Читаем без скачивания Блеск - Анна Годберзен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он сунул руку в карман и вытащил смятую записку, которую беспокойно теребил на пути к Холландам. Диана прочла записку, но, хотя та была короткой, долго не поднимала на Генри глаз.
— Диана, разве это не чудесно? Смотри — неделю назад все было так запутанно и сложно. Но не сегодня. — Он взял её тонкие ручки, говоря почти нараспев: — Теперь у меня есть собственные деньги и собственный дом. Все сделают так, как я скажу. Они назовут тебя миссис Генри Шунмейкер, и ты станешь хозяйкой дома!
Наконец Диана вздернула подбородок и посмотрела Генри в глаза. При виде её лица он сначала вздохнул с облегчением, но затем растерялся, разглядев в нем пустоту. Описываемое им будущее казалось ему таким ясным, таким великолепным, но на лице Дианы отражалось лишь смятение. Было похоже, что она тщится понять, о чем он толкует. Солнце стояло высоко в небе, и Диана щурилась от света.
— Ведь ты же хотела именно этого? — спустя несколько секунд спросил он.
— Генри, мне жаль, но… — Она выпустила его руки. — Нет. Я хочу не этого. Чего я хочу, так… Я хочу…
На её лице бушевала буря эмоций, и в следующую секунду Генри понял, что Диана не может закончить предложение, потому что вот-вот расплачется. Слово «нет» оглушило его и теперь звенело в ушах, словно рядом кто-то ударил в огромные цимбалы.
— Но… — начал он, да так и не договорил. Диана уже помчалась прочь из парка, оставив Генри в потрясенном одиночестве под неуместно ярким солнцем.
Глава 36
Год назад ходили слухи, что мисс Пенелопа Хейз и мисс Элизабет Холланд вовсе не лучшие подруги, а скорее соперницы за внимание жениха Элизабет, Генри Шунмейкера. Теперь леди Элизабет стала миссис Сноуден Кэрнс, и кажется, что соперницей Пенелопы Шунмейкер все время была не старшая мисс Холланд, а младшая.
Из колонки светских новостей в «Уорлд газетт», воскресенье, 22 июля 1900 годаДиана сняла шляпку и бросила её на столик у входной двери, где стоял серебряный поднос с гостевыми карточками и приглашениями на чай и музыкальные вечера. После смерти старого Шунмейкера количество посетителей и приглашений сократилось, вероятно, из-за слухов, возникших из-за последних слов Генри в адрес отца.
Девушка не стала оглядываться посмотреть, не пошёл ли Генри за ней. Возможно, он остался в парке, замерев неподвижно, мгновенно повзрослевший и внезапно превратившийся в невозмутимого джентльмена. Лицо Дианы подрагивало от импульсивного желания броситься назад, чтобы догнать Генри и сказать, что она принадлежит ему, навсегда и на любых условиях. Но, нахмурив брови, она не двинулась с места. Посмотрела на свое розовое платье, неосмотрительно вынутое утром из гардероба и теперь казавшееся ей весьма неподобающим, как костюм маленькой девочки на женщине, отдающей приказы двадцати подчиненным, и пошла наверх.
Предложение Генри было пределом мечтаний: показать Пенелопе и всему миру, что именно её, Диану, по-настоящему любил Генри, и продолжать показывать это до самого конца. Но сердце Дианы сжалось, а душа спряталась в темных закоулках сознания. Мысль о том, чтобы утереть Пенелопе нос, сейчас казалась блеклой. Девушка остановилась в вестибюле второго этажа перед высоким окном, выходящим на север, и увидела, как Генри широким уверенным шагом идёт к своему экипажу. Он запрыгнул внутрь, словно куда-то очень торопился.
— Миссис Генри Шунмейкер.
Диана произнесла эти слова вслух и нахмурилась. Ни доски пола, ни все остальные предметы обстановки не шелохнулись. Затем Диана вернулась в свою маленькую спальню, в стенах которой таилось множество фантазий о местах, куда хотела отправиться её хозяйка, людях, с которыми она повстречается и о том, как будет выглядеть её невероятный жизненный путь, когда биограф наконец сядет за его описание и воздаст ей должное. Возможно, её жизнеописание начнется именно здесь, в этой комнате с выцветшими лососевыми обоями, узкой кроватью из красного дерева и ковром из медвежьей шкуры, где Диана впервые подарила себя Генри, отдавшись ему полностью. В этих четырех стенах произошло множество важных событий, но они не шли ни в какое сравнение с историями, которые рассказывала сама себе Диана, лежа под довольно низким потолком.
Она жалела, что Клэр здесь больше не работает: сейчас она бы позвала её, и рыжеволосая горничная помогла бы ей раздеться, а потом обсудила с ней любовь, судьбу и другие темы, о которых обе девушки, как они втайне подозревали, ничего не знали. На секунду Диана задумалась, а не позвать ли новую служанку, Гретхен, потому что пуговицы платья от шеи до копчика тяжело застегивались, и достать до них было сложно. Но сейчас все безвозвратно изменилось: Диана чувствовала себя более одинокой, чем когда-либо, и в конце концов расстегнула пуговицы сама и отложила платье на стул рядом с резным туалетным столиком с овальным зеркалом, обрамленным по потемневшему от времени дереву рамы ангелочками и лилиями. Среди пудрениц и духов на столике прятался серебряный портсигар, и Диана достала оттуда тонкую сигарету и чиркнула спичкой. Легла на пол в белых хлопковых панталонах и корсаже из того же материала, окаймленном бледно-голубой лентой, и поставила рядом стеклянную пепельницу, подаренную в качестве сувенира сеньорой Конрад. Подперла голову ладошкой, затянулась и лениво выдохнула дым кольцами в украшенный гипсовой лепниной потолок.
Она проехала огромное расстояние просто чтобы найти Генри, узнать его получше и стать его возлюбленной. Теперь из-за счастливого стечения обстоятельств Генри всецело принадлежал ей, и не только в нестерпимой обстановке тайны. Он хотел на ней жениться. Так почему же при одной лишь мысли об этом её горло так сжимается? Диана задумалась, нет ли в её характере некой пагубной черты, выискивающей трудности и сомневающейся во всем, что доставалось легко. Возможно, драматическая жилка втягивала Диану в неприятности и внушала ей недоверие к огромному богатству.
Диана выкурила ещё одну сигарету, а следом ещё одну, пока не пересохло во рту и не закололо в груди. Когда в пепельнице образовался холмик пепла и жженого табака, Диана встала и подошла к кровати. Вытащила все ещё готовый к отъезду саквояж с кое-какой одеждой и памятной шляпой и достала из него дневник. Шумно вздохнув, она рухнула на белое стеганое покрывало. На секунду почувствовала себя очень юной и немного глуповатой от того, что проводит послеобеденные часы именно так, а в это же время где-то в городе её богатый любовник принимает важные решения, позже способные повлиять на жизни сотен, тысяч людей. Но едва начав писать, Диана не смогла остановиться, пока не исписала несколько страниц. Она начала: