому они взяли один номер с двумя двуспальными кроватями. Дилан и Шеп могли разделить одну, а Джилли – устроиться на второй.

Обычная яркая раскраска стен, призванная скрыть пятна и износ, вызвала у Дилана неприятные воспоминания о номере другого мотеля, где произошла встреча с Франкенштейном, но он смертельно устал, глаза просто слипались, да еще ужасно разболелась голова.

В десять минут четвертого они перенесли необходимый багаж в номер. Шеп хотел взять с собой роман Диккенса, и Дилан обратил внимание на следующий момент: книга раскрыта на той же странице, что и в ресторане в Саффорде, хотя всю дорогу на север Шеп вроде бы ее читал.

Джилли первой воспользовалась ванной и вышла оттуда, расчесав волосы и почистив зубы, но в уличной одежде.

– Сегодня придется обойтись без пижамы. На случай, если вдруг придется срываться с места.

– Дельная мысль, – согласился Дилан.

Шеп реагировал на вечер и ночь хаоса и вопиющие отклонения от заведенного порядка с удивительным хладнокровием, но Дилану не хотелось перегибать палку и лишать его одежды, в которой он привык спать. Одна лишняя соломинка, и стоическое молчание Шепа могло перейти в словесный потоп, который мог продолжаться много часов, гарантируя, что никому из них заснуть не удастся.

А кроме того, спальный гардероб Шепа не слишком отличался от уличного. Днем он носил белую футболку с изображением Злого Койота и синие джинсы, на ночь надевал чистую футболку с тем же Койотом и черные пижамные штаны.