Читаем без скачивания Девочка в красном пальто - Кейт Хэмер

– Здравствуй, Флора, – прошептала я, и, конечно, никакая это была не бомба, а младенец, обессилевший после тягости рождения. – Будь счастлива, Флора, будь счастлива.

Когда они втроем покидали больницу, я стояла на крыльце и махала им, а потом вернулась к своим заботам, мелким делам: напоить среди ночи лежачего больного, расправить скомканные простыни, вынести судно, чтобы поддержать гигиену и спасти человеческое достоинство.

Когда я ехала домой после смены, вставала алая заря, и я представляла себе – сзади сидит Кармел, мы вместе могли бы возвращаться домой. Вернется ли она? Нет, не в этот раз. Так когда же? Я бросила ключи в медное блюдо у входа и мельком взглянула на себя в зеркало. Волосы: короткий боб, деловая стрижка соответствует профессии медсестры. Лицо: более худое, чем прежде. Деньги, которые я теперь зарабатывала, позволили мне заняться домом. Я купила краски и покрасила стены на первом этаже в теплый дынный цвет. Ей понравится этот цвет.

Наверху, в комнате Кармел, я вписала на карту имя «Флора» ярким фломастером. Джек, Флора, Грэм – новые имена на карте, и я отметила про себя, как разветвляется, усложняется, преобразуется схема по мере того, как вбирает в себя новых людей и новые места.

Я оглядела комнату, вспомнила свою спальню в родительском доме. Каждый вечер, отправляясь спать, я останавливаюсь на лестничной площадке возле комнаты Кармел. Обычно я не открываю дверь, но иногда захожу и рассматриваю ее одеяло, ее сложенные футболки, ее рисунки, ее книги, нежно глажу их. Разворачиваю папиросную бумагу и смотрю на новые красные туфли. Раз они со мной, она не может уйти от меня навсегда.

47

Весь день я сгораю от желания прочитать письмо, но не могу выбрать момент, потому что дедушка все время рядом. Кроме того, наш фургон сломался. Авария случилась прямо посреди дороги, в чистом поле.

Мы вылезаем из машины, в последний момент я прихватываю одеяло на случай, если дедушка захочет присесть отдохнуть.

– Давай притормозим какую-нибудь попутку и попросим помощи, – предлагаю я.

Дедушка останавливается.

– Этого нельзя делать! Откуда мы знаем, кто в машине – друг или враг. Нет, я помню, тут неподалеку, в нескольких милях, есть город. – Он дергает головой в сторону каких-то холмов. – Мы там попросим помощи.

Мы бредем по дороге, и я думаю – может, он и прав, потому что, когда редкие машины проезжают мимо, люди из них смотрят на нас такими глазами, словно думают про себя: «бродяги, шаромыжники», как говаривала Дороти.

Вокруг тихо и пустынно, так что делается даже страшновато, а небо как будто давит на нас. Холмы начинают чернеть. Я иду следом за дедушкой, шаг в шаг. Я думаю: мы двое ковыляем среди этих холмов, как два разбойника, скованных одной цепью. Даже если бы я раздобыла самую острую в мире пилу, я не смогла бы перепилить эту цепь. Эта цепь страшной тяжестью висит на моих ногах, не дает жить.

Я решаю смотреть только на дедушкину спину, большую и неуклюжую в черном пальто. На толстой ткани начинают образовываться пятна от холодных капель.

– Ты что-нибудь видишь? – спрашиваю я в конце концов.

Он смотрит вперед.

– Не очень, но виднеются огни.

Я выступаю из-за его спины и смотрю вдаль. Там и правда мигают яркие огни, но ясно, что они находятся очень-очень далеко от нас.

– Похоже, тут расстояние гораздо больше, чем несколько миль. Может, нам лучше выбрать другой путь? Вернуться в тот город, откуда мы уехали.

– Нет, что ты! Он еще дальше, и потом, разве можно входить в него без машины и без оружия. На нас могут напасть. Нас могут избить и ограбить.

– Могут. Что ж, тогда идем дальше.

И мы идем, наши следы отпечатываются на обочине дороги. Мне почему-то это приятно, что мы оставляем какой-то след. Мы отходим подальше от дороги, когда приближается какой-нибудь автомобиль, и стоим неподвижно, пока он не проедет, чтобы нас не заметили. Дедушка идет все медленнее и медленнее, от хромоты все его тело содрогается, капли на его пальто раскачиваются, как сотни ребятишек, повисших на своем любимом папочке.

– Додошка, давай я пойду впереди. Ты голову повесил и ничего не видишь, кроме своих ботинок.

– Я больше не могу, – стонет он. – У меня нет сил. Давай устроим привал.

– Давай. Отдохнем, и тогда, может быть, к тебе вернется твоя энергия, и мы сможем идти дальше. А может, возвратимся в фургон, там переночуем, а утром подумаем, как дальше быть?

– Нет, у меня нет сил, – повторяет он. – Я больше не могу сделать ни шага. Нога горит огнем. Нам нужно помолиться. Никогда мы не нуждались в помощи так, как сейчас.

Я вижу его лицо в закатном солнце, оно перекошено от боли. И мне становится не на шутку страшно, мы ведь здесь совсем одни.

