Читаем без скачивания Оскверненная - Гленда Ларк

Все происходило для меня слишком быстро. В тот момент я не хотел думать об отдаленном будущем. Я хотел думать о нас с Джесендой. Однако прежде чем я нашел слова, Джесенда заговорила снова, увлекая меня в свою мечту о будущем.

Опираясь на локоть, она посмотрела на меня и сказала:

– Эларн, ты должен вернуться в Гильдию. Ты должен заставить отца восстановить тебя в правах. И ты должен сделать себе имя. Тогда мы сможем пожениться.

– Что? Как… как я могу вернуться? Мой отец никогда… – Сердце у меня колотилось.

– Ничего подобного. Ему придется смириться, если этого потребует глава Совета. А он это сделает.

Во мне боролись надежда и скептицизм.

– Ты можешь такого для меня добиться?

– Да. Я скажу отцу, что нашла мужчину, за которого собираюсь выйти замуж. Он будет возражать, потому что ты недостаточно богат и недостаточно влиятелен. Тогда я скажу ему, чтобы он потребовал твоего восстановления в правах. Твоему отцу придется подчиниться. А после этого мой отец будет постоянно интересоваться твоей карьерой… а мы попрежнему сможем иногда видеться, потому что ты станешь бывать в Ступице. Эларн, придет день, и тебя изберут главой Гильдии. И еще каким! Главой, который будет во всем сотрудничать с Советом хранителей…

– Это… это звучит потрясающе!

– Отец сделает для меня что угодно. – Потом Джесенда слегка нахмурилась. – Но ты, конечно, должен показать, чего стоишь. Преуспеть, хочу я сказать.

– На это… на это уйдет время, – сказал я, думая о том, что значит быть богатым по мнению Джесенды.

– Ну, есть способы ускорить дело. – Джесенда, должно быть, прочла на моем лице сомнения, потому что засмеялась и сказала: – Ах, не смотри на меня с таким ужасом, Эларн! Я же не требую, чтобы ты совершил чтото ужасное – вроде отцеубийства. Нет, я полагаю, что главное – информация. Успех зависит от того, как много ты знаешь. Ты будешь говорить мне о том, что происходит на Тенкоре или что ты услышал в порту, например, а я использую это для того, чтобы у отца о тебе сложилось высокое мнение.

– Ты хочешь сказать – стать шпионом?

– Нет, конечно, глупый! Просто будешь информировать меня, вот и все, – чтобы я обо всем знала заранее. Это именно то, что может дать преимущество. Да и большая часть того, что ты будешь узнавать, потребуется мне, а не отцу.

– Тебе? – тупо переспросил я.

– Да, Эларн. Я хочу быть значительной фигурой сама по себе, а не просто дочерью Датрика. Я хочу в один прекрасный день сделаться членом Совета хранителей. Это же ведь достойное желание, верно? Среди советников женщин почти нет; их должно стать больше. Я могу даже претендовать на пост главы Совета. Ты поможешь мне? – Джесенда поцеловала меня в щеку и положила мою руку себе на грудь.

– Конечно, – ответил я, забыв обо всех сомнениях.

Выбираясь из дома Датрика, я нервничал гораздо больше, чем когда прокрадывался внутрь, потому что делал я это в одиночку; однако шаг мой стал пружинистым, не то что раньше. Я чувствовал себя так, словно только что совершил самый главный в своей жизни заплыв, – как оно в определенном смысле, пожалуй, и было.

А день еще не кончился…

Я отправился в дом тетушки, чтобы вымыться и переодеться. Я собирался пойти поискать какуюнибудь дешевую харчевню, где ужин был бы мне по карману, когда Аггелина сообщила мне, что внизу в гостиной меня ждет посетитель. Она поковыляла прочь прежде, чем я успел спросить, кто это.

Когда через несколько минут я вошел в гостиную, я обнаружил там прислонившегося к камину Тора Райдера, явно чувствовавшего себя как дома. Я вытаращил на него глаза.

– Сирпатриарх?

– Сирпловец, – приветствовал он меня, – я пришел пригласить тебя со мной поужинать.

Я открыл рот и закрыл его снова.

– Сочту такое приглашение честью, – наконец проговорил я. «Загадкой» сказать было бы точнее, но от этого я воздержался. Правда, раньше он говорил, что даст о себе знать, но человек, занимающий такое высокое положение, скорее должен был бы послать за мной слугу, а не являться лично.

Райдер нанял экипаж и отвез меня в гостиницу на другом конце города, где я раньше никогда не бывал.

– Здесь лучшая еда во всей Ступице, на мой вкус, – сказал он в качестве объяснения.

Во время поездки мы говорили о Падении и его последствиях: о том, что дастелцы на Тенкоре стали требовать, чтобы их отправили домой, как только узнали, что их острова и в самом деле поднялись со дна морского; о том, какое множество погибших в других островных государствах (жертв на Спаттах и Разбросанных островах оказалось ужасно много); о том, что движение против магии набирает силу на всех Райских островах.

– Странно, – говорил мне Райдер, – как спонтанно это началось: времени на то, чтобы идея дошла с Тенкора до других мест, не было. Похоже, случившееся просто вызвало всеобщий гнев.

Я с трудом сдержал дрожь.

– Людей нельзя винить. Я тоже никогда не забуду всего, что в тот день видел.

– Помнишь, я спрашивал тебя: если бы ты мог избавиться от магии, сделал бы ты это? А теперь я спрашиваю тебя вот о чем: если бы решать пришлось тебе, захотел бы ты положить конец магии – любой магии, – чтобы наверняка такая вещь, как Падение, никогда больше не повторилась?

Я почувствовал, как по спине побежали мурашки: я вспомнил семью дастелцев, собирающих семена в канаве, вспомнил, как ребенок отшатнулся от собственного отца, не узнавая его в человеческом обличье, вспомнил страх той девочки, такой огромный, что его и вообразить никто не мог…

Я подумал о роскоши дома Датрика, о мороженом, посыпанном толченым сапфиром, о том, что может дать дар силва.

– Не уверен… – пробормотал я, – может быть. – Я сам удивлялся своим словам; я почти видел, как недоверчиво нахмурилась бы Джесенда. – Только ведь этого наверняка нельзя сделать.

– Можно попытаться, – сказал Райдер.

Я, конечно, был охвачен горячим любопытством. Уж не проделал ли он весь путь до Ступицы, только чтобы попросить меня помочь ему в их с Гилфитером странной затее с силвмагией? Впрочем, спрашивать я не стал. Я был достаточно молод и достаточно голоден, чтобы хотеть сначала поужинать; так что когда мы уселись за стол в зале гостиницы, я предоставил выбор темы разговора патриарху. К своему удивлению, я обнаружил, что он обаятелен и обладает суховатым юмором, проскальзывавшим во многих его рассказах. Райдер говорил о том, что сначала, когда ему было лет семнадцатьвосемнадцать, он стал писцом; тогда он был полон наивности и жажды приключений, что являлось довольно опасным сочетанием. Я смеялся над описаниями того, что выпало на его долю, когда дела пошли плохо, но и чувствовал некоторое смущение: казалось, иногда его слова слишком ясно намекали на мое собственное положение, хотя я и не мог определить, чем именно. Мой отец упоминал о бурном прошлом этого человека, а Джесенда говорила о его связи с авантюристкой Блейз. И я никак не мог избавиться от впечатления, что в глазах его отражается трагедия, что внутри у него царит тьма.