Читаем без скачивания Предел Спасения - Дэн Абнетт

Далин встал по стойке смирно.

— Никаких оправданий, сэр.

Гаунт снова посмотрел на Феликса и его телохранителя.

— Никаких оправданий, но они, возможно, не сотрудничают, так ведь? Ты говорил им идти к бункерным палубам?

— Да, сэр.

Гаунт пристально посмотрел на Маддалену.

— Делай свою работу.

— Что происходит? — спросил Феликс.

Гаунт бросил на него взгляд.

— Мы в бою.

— Я ничего не могу увидеть.

— Конечно, не можешь! — резко сказал Гаунт.

— Сколько кораблей? Мы побеждаем? — спросил Феликс.

— Иди в бункер, сейчас же!

— Что ты собираешься делать? — спросил Феликс. — Разве ты не должен быть в каком-то важном месте?

Гаунт замешкался.

— Иди в бункер, — проворчал он.

— Святой Трон! — выпалил Далин.

Снаружи можно было что-то разглядеть. В то время, как они до этого разговаривали, что-то медленно увеличивалось, заполняя иллюминаторы. Они, в самом деле, неправильно поняли масштаб, только с другой стороны. Чернота, на которую они смотрели, была неосвещенным бортом другого корабля. Теперь это изменилось, пока они летели мимо него. Они видели, где суровый свет охватывал верхнюю часть корпуса и орудийные башни, видели светящиеся линии расплавленных мест, где были вырваны обширные секции палубы. Облака обломков, как блестки, заполнили пустоту. Безжалостные ленты истекающей энергии вырывались из поврежденных силовых установок в обнаженных внутренностях корабля. Куски бронированного корпуса проплывали мимо, медленно и лениво вращаясь. Они были прямо рядом с другим кораблем, но были в его тени и слишком близко, чтобы увидеть его раньше.

Другой корабль был подбит и почти мертв. Он выглядел, как горящий улей, увиденный с воздуха.

— Я провожу их к бункеру прямо сейчас, сэр, — сказал Далин.

Они все повернулись, когда услышали звук. Резкий, отрывистый хлопок, который шел со стороны транспортных палуб, трескучий щебет, который для всех миров Империума звучал, как оружейный огонь.

— Вот теперь, встаньте позади меня, — сказала Маддалена.

Плазменные двигатели выходили за допустимые рабочие пределы. Безмерно старые, и отремонтированные больше раз, чем Спайка мог себе представить, они просто не могли больше развиваться максимальную тягу от холодного состояния или состояния низкой энергии в короткие сроки.

Корпус тоже не был готов к этому. Высочество Сир Армадюк никогда не был элегантным или грациозным кораблем, даже в свою юность, тысячелетием раньше. Он был упрямым и крепким, не проворным.

Корпус, изогнутый экстремальными перегрузками маневра, который Спайка пытался выполнить, кричал от боли. Члены экипажа, особенно подключенные проводами сервиторы и сервы, кричали, когда волны техно-эмпатической боли охватывали их. Некоторые упали замертво. Череп из стали и пластека высокофункционального сервитора на соседнем посту взорвался в брызгах искр, хлопок давления сдвинул металлические пластины на нижней части черепа, открыв кости и следы органики Имперца, который лишился права на собственную жизнь и был приговорен на аугметическую службу во Флоте множество стандартных жизней назад. Почерневшие заклепки и желтые зубы рассыпались по полу. Ассистент техника с фарфоровым лицом лежал рядом с увеличительной консолью, как будто спал. Он рухнул в позу эмбриона и умер, не открыв свою оптику. Массивный сервитор, грузчик в верхнем переднем артиллерийском складе правого борта, испытал какой-то цереброваскулярный криз, и разбил свою укрепленную голову о стену снарядного бункера. Огромное напряжение запустило судорожный припадок в прецизионном дроне, обслуживающем стратегиум, и его тонкие сенсорные конечности начали трястись так быстро, что стали похожи на жужжащую пташку.

Спайка игнорировал потери. Он не обращал внимания на рвущиеся швы внешней брони, на соединения внутреннего каркаса, на отсеки корпуса. Он не обращал внимания на атмосферные сбои в четырех отсеках, частичное или полное отключение света, утечку энергии, когда доступные ресурсы были перенаправлены к материальным двигателям или на починку щитов. Он не обратил никакого внимания на ряд иллюминаторов, которые вылетели наружу вдоль изгибающегося хребта корпуса и открыли подпалубу 118 жесткому вакууму. Он игнорировал критические предупреждения, которые моргали в верхней части двигательной консоли, предупреждения о том, что неистовые, раскрасневшиеся плазменные двигатели были близки к отказу и отключению.

Именем Золотого Трона Терры, он никогда не видел, чтобы на капитанской консоли горело так много тревожных огоньков одновременно. Он понимал, что у него была полоса выживания, которую можно было измерить миллисекундами.

Армадюк не мог опередить торпеды, несущиеся от Оминатора. Он мог только надеяться, что боеголовки сначала найдут что-то еще.

— Да простит меня Бог-Император, — сказал Спайка.

Раскаленные добела двигатели Армадюка повернули корабль позади накренившейся громады подбитого Бенедикамус Домино. Разбитый корпус раненого фрегата заслонил корабль Спайки.

Спайка понимал, что на Домино оставались, весьма вероятно, десять или пятнадцать тысяч все еще живых членов экипажа. Но Домино было поздно спасать. Армадюк был все еще жив.

Тридцать боеголовок хлынули дождем на правый борт переворачивающегося корабля, который был повернут боком на пути врага первым ударом. Оставались только клочки щита. Две торпеды сдетонировали, когда влетели в плотное, блестящее поле обломков, которое заполнило вакуум рядом с Домино, как кровавое пятно рядом с плывущим телом. Еще одна сработала, когда ударилась о твердый, спрессованный выброс газов, струей вырывающихся из разорванного корпуса Домино.

Все три взрыва, миниатюрные взрывы звезд, слишком яркие, чтобы смотреть на них, исчезли в тот момент, когда остальные двадцать семь боеголовок столкнулись с корпусом. Концентрические кольца ударных волн и избыточного давления пересекались и искривляли материал корпуса, как капли дождя, колышущие спокойную поверхность пруда. Свет расцвел, сверхновой, свирепым белым с красным оттенком, который прогнал прочь черноту пустоты подобно восходу и превратил Бенедикамус Домино в резко очерченный черный силуэт.

Фрегат погиб. Разрушение поползло по его структуре от точек взрыва, испаряя бронированную оболочку корпуса, съедая суперструктуру, счищая обшивку, как рыбную чешую. Волны жидкого пламени хлестали и бурлили на каждой палубе, а затем проедали их насквозь. Огненные шторма хлынули в соединительные шахты и колодцы, кипели в системах жизнеобеспечения и сжигали утекающую атмосферу корабля. В течение секунды после удара, гейзеры огня и ударные волны от взрывов стали выплескиваться с другой стороны корабля, как выходные раны, разрывая закрытые ставнями иллюминаторы, шлюзы транспортных палуб,