Читаем без скачивания Чужое сердце - Джоди Пиколт

Я посмотрела на Клэр, затем перевела взгляд на медсестру.

– Пришел в гости? – предложила я как вариант.

– Миссис Нилон, в этот корпус нельзя приводить даже служебных собак, если у вас нет справки от ветеринара. Должны быть сделаны все прививки, в стуле не должно быть паразитов…

– Я просто хотела порадовать Клэр. Клянусь, он не выйдет за пределы палаты.

– Даю вам пять минут, – сказала медсестра. – Но вы должны пообещать, что больше не будете приводить его до самой пересадки.

Клэр, мертвой хваткой вцепившаяся в собаку, удивленно подняла глаза.

– Пересадки? – повторила она. – Какой еще пересадки?

– Ну, теоретически… – попыталась выкрутиться я.

– Доктор By не назначает теоретических пересадок, – заметила медсестра.

– Мама? – Клэр заморгала от удивления. В ее голосе зазвучала дрожащая нотка.

Медсестра развернулась и уже в дверях сказала:

– Я начинаю отсчет.

– Это правда? – спросила Клэр. – Мне нашли сердце?

– Мы еще не уверены. Все не так просто…

– Никогда не бывает просто. Сколько уже сердец оказались не такими замечательными, как думал доктор By?

– Ну, это сердце… Оно еще не готово к трансплантации. Им еще, так сказать, пользуются.

Клэр засмеялась.

– И что ты собираешься делать? Убьешь кого-то?

Я не ответила.

– Она что, старая? Или больная? Как она вообще может быть донором, если она старая и больная?

– Солнышко, – сказала я, – нам просто нужно подождать, пока донора казнят.

Клэр не была дурой. Я видела, как она мысленно согласовывает новую информацию с тем, что слышала по телевизору. Пальцы ее еще крепче вцепились в Дадли.

– Ни за что, – тихо сказала она. – Я не приму сердце человека, который убил моего отца и сестру.

– Он хочет его тебе отдать. Он сам предложил.

– Это какое-то извращение, – сказала Клэр. – Ты извращенка.

Она попыталась встать, но помешали хитросплетения трубок и проводов.

– Даже доктор By уверяет, что его сердце идеально тебе подходит. Я не могла ответить отказом.

– А как насчет меня? Разве я не могу ответить отказом?

– Клэр, солнышко мое, ты же сама знаешь, какая Это редкость. Я вынуждена была согласиться.

– А теперь откажись, – потребовала она. – Скажи, что мне его дурацкое сердце не нужно.

Я без сил опустилась на больничную кровать.

– Это же просто мускул. Это не значит, что ты станешь на него похожа. – Я сделала паузу. – Кроме того, он перед нами в долгу.

– Ничего он не в долгу! Как ты не поймешь? – На ее глаза набежали слезы. – Ты не сможешь свести с ним счеты, мама. Все нужно начинать заново.

В мониторах зазвучал сигнал тревоги: пульс участился, сердце билось слишком сильно. Дадли залаял.

– Клэр, прошу тебя, успокойся…

– Дело не в нем! – выкрикнула она. – И даже не во мне. Дело в тебе! Ты хочешь, чтобы он поплатился за Элизабет. Ты хочешь с ним поквитаться. А я тут при чем?

Медсестра вплыла в палату, как гигантская белая сельдь, и принялась хлопотать вокруг Клэр.

– Что тут происходит? – спросила она, проверяя многочисленные трубки и капельные клизмы.

– Ничего, – хором ответили мы.

Медсестра сурово посмотрела на меня.

– Я настоятельно советую вам забрать собаку и дать Клэр отдохнуть.

Я с трудом загнала Дадли обратно в сумку.

– Подумай об этом, – взмолилась я.

Не обращая на меня внимания, Клэр засунула руку в сумку и погладила пса.

– До свидания, – прошептала она.

Майкл

Я вернулся в Святую Катрину и сказал отцу Уолтеру, что зрение мое помутилось, но Бог смог открыть мне глаза на истину.

Я просто не стал уточнять, что Бог – так уж вышло – сидел в камере смертников примерно в трех милях от нашей церкви и дожидался срочного судебного заседания, назначенного на эту неделю. Каждую ночь я читал по три молитвы на четках – в искупление лжи, – но я должен был быть там. Мне нужно было проводить с пользой то время, которое я раньше уделял Шэю. А после моего признания в больнице он отказывался со мною видеться.

Отчасти я понимал его реакцию: представьте, каково это, когда ваш наперсник предает вас. Но, с другой стороны, я все ждал, когда начнет действовать божественное всепрощение. Впрочем, если Евангелие от Фомы заслуживает доверия, неважно, какими расстояниями и временными отрезками Шэй отделял себя от меня: на самом деле мы всегда были вместе, человек и бог – две стороны одной медали.

И потому я каждый день в двенадцать часов лгал отцу Уолтеру, будто иду в гости к выдуманной супружеской паре и силюсь отговорить их от развода. Вместо того я садился на мотоцикл и ехал к тюрьме, проталкивался через толпу и просил о свидании с Шэем.

Офицер Уитакер сопровождал меня на ярус I, когда я проходил через металлодетекторы у комнаты для свиданий.

– Здравствуйте, отче. Вы пришли сюда печеньем торговать?

– И как вы только догадались? Ну, какие новости?

– Давайте-