Читаем без скачивания ОАЗИС. Вторжение на Таймыр - Вадим Денисов

По окончанию разделки убитого зверя, освобожденную от шкуры голову медведя эвенки хорошим ножом отделяли от туловища у третьего шейного позвонка - именно там. В раскрытую медвежью пасть вставляли оструганный деревянный колышек - распорку, а в ноздри - веточки пихты. Как поясняют они сами, делалось это для того, чтобы медведь "никого не поймал". Мол, колышек ему мешать будет, пасть не закроется - вот и человека он схватить не сможет. Запашистые веточки пихты предназначались для того, чтобы медведь не учуял охотника.

Подготовленную к такому необычному "захоронению" голову необходимо было отнести от места разделки добычи примерно на пятьдесят метров туда, откуда зверь пришел.

Закреплялась голова на пеньке срубленного дерева на высоте около полутора метров. Голова зверя ориентировалась в направлении обратного следа медведя и в этом же направлении, на стоящих друг за другом деревьях рубили затесы на высоте несколько больше человеческого роста - по числу прожитых медведем лет. Говорили: "Так Амака (медведь на языке эвенков) свою тропу видит, по ней уходит, снова живой делается, на эвенков не сердится"…

На праздник продолжался не вечно.

К вечеру тундра как-то замерла, если не вымерла, на реке стихли все звуки, и даже деревья не шелестели листвой, хотя еще с час назад поднялся легкий ветерок. Любой слабый звук случайно упавшей ветки звучал неожиданно громко и тревожно.

Квест напрягся, придвинув к себе поближе ствол карабина, приставленного к столу, с тревогой посмотрел на Наташу. Та сразу все поняла, торопливо похватала со столешницы остатки еды и, цыкнув на дочку, потащила ее за руку в избу…

Когда Квест вошел в дом и запер укрепленную им дверь на прочный засов, Аленка привычно сидела тихо и не заплакала, уже зная, что означают такие моменты.

Человек, живущий в тундре, тайге или любой другой дикой местности, гораздо лучше чувствует постоянное присутствие опасности, чем люди, живущие среди людей, где они постоянно ощущают локоть соседа. В дикой природе отнюдь на абстрактная смерть караулит человека в каждом болотце, в каждом топком ручье или на осыпающемся обрыве, подточенном таявшей вечной мерзлотой. Кто знает, когда вот эта наклонившаяся сухая лиственница упадет на вашу яркую палатку, убивая все, что попадет под него? Смерть караулит человека на озерах, поднимая страшный шторм, на перекатах и отмелях, куда по ошибке вылетает моторная лодка, на водопадах и под скалами. У смерти есть помощники - неутомимые полевые хищники, голодные до остервенения. Зимой смерть буквально прописывается в тундре - холод, пурга, темень полярной ночи и полыньи коварных речек. Смерть летит с арктическим ветром, прячется в морозный туман.

И человек со стажем проживания в таких условиях все это чувствует.

Все это - природные риски… Но в тундре бывают опасности иррациональные, мистические, про них сложно говорить и спорить, зато легко думать и верить. Нет такого отшельника-тундровика, который хоть раз не замечал присутствия чего-то ч у ж о г о. Он не рассказывает об этом корреспондентам, предпочитая не будить лихо. Он просто знает - что-то зловещее и страшное бродит рядом.

Это - самые страшные опасности. Их не понимаешь.

Мрачные предчувствия, прозвучавшие в голосе и словах Квеста еще вчера (при первом серьезном разговоре с Наташей, в котором они пытались подвести итоги и обобщить узнанное), словно окутали хижину на долгие дни, и теперь маленькая девочка с каждым днем все более остро ощущала пугающее приближение чегото таинственного и неотвратимого…

- Ничего я не понимаю,- устало проговорила Наташа, и Донцов понял, что она имеет в виду. Молодая женщина подошла к окну, тихо смотрела на все еще ярко горевший во дворе костер, щурилась, вглядываясь вдаль, затем продолжила, уже не глядя на Квеста: - Вроде мы вчера что-то говорили, долго обсуждали… Или просто нафантазировали? Дима, у меня это всё в голове не укладывается!

- Я тоже не понимаю,- признался он, неловко садясь на широкий чурбачок возле другого окна.- У нас критически мало данных. Что-то я от людей слышал, а сегодня ночью и еще кое-что вспомнил, Андрей Донцов как-то рассказывал, а он полковник КГБ, к слову. Да и наш Игорь Лапин этими случаями вроде бы интересуется… Но я думал, что всё это лишь гипотетика.

- Но должны же быть какие-то объяснения? Как говорят, стройные версии. А то мне кажется, что вчера мы какие-то книги ужасов вспоминали…

- Зачем они нам с е й ч а с нужны, версии? - вопросом на вопрос ответил он.

