Читаем без скачивания Плотский грех - Колин Маккалоу

– Для Иви определенно, – вздохнул Кармайн. – Она должна была так поступить, верно?

– Слишком горда, чтобы поступить иначе, – сказала Делия.

– И СМИ не получат своего судебного процесса.

– За что, я уверена, братья могут ее только благодарить. – Внезапно Делия воодушевилась. – Волосы! Бьюсь об заклад, лезвие было спрятано у нее в прическе: она пользовалась лаком, поэтому волосы держали форму – кто бы заметил? При обыске ищут шнурки, пояса, ремни.

Кармайн встал, чтобы разбавить свой напиток содовой.

– Что ж, сделанного не воротишь, надеюсь, ее бедная душа успокоилась.

– Я надеюсь, что сейчас она находится в более добром мире, – сказала Делия.

Вторник, 2 сентября 1969 года

На долю Руфуса выпало сообщить доктору Джесс тяжелую весть об Иви, но он не очень спешил, и, прежде чем это сделал, им с Ра передали новость о самоубийстве. Эйб лично явился сообщить новость братьям, и не прошло и десяти минут, как позвонил Энтони Бер, предлагая им свои услуги в судебном процессе против округа Холломан за преступную халатность. Трубку взял Руфус.

– Мистер Бер, – сказал он усталым голосом, – идите вы на хрен. – И тихо повесил трубку.

Поскольку Эйб в это время еще не успел уйти, он смог передать эту отповедь комиссару.

Джесс озадачило, что именно Руфусу Ингэму понадобилось ее увидеть, но она была не особенно занята и сказала, что с радостью примет его в любое время. От офиса при входе гостя проводил Уолтер Дженкинс, который испытал затруднение относительно того, к какой категории отнести посетителя, учитывая его макияж, грациозность движений и природный налет аристократизма. Когда Руфус настоял на том, чтобы уединиться с Джесс, Уолтер ощетинился. Но она явно хорошо знала и любила гостя, поэтому Уолтер ретировался в свою комнату и стал думать о другом.

Джесс, одинокая жизнь которой совсем осиротела, горько рыдала.

Выплакавший все свои слезы, Руфус утешал ее, как мог, и ждал, пока пройдет первый пароксизм горя. У Джесс это заняло не так много времени: она умела держать себя в руках, голова всегда управляла ее сердцем.

– Это было явно наилучшим решением, – сказал он.

– О да. Думаю, я плачу о ее боли.

– Как и все те из нас, кто знает. Как много она тебе рассказала?

– Достаточно. Но я считаю, что ее смерть – это способ передать послание тебе и Ра.

Его лицо просветлело, он выпрямился.

– Расскажи мне, пожалуйста!

– Послание о том, что она искупила вину. О том, что вы двое должны перестать думать, кем и чем являлся ваш отец. Да, она знала, что Айвор был отцом вам обоим! Предательством по отношению к ней будет теперь продолжать жить с чувством вины из-за того, что ваш отец был порочным человеком. В ноябре вам исполняется сорок лет – это немало, Руфус. Просыпайтесь каждый день с сознанием отпущенных грехов, а не с ощущением оскверненности. Вот что она хотела сообщить.

– Она тебе все рассказала!

– Много лет назад, когда мы только познакомились, Иви надеялась, что я найду маленький участок мозговой ткани и помечу его как «отцовское генетическое наследие», но мне пришлось ее разочаровать. Я сказала ей, что этот код находится в каждой без исключения клетке тела и не может быть искоренен после того, как яйцеклетка оплодотворена. Это явилось для нее ударом – она так любила вас обоих!

– Да, уж это-то мы знаем. – Руфус закрыл глаза, словно от боли.

– Поэтому она пришла к решению истребить таким способом дурные гены. Пришла не в процессе логических рассуждений и даже не игрой воображения. Я полагаю, что Иви приняла все наследственные грехи на свои плечи и попыталась свести их на нет, – в конечном счете, уничтожив их вместе с собственной жизнью. Вы с Ра должны продолжать жить как безгрешные люди.

– В этом нет смысла! – воскликнул Руфус.

– Он не обязательно должен быть. Что есть, то есть.

Руфус ушел, и Джесс не стала кнопкой звонка вызывать Уолтера из его комнаты; она чувствовала себя не в состоянии совладать с Уолтером, пока не совладает с собственными эмоциями – о, Иви! Было нетрудно понять, почему Иви выбрала такой способ убийства; он навлекал на жертву огромные страдания в течение долгого времени и без единой капли крови. Даже кастрация была сравнительно бескровной. Как все крупные люди, Иви росла быстрыми рывками, требующими больших количеств пищи, которой отец ее лишал. В детстве Иви постоянно голодала; Айвор не ограничивал только воду. «Когда-нибудь, – подумала Джесс Уэйнфлит, – я напишу научную работу об Иви Рамсботтом. Там будут содержаться факты, которых не знают ни ее братья, ни Холломанское полицейское управление, потому что именно мне Иви поверяла свою жизнь, рассказывала о том, что любила, что ненавидела, о своих убийствах. – Она кисло усмехнулась. – Только вообразите себе этих смехотворных копов, думающих, что я, Джессика Уэйнфлит, когда-нибудь выдам то, что доверено мне на условиях профессиональной конфиденциальности! Им сначала придется вздернуть меня на дыбу, а никто в правоохранительных органах этого больше не делает, хотя есть двое обитателей ХИ, которые так поступали».

