Читаем без скачивания Черное кружево - Дженнифер Блейк

— Но сейчас? Когда твои надежды не оправдались и ты упала духом? Фелисити…

О том, что он собирался сказать дальше, оставалось только догадываться, ибо в эту минуту в дверях появился Пепе. Однако потом они оба испытывали какое-то неясное и в то же время томительное желание. Этого оказалось достаточно, чтобы ночью, когда они лежали в постели, Фелисити протянула руку через разделяющее их пространство и ласково провела пальцами по груди Моргана, как будто желая привлечь его к себе.

Он затих. Фелисити ощущала ладонью биение его сердца, но при этом не могла понять, дышит он сейчас или нет. Она заскользила рукой по волосам на груди, по твердому и плоскому животу. Наконец Морган медленно и глубоко вздохнул. Этим порывом чувств Фелисити двигала благодарность и сознание необходимости исполнить долг чести, но в то же время она ощущала, как внутри ее быстро нарастает предвкушение удовольствия. Она придвинулась ближе к Моргану, приподнявшись на локте, так что золотистое покрывало из шелковистых душистых волос накрыло их обоих. Фелисити прикоснулась к его губам, в то время как ее пальцы дотронулись до теплой и напряженной мужской плоти.

Подняв руку, Морган запустил пальцы в ее волосы, а другой обнял, проводя ладонью по бедрам. Сладостная и трепетная истома охватила их обоих, когда они крепко прижались друг к другу в темноте этой ненастной ночи. Их вздохи, казалось, слились воедино, когда они с какой-то непонятной осторожностью постепенно привыкали к этому слепому ощущению, пока его тепло и тайна не проникли в их кровь. Сжимая Фелисити в объятиях, Морган вошел в нее, связывая их обоих цепью наслаждения. Их тела двигались вместе до тех пор, пока не достигли томного безумного экстаза. Порывы становились все неистовей, а руки Моргана теперь сжимали Фелисити словно два стальных обруча. Он перевернулся, оказавшись сверху, и вошел в нее еще глубже, заставив каждый ее нерв затрепетать от острого наслаждения, накатывающегося волнами.

Фелисити ощущала, как экстаз все сильнее охватывает ее, словно бурный темный поток. Он поднимался все выше, постепенно приближая ее плоть к невидимому взрыву. Он наполнял ее, окружал со всех сторон, затягивал в напряженную пучину, черную как ночь. Она вцепилась Моргану в плечи, обхватила ногами его изборожденную шрамами спину, и единственное, что позволяло ей благополучно преодолеть эту бездонную пропасть, было ощущение того, что она сейчас не одинока.

Потом они лежали в той же позе, в которой им довелось испытать блаженство, прислушиваясь к собственному тяжелому дыханию. Широко открыв невидящие глаза, Фелисити чувствовала, как ее исподволь охватывает тревога. Каким простым представляла она раньше соединение мужчины и женщины.

Возможно, это действительно было так для некоторых людей. При других обстоятельствах, с другим мужчиной и в другое время она, может быть, не пережила бы ничего подобного. Однако сейчас, рядом с этим ирландским наемником испанцев Морганом Маккормаком, желание плоти стало поистине опустошающим. Мысль о том, что она сама заставила считать это наслаждение пороком, который необходимо терпеть, не приносила ей облегчения. Конечно, она могла найти и другие оправдания. Негодование тоже сыграло свою роль, так же как ненависть и страх. Только что они могли изменить? Да и изменится ли вообще что-нибудь?

Фелисити долго лежала неподвижно, пытаясь уснуть, но сон не приходил. Даже когда ей это наконец удалось, она так и не смогла отдохнуть, потому что ее все время преследовали опустошающие и изнуряющие кошмары. Поэтому, увидев, как в комнату начал пробиваться утренний свет, она испытала чувство, близкое к облегчению. Судя по тому, с какой преувеличенной энергией Морган соскочил с кровати и стал надевать мундир, он пережил этой ночью те же самые ощущения.

Вопреки установившейся традиции он надел шпагу, не успев позавтракать.

— Ты уже уходишь? Так рано? — тихо спросила она.

— Ничего не поделаешь. О'Райли приказал всем явиться на службу. Сегодня в городе усилят патрули, а к казармам, где держат арестованных, и на Оружейную площадь пошлют несколько специальных нарядов.

Фелисити села на кровати, прикрыв грудь покрывалом.

— Он, конечно, не ожидает, что жители поднимут восстание?

— Такую возможность никогда нельзя сбрасывать со счетов. Арестованным сочувствуют даже некоторые испанские офицеры, оставшиеся здесь после бегства Уллоа: Наварро, Гайарре и Лойола.

— Неужели… казнь будет публичной?

Морган поправил шпагу и взял камзол.

— Как еще можно показать людям, что не следует бросать вызов испанской короне?

— О да, конечно. Для устрашения казнь следует устроить в тот час, когда на площади соберется как можно больше людей.

— Время еще не назначено. Негр, который обычно исполняет обязанности палача, на сей раз отказался, поэтому придется искать кого-нибудь еще. Ты, конечно, не собираешься туда идти?

— Почему же? Эти люди — друзья моего отца.

— Такое зрелище вряд ли доставит удовольствие женщине.

Она наградила Моргана холодным взглядом.

— Если я туда пойду, так это вовсе не ради зрелища, а по той же причине, почему люди сидят у постели умирающего, чтобы он не оставался одиноким.

— Как тебе будет угодно. — Морган потянулся за треуголкой, висевшей на гвозде. Потом он несколько минут вертел ее в руках, с задумчивым выражением лица глядя на колышущуюся золотую бахрому.

Если он обдумывал, как еще ее предупредить, он нашел неплохой способ. Приблизившись к кровати, Морган горячо поцеловал Фелисити в губы и, быстро повернувшись на каблуках, вышел из комнаты.

В этот день время, казалось, тянулось невероятно медленно. Фелисити несколько раз посылала горничную Мари узнать, что происходит на площади перед церковью. Всякий раз девушка возвращалась с одним и тем же ответом: ничего, никаких признаков деятельности. Казнь пришлось отложить из-за поисков нового палача. Поскольку исполнить его работу никто так и не согласился, незадолго до полудня было принято решение заменить повешение расстрелом, и О'Райли сразу подписал необходимые распоряжения.

Мари вернулась с очередной новостью. Говорили, что О'Райли, потому ли, что его стала мучить совесть, или ему, возможно, захотелось показать себя гуманным человеком, дал понять, что не слишком огорчится, если Нойан, племянник Бьенвилля, исчезнет из камеры. Однако Жан Батист Нойан как настоящий герой отказался принять столь бесчестное освобождение в то время, как его земляки останутся в неволе. Он предпочел умереть вместе с друзьями.

Когда в городе наконец началось движение, оставаться в неведении стало практически невозможно. Топот шагов солдат, стекавшихся к центру, и громкие слова команд могли встревожить любого, за исключением глухих и слепых.