- Что-то еще придумаем.

- У нас нет другого выхода, как следовать уже выработанным правилам, Ната… Этого пока вполне достаточно, - Квест говорил и слегка раскачивался вместе с ружьем, словно заклинатель змей. - Признаки, расстояние, серебро, в конце концов…

Он помедлил, вслушиваясь в свои слова: ужас какой, бредятина!

- Ладно, полезли наверх, - он прислонил лестницу к люку, но перед тем, как встать на нижнюю перекладину, еще уточнил по этому вопросу:

- Мы же не собираемся что-либо проверить или доказывать! Ната, пойми, это не наше дело. Экспериментировать тоже не будем, собственного опыта уже…

Он не закончил фразу. Она подошла и погладила его по руке.

Квест грустно покачал головой.

- Ты здоров, Димочка?

- Прекрасно себя чувствую. Особенно после запомнившихся на всю жизнь мук последних дней моего коленопреклонённого состояния… Ты это, - он запнулся, - просто вычеркни из памяти всё, что я тебе наговорил вчера, хорошо?

- Хорошо,- шепнула она, нежно целуя его в щеку, - забуду напрочь.

Но сам-то он не мог ничего забыть!

В тот памятный день они долго разговаривали, было о чем.

Для начала пришедшая в себя Наталья коротко рассказала о встрече. Оленя не видела, вообще никого и ничего не было видно-слышно, а потом был какой-то шум, ветки слегка задрожали, и почти сразу же чуть сбоку возник этот силуэт, двигающийся столь бесшумно и страшно. По большому счету, слитно подать картинку она не смогла, хотя это и не требовалось. Рассказ лишь послужил катализатором к воспоминаниям, оживлению мутных слухов и легенд, с недавних времен пустивших метастазу по всему Таймыру.

О пропадающих людях, о таинственных встречах, о каких-то новых зверях, их рассказчики предпочитали называть "тварями". Слухов было не много, и почти никто не относился к ним без какого-либо почтения, списывая услышанное на водку и недостаток закуски в полевых условиях. Всё это было похоже на новую моду, вновь родившуюся "страшилку" из собрания тундровых легенд. Димка в свое время наслушался такого, что удивить новыми выдумками его было трудно. Да и прошлые приключения наглядно показывали, что отнюдь не мистическое порождает наибольшие опасности даже в самых невероятных приключениях. Кто бы мог подумать, что когда-нибудь Квесту придется лоб в лоб столкнуться с первоисточниками этой мифологизации?!

Самым серьезным в рассказе Натальи было даже не описание твари, а то, что она прицельно стреляла и была абсолютно уверена, что минимум два раза попала.

Хоть бы хны подлюге!

А этого не может быть. В то, что тяжелая экспансивная пуля, способная остановить медведя, не смогла причинить этому чудовищу, кем бы оно ни являлось, ощутимого вреда, верилось с трудом. Не бывает так! Хоть дернется, хоть дрогнет перед тем, как отправится умирать подальше от стрелка.

И вот тут Квест вспомнил "про серебро".

Всю ту полную дурь от наиболее отмороженных рассказчиков, после третьей рюмки несущих нелепицы вроде: "Говорят, что этих сволочей только серебряной пулей можно отогнать, они лишь серебра боятся". Словно на Таймырских просторах людям начала попадаться не просто неведомая никому живность - загадка для зоологов, а какая-то настоящая н е ч и с т ь, зловещие Порождения Зла, Исчадия Ада, столь безупречно выписанные современными "ужастиковыми" романистами и воссозданными талантливыми голливудскими кинорежиссерами! Он именно такое уже где-то слышал! С точностью до запятой, до нюанса, до эмоции… "Выстрелил Степан, а его пуля не берёт! А Стёпа у нас мимо не стреляет. Да и калибр был убойный".

Что вот тут думать одиноким жителям, оказавшимся в глухомани Затерянного Мира, как к такому относиться? Нет верить? Знаете, горожане… И перед телевизором сердце вздрагивает, что уж говорить об ауре заброшенной избёнки, находящейся даже не на границе, а далеко за пределами обитаемого мира… И, тем не менее, самопристыженный Квест целый час предпочитал говорить скупо, поддерживая какие-то абстрактные рассуждения и явно тупиковые линии разговора. На самом деле он параллельно размышлял обо всех этих дурацких слухах. Потом он сорвался, распсиховался, отчаявшись что-то предложить разумное, и сгоряча наорал на девушку так, будто она была в чем-то виновата… И, хотя его эмоциональные взрывы были лишь глупыми вопросами к кому-либо, выглядело всё так, что он банально срывает накопившуюся злость на обстоятельства.