Читаем без скачивания Император - Георг Эберс

От него Антиной узнал, где находится больная Селена, о которой он думал всегда.

Антиной уже не застал ваятеля в мастерской.

Желание поговорить с матерью привело Поллукса в домик привратника, и теперь он стоял перед нею и, оживленно размахивая длинными руками, рассказывал ей откровенно все, что пережил в прошлую ночь.

Его рассказ звучал словно ликующая песня, и, когда он заговорил о том, как праздничная процессия увлекла его вместе с Арсиноей, Дорида вскочила со стула, захлопала своими маленькими пухлыми руками и вскричала:

— Вот это веселье, вот это радость! Так и я летала тридцать лет тому назад с твоим отцом.

— Не только тридцать лет тому назад, — заметил Поллукс. — Я еще совсем хорошо помню, как ты однажды во время больших дионисии104, охваченная могуществом бога, со шкурой косули на плече мчалась по улице.

— Это было хорошо, это было прекрасно! — вскричала Дорида с блестящими глазами. — Но тридцать лет тому назад это было еще иначе. Я уже однажды рассказывала тебе, как я тогда с нашей служанкой пошла на Канопскую улицу, чтобы посмотреть большую праздничную процессию из дома тетки Архидики. Мне было нелегко идти, так как мы жили у театра. Мой отец был театральным смотрителем, а твой принадлежал к числу главных певцов хора. Мы спешили, но разный сброд задерживал нас, а пьяные парни лезли и заигрывали со мною.

— Да ведь ты и была красива, как розанчик, — прервал ее сын.

— Как розанчик, но не как твоя великолепная роза, — отвечала старуха. — Во всяком случае, я была настолько красива, что переодетые парни, фавны и сатиры и даже лицемеры-киники в разорванных плащах считали нужным смотреть мне вслед и получать удары по пальцам, когда пытались потащить меня с собой или украдкой поцеловать. Я не заглядывалась на красавцев, потому что Эвфорион уже успел околдовать меня своими пламенными взглядами — не словами, так как меня держали строго и ему никогда не удавалось поговорить со мною. Дойдя до угла Канопской и Купеческой улиц, мы не могли идти дальше, потому что там столпилась масса народа и с воем и ревом смотрела на бесновавшихся клодонских женщин, которые вместе с другими менадами в священном исступлении разрывали козла зубами. Меня приводило в ужас это зрелище, но я все-таки была принуждена смотреть и кричала и испускала радостные восклицания подобно другим. Моя служанка, к которой я прижалась в страхе, была тоже охвачена бешенством и потащила меня в середину круга вплотную к кровавой жертве. Тогда на нас бросились две исступленные женщины, и я почувствовала, как одна из них обхватила меня и старается повалить. Это было страшное мгновение, но я храбро защищалась и стояла еще на ногах, когда твой отец кинулся ко мне, освободил меня и увлек с собою. Это было похоже на один из тех блаженных снов, во время которых мы должны сжимать свое сердце обеими руками, чтобы оно не разорвалось от восторга или не улетело к небу и прямо на само солнце. Я пришла домой поздно вечером, а в следующую неделю сделалась женою Эвфориона.

— Мы проделали все по вашему примеру, — вскричал Поллукс, — и если Арсиноя окажется такою же, как моя старушка, то я буду доволен.

— Весел и счастлив, — прибавила Дорида. — Будь здоров, отгоняй печаль и заботу, исполняй свои обязанности в будничные дни, а в праздничные весело напивайся в честь Диониса. Тогда все пойдет к лучшему. Кто делает то, что он в состоянии сделать, и наслаждается, сколько может, тот пользуется жизнью вполне и тому нет причины раскаиваться в последние часы. Что прошло, то прошло, и когда Атропос105 перережет нить нашей жизни, то на наше место придут другие и радость начнется снова. Да благословят их боги!

— Именно так! — вскричал Поллукс, обнимая мать. — И не правда ли, что вдвоем рука работает легче и человек вкушает радость существования лучше, чем в одиночестве?

— Это я и хочу сказать; и ты выбрал себе подходящую спутницу жизни! — вскричала старуха. — Ты ваятель и привык к простоте. Ты не нуждаешься в богатой жене. Тебе нужна только красавица, которая радовала бы тебя ежедневно, и ты нашел ее.

— Нет ни одной прекраснее ее, — прервал ее Поллукс.

— Нет, разумеется, нет, — сказала Дорида. — Сперва я остановила свое внимание на Селене. Она тоже недурна и образцовая девушка. Но затем подросла Арсиноя, и каждый раз, когда она проходила мимо, я думала про себя: «Она растет для моего мальчика». А теперь, когда она твоя, мне кажется, что как будто я сделалась такой же молодой, как твоя милая. Мое старое сердце прыгает так весело, словно его щекочут эроты своими крылышками и розовыми пальчиками. Если бы мои ноги не так отяжелели от вечного стояния у очага и у кадки с бельем, то, право, я подхватила бы Эвфориона под руку и помчалась бы с ним по улице.