– Давай, садись тут, с краю, – говорю я, и дедушка с трудом усаживается на траву. Устраиваясь, он держится за мою руку, чтобы не упасть.

– Вот ведь как дела обернулись, Кармел. Нас подвергают жестоким испытаниям. А все ведь могло быть иначе. Когда я думаю, как все могло бы сложиться…

– Нам нужно помолиться, ты сказал, – напоминаю я ему, потому что он отвлекся. – Будем просить о помощи?

– Да, да. Только…

– Что?

– У меня совсем не осталось сил. Не могла бы ты произнести молитву вместо меня? Только в этот раз?

Я думаю с минуту. Это, конечно, нарушает наши обычаи.

– Хорошо, попытаюсь. По-твоему, это поможет?

Я присаживаюсь рядом с ним, чтобы он мог сжать мои ладони между своими. Я знаю, что он любит так делать, и думаю, что он пытается при этом украдкой ухватить частицу моей целительной энергии, но мне не жалко, пусть.

– Просто говори, что тебе подсказывает сердце, – просит он.

Я закрываю глаза.

– Дорогой Бог. – Я напряженно думаю, что же сказать. – Иногда ты делаешь этот мир таким, что в нем очень трудно жить. Если можешь, пошли, пожалуйста, нам новый грузовик. И несколько долларов нам тоже не помешают.

Потом я молчу какое-то время, потому что прошу о встрече с Нико и не хочу, чтобы дедушка слышал эту часть молитвы. Потом я открываю глаза – дедушка смотрит на меня, и вид у него крайне недовольный.

– Это не слишком благочестивая молитва.

– Но ты же сам велел – говори, что подсказывает сердце.

– Ты не смеешь требовать у Бога земных вещей, словно обращаешься в службу доставки. Бог – это тебе не торговый каталог. И собственного гаража у него нет.

– Ну ладно, давай попробую еще раз, – вздыхаю я.

– Нет, я думаю, с тебя хватит.

– Но…

У меня вдруг возникает желание помолиться о маме, но я не хочу ему говорить об этом. И признаваться, что мне кажется, будто она видит нас сейчас, хотя я и понимаю, что это невозможно.

– Хватит молитв на сегодня. Я не уверен, что Богу вообще угодно слушать такие вещи.

Я решаю отложить свою молитву и помолиться о маме позже. Я поднимаюсь с корточек и тут кое-что замечаю.

– Смотри, Додошка, смотри! Там канава, у тебя за спиной.

Мы вовремя перестали молиться: если бы продолжали еще какое-то время, то стало бы совсем темно и я бы не заметила эту канаву.

Никогда в жизни я не приходила в такой восторг при виде канавы. Я прыгаю в нее, присаживаюсь на корточки и ощупываю дно.

– Тут сухо. Совершенно сухо. – Я выпрыгиваю обратно. – Мы можем здесь устроиться на ночь.

Дедушка, похоже, доволен тем, что за него решают, что делать.

– Ну что ж, давай, если ты так считаешь, дитя мое.

Я помогаю ему спуститься в канаву. На дне даже растет что-то вроде папоротника, так что мы будем спать не на голой земле. Я закутываю его в одеяло, а уголок сворачиваю, чтобы получилась подушка ему под голову. Он так устал, что засыпает в то же мгновение, как только вытягивает ноги. Я помню про письмо, но побаиваюсь его достать. Наконец решаюсь и тихонечко лезу в карман. При звуке разрываемого конверта он начинает ворочаться и что-то бормотать во сне, я замираю. Но я должна хотя бы взглянуть, от кого письмо. Поэтому я жду, пока он заснет покрепче, и надеюсь, что к тому моменту еще не стемнеет окончательно и хватит света хоть что-то разобрать.

И вот, наконец, когда он захрапел, я читаю:

«Розовый дом

Дуранго

Чихуахуа

Мексика

Дорогая Кармел!

Я очень надеюсь что ты получишь мое письмо. Я разослала целых десять штук по разным местам где мы обычно останавливались. Может хоть одному письму повезет и оно попадет в твои руки.

Ой Кармел ты видишь как хорошо я пишу теперь? Я сделала все чтобы продолжить занятия. И вот теперь я довольно хорошо пишу и читаю по-английски и по-испански. Я часто вспоминаю тебя Кармел.

Мама купила нам дом тут. У него два этажа. Цвет у него темно-розовый. Это самый яркий дом в городе. Люди всегда называют его когда объясняют как пройти. Говорят поверните направо у розового дома или поверните налево у розового дома. Это потому что наш дом стоит на перекрестке. Мама говорит она получила все о чем только мечтала и теперь никогда в жизни не будет никому прислуживать сыта по горло. Наш папа хотел вернуться к нам когда узнал что у нас дом. Сидел под окнами три целых дня пока мама не облила его со второго этажа кипятком. Он и убежал с воем по улице. Он был такой злой. Я подумала что нам снова придется прятаться от него как раньше. Но мы больше его не видели. Мама говорит она живет как в раю. Она разводит цветы перед домом а за домом помидоры. Иногда я вижу тебя во сне. Один раз ты приснилась мне животным которое умеет говорить. Но только я не разобрала какое животное.