Читаем без скачивания Король драконов - Константин Павлов

— Ну маленький, где ты? — позвала я и, не дождавшись ответа, потянула следующую дверь, сделанную по подобию предыдущей.

Стена повыше и все тот же разгром. Я лишь слегка огляделась и уже шагнула дальше. Здесь над головой появился дощатый настил — храм шел уже в два яруса, не меньше. А в остальном — та же картина. Еще одна дверь. Еще. Я уже начинала слегка беспокоиться.

Храм оказался чересчур огромным. Домовой мог прятаться от меня хоть сто лет. Пустить на поиски Воротника? Я оглянулась. Как раз в это время дракончик тянул какую-то белую тряпку с полки. Тряпка ползла — и здоровенная стеклянная бутыль на ней — тоже.

— Ты что?! — Я еле успела подхватить бутыль, спасая самозваное драконье величество от совсем не королевской гибели. Если выпустить Воротника, то от храма может вообще ничего не остаться, — Веди себя тихо, иди следом, — уже привычно приказала я дракончику. И зачем я его вообще взяла? Как же спать хочется! — Малыш! Малыш! Домовой! Домовой! — Я открыла очередную из дверей, остановилась и замолчала, потому что шагах в пяти увидела Древо.

Да, храм как-то преграждал, накапливал его силу, пропуская наружу лишь слабый отблеск. А здесь она плескалась — чистая и незамутненная.

Золотым сиянием было наполнено все — стена, крыша, неохватный ствол, огибающие его лесенки и коробки, настеленные до ствола половицы, сам воздух. Здесь не было ярусов — крыша смыкалась у Древа на высоте трех моих ростов, не меньше. Я зачарованно замерла на месте. Да, этой силе было здесь не место — она должна была разлиться по окрестностям, наполнить каждую травинку и колосок, чтобы продолжил движение Круг. А здесь она давила на глаза, даже воздух был тяжелым и горячим. Понятно, почему жителям Заячьих Лужков не дают прохода ни в поле, ни в лесу, ни на речке. Хорошо жить при Древе, впитывая изливающуюся от него силу, отгоняющую болезни и добавляющую года, но и отвечать, если что, приходится перед всей округой. И такую мощь запечатал один маленький домовой? Я начала оглядываться. На дереве и стенах висело множество лоскутов, полотенец и шкур, углядеть что-то между ними было трудно.

— Хозяи-и-ин! — позвала я, не надеясь на ответ.

— Ы-ы-ырг! — громоподобно рыкнул кто-то рядом со мной. Я подскочила на месте, развернулась, а потом разглядела рычуна и отлетела еще на пару шагов.

— Ты — кто?

Сначала я приняла его за сверток волчьих шкур. Но сверток вдруг шевельнул короткой толстой лапой. Медвежонок? Но у медвежат нет таких здоровенных ушей и пальцев без когтей. Мигнули, мельком глянули на меня и снова закрылись огромные зеленые глаза. Неужели…

— Дддомовой? — неуверенно спросила я.

Кормили его хорошо, можно было не сомневаться.

Ну и без истекающих в святилище сил, конечно, не обошлось.

Он был мне по пояс ростом, не меньше. И раза в два меня шире. Всклокоченный серый мех покрывал его целиком, кроме пяток и ладоней, розовеющих голой кожей. И пятки, и ладони я видела хорошо — домовой сидел на собственном заду, вывернув ноги и откинув в сторону толстую верхнюю лапу-руку. После своего мощного рыка он вроде успокоился и просто сидел, мерно помахивая одной лапой и звучно сопя.

— Ну хорошо. Не сердись, ма… хозяин. Давай я спою тебе песенку. Хорошо? Воротник! Сидеть! Нельзя!

Дракончик глядел на домового круглыми восторженными глазами и медленно к нему продвигался, стелясь над полом. Я бесцеремонно схватила драконьего короля за шкирку и вытащила за дверь, приказав:

— Чтобы за эту дверь — ни ногой!

Как же хочется спать!..

Я быстро достала арфу, оживила струны. Домовой не шевелился. Была у меня одна песня — как раз на такой случай. Ее я разучила, когда затевали между собой ссоры младшие Сестры. После этой песни они обычно обнимались и дружно плакали.

— Почтенная публика! На ваш суд и досуг предоставляется песня о трех галчатах! — быстро заявила я и тут же тронула струны, — «В лесу зеленом светит солнце. Кричат галчата из гнезда…»

Песня была немалой — о счастливом житье-бытье трех птенцов в гнезде и их хлопотливой мамаши, о ссоре из-за червяка и как из-за драки гнездо упало на землю, где и нашла их пробегавшая лисица. Хоть бы не заснуть самой, пока буду петь.

— А-а-а! — вдруг страшно заорал домовой. Зал Древа отозвался невнятным эхом. С меня слетел всякий сон. Я отпрыгнула, едва не уронив арфу. В дверь зацарапался обеспокоенный Воротник.

— Ты чего?

— А-а-а! О-о-о! А-аоыоа-а-а!..

Теперь я была готова к его крикам и почти не вздрогнула. Домовой колотил руками и ногами по полу и орал не переставая. Крики переплетались, поднимались то выше, то ниже, переходили в завывания. Странно. Вроде бы рано, страхи в песне еще не начались. Или обиженному домовому сейчас любое слово острее ножа?

— Больно? Что болит? Тебе страшно? — Я неосторожно склонилась над домовым и чуть не упала, сбитая волной мощного перегара. Так вот откуда был этот тяжелый запах! Мохнатый хозяин и хранитель храма не тосковал, не печалился и не таил обид. Он просто был непробудно пьян! Подлитая в кисель растирка отправила домового в глубокий загул с битьем посуды, раскидыванием утвари и распеванием песен. Последнему я особенно обиделась.

— Слушай, вообще-то я должна тебе петь!

— Оло-о-ориэ-э-эна мелькентарэ-э-э…

Вой лохматого вдруг сложился в Старшую Речь. Ничего себе! Он поет о Ходящей по цветкам! Где он только слышал слова? Отдельные места у домового получались даже вполне ничего, но все больше выливалось обыкновенным ревом. Неужели до сих пор не выветрилась растирка? Или сила храма добавила своего угара? Но ясно было одно — быстро все это не кончится.

— Давай! Очнись!

Домовой меня не замечал. Я ухватила его за плечи. Что тут думать? Окунуть его в холодную воду или погонять вокруг храма, чтобы выветрился хмель, — вот и все, что нужно. Могу ему даже при этом спеть. Итак, я схватила его за плечи. И тут же об этом пожалела. Потому что он меня заметил.

Зеленые глазищи уставились на меня и тут же нехорошо сузились. Повеяло чем-то грозным. Я отпустила мех и откатилась назад. Домовой подвывал, дергал ногами, а вокруг него медленно поднимались в воздух вещи.

Крупные и мелкие, осколки и камни, тряпки и сундуки. Поднимались на небольшую высоту и застывали, слегка покачиваясь, как щепки на воде.

— Ты чего? Обиделся?

За моей спиной с шумом хлопнула дверь — так сильно, что задрожала стена. Удрать? Я сделала осторожный шаг к выходу. Двери как будто меня услышали, медленно приоткрылись, а потом оглушительно хлопнули — одна за другой. Я в ловушке. Удары слышались по всему храму. Даже в избе не стоит злить домового. Л если домовой — хозяин переполненного силой святилища?