— Где отец?

— Вышел. Он поет.

— Утром? Где же это?

— Тут есть одна секта, которая сегодня празднует свои мистерии. Эти люди платят хорошо, и он должен бормотать печальные песни за занавесом — какая-то чепуха, в которой он не понимает ни полслова, а я и того меньше.

— Жаль! Я желал бы поговорить с ним.

— Он вернется поздно.

— Но с этим можно еще повременить.

— Тем лучше; не то я могла бы передать ему.

— Твой совет стоит его совета. Я хочу отойти от Папия и встать на собственные ноги.

— Это хорошо. Римский архитектор говорил мне вчера, что тебе предстоит великая будущность.

— Я беспокоюсь только о бедной сестре и малютках. Так вот, если у меня в первые месяцы дела будут плохи…

— Так мы протянем эти месяцы сообща. Тебе уже пора самому пожинать то, что ты сеешь.

— Да, и пора не только ради меня, но также и ради Арсинои. Ах, если бы только Керавн…

— Да, с ним еще будет борьба.

— И жестокая, жестокая, — вздохнул Поллукс. — Мысль об этом старике смущает мое счастье.

— Глупости! — вскричала Дорида. — Только не предавайся бесполезным опасениям. Они почти так же гибельны, как терзающее сердце раскаяние. Найми себе собственную мастерскую, создай с радостным сердцем что-нибудь великое, что изумило бы мир, и я бьюсь об заклад, что старый желчный шут еще пожалеет, что разбил ничего не стоящую первую работу знаменитого Поллукса и не сохранил ее в своем шкафу с редкостями. Вообрази себе, что его вовсе нет на свете, и наслаждайся своим счастьем.

— Так я и буду делать.

— Только еще одно, мой мальчик.

— Что?

— Береги Арсиною! Она молода и неопытна, и ты не имеешь права склонять ее на то, чего не осмелился бы посоветовать ей, если бы она была невестою твоего брата.

Как только Дорида дала сыну этот совет, вошел Антиной и передал Поллуксу желание архитектора Клавдия Венатора, чтобы ваятель провожал его по городу.

Поллукс медлил с ответом, так как ему нужно было еще сделать кое-что во дворце и он надеялся в течение дня повидаться с Арсиноей. Без нее что могли обещать ему полдень и вечер после такого утра?

Дорида заметила его нерешительность и вскричала:

— Иди, иди же! Праздники существуют для того, чтобы наслаждаться ими. Может быть, архитектор даст тебе разные советы и будет рекомендовать тебя друзьям.

— Твоя мать говорит дело, — уверял Антиной. — Клавдий Венатор может быть очень обидчивым, но также умеет быть и очень благодарным. Я желаю тебе самого лучшего.

— Хорошо, я иду, — отвечал Поллукс вифинцу, так как его и без того привлекала властная натура Адриана, да и вообще он был не прочь погулять на празднике. — Я иду; но я должен, по крайней мере, сказать архитектору Понтию, что сегодня на несколько часов убегаю с поля битвы.

— Предоставь это Венатору, — возразил любимец. — Ты должен для него, для меня, а если хочешь, то и для себя самого, достать какой-нибудь забавный наряд и маску. Он желает нарядиться сатиром, а я должен присоединиться к праздничным шествиям в каком-нибудь другом наряде.

— Хорошо, — сказал ваятель. — Я сейчас иду и принесу что нам нужно. В нашей мастерской лежит пропасть уборов для свиты Диониса. Через полчаса я возвращусь со всем этим скарбом.

— Поспеши, — просил Антиной. — Мой хозяин не любит ждать. И притом… притом… еще одно…

Делая это предостережение, Антиной смутился и подошел совсем близко к ваятелю. Он положил ему руку на плечо и сказал тихо, но выразительно:

— Венатор очень близок к императору. Берегись говорить при нем что-нибудь кроме хорошего об Адриане.

— Разве твой хозяин соглядатай цезаря? — спросил Поллукс, недоверчиво глядя на юношу. — Понтий уже делал мне подобное предостережение, и если это так…

— Нет, нет, — поспешно прервал его Антиной, — но у них нет тайн друг от друга, а Венатор говорит много и не может ни о чем умолчать.

— Благодарю тебя; я буду осторожен.

— Постарайся. Я желаю тебе добра.

Вифинец протянул руку художнику с выражением теплого чувства в прекрасных чертах и с невыразимо грациозным жестом.