– Теория о том, что под пыткой у подозреваемого можно получить признание, абсурдна, – с улыбкой сказала Джесс Уолтеру, когда тот принес ей кружку кофе.

– Да? – спросил он, усаживаясь. – Расскажи подробнее.

– Были времена, когда подозреваемых подвергали суровым испытаниям болью, чтобы вырвать у них признания, – продолжила она. – Похоже, тем, кто применял пытку, не приходило в голову, что физическое страдание производит больше лжи, чем правды. Хотя мне кажется, им это было уже известно. Им просто нравилось причинять мучения. Люди признавались для того, чтобы прекратить боль. – Джесс улыбнулась. – Властители знали, что на самом деле просто взращивают хищника, который умственно и физически наслаждается актом пытки. Лишь недавно пытка приобрела дурную репутацию.

– Есть ли какие-то причины, оправдывающие пытку? – поинтересовался Уолтер.

– Абсолютно нет, Уолтер. Наслаждение причинением боли – это один из первичных признаков психопатии.

– Потому-то перед операцией дают анестетик?

Джесс фыркнула.

– Тебе это прекрасно известно. К чему ты клонишь, Уолтер?

– О, я не знаю, – туманно ответил он. – Я просто поинтересовался.

– Ответ лежит в человеческой доброте и в просвещении.

– Ты веришь в просвещение? – спросил он.

– Полностью, без ограничений.

– Из-за Бога?

Джесс хотела рассмеяться, но сохранила бесстрастное лицо.

– Бог – это утешительный миф, мой друг. Если и существует Бог, то это Вселенная. Вознаграждение и наказание – это человеческие понятия, а не божественные.

– Вот почему Роуз тебя ненавидит.

– Как интересно! Я и не подозревала.

– Есть много такого, о чем ты не подозреваешь, Джесс. Вот почему я стараюсь присутствовать в общей комнате, когда персонал устраивает там перерыв на кофе. За исключением доктора Мелоса, все они думают, что я просто чокнутый, и свободно разговаривают.

– Умный Уолтер! – восхитилась она. – Когда у меня будет больше времени, можешь рассказать мне о своих впечатлениях.

Его лицо просияло:

– Это было бы хорошо, Джесс.

Джесс кольнул укор совести, она сокрушенно вздохнула:

– О, мой дорогой, дорогой друг, я действительно тебя забросила! Как бы я хотела, чтобы ты был единственным моим пациентом, но есть около сотни других, ни один из которых не представляет для меня такого интереса и важности, как ты.

И тогда Уолтер это сделал – он улыбнулся! Широкой, во весь рот улыбкой. Застыв в своем кресле, Джесс улыбнулась ему в ответ.

Уолтер улыбнулся! Открылись шлюзовые ворота, обрушивая поток туда, где раньше была лишь сухая и бесплодная долина. Не только мысли, но и эмоции изливались наружу, вперемешку, как и следовало, – и ликование Джесс достигло наивысшей степени. Вот уже более тридцати месяцев она расценивала Уолтера как свой триумф, считая, что он достиг пика и остановился в развитии. Улыбка свидетельствовала, что он не остановился, и изощренность некоторых его последних действий говорила, что он может развиваться даже в геометрической прогрессии.

– Сейчас ты счастлива, – заметил Уолтер.

– Если и так, Уолтер, то лишь благодаря тебе.

Погреб Иви Рамсботтом не походил на хирургический рай с кондиционированием воздуха; то, что он удовлетворял условиям проживания, было поразительно в каком-то смысле, но логично в другом. Он не вязался с утонченностью Иви, в то же время в ней оказалось достаточно от Айвора, чтобы сконструировать пригодный тайник.

Пол Бахман считал, что Иви соединила склеп с водопроводом и канализацией, затем собственноручно обила его войлоком. Вентиляционное отверстие имелось там с самого начала. Она также заменила крошечный лифт крупногабаритным креслом, очевидно, для того, чтобы иметь возможность туда спускаться и сидеть, наблюдая страдания жертвы. Обнаружив в одной из ванных комнат кресло, похожее на электрический стул, криминалисты вычислили, что Иви регулярно усыпляла свою жертву, затем приносила человека наверх, в ванную комнату, чистила, купала и брила его, даже подкрашивала корни волос. Как только жертва становилась слишком слаба, Иви прекращала свои манипуляции. В конце концов она переправляла тело в то место, где нелегально сваливали мусор, – выбрасывала его там, как дохлое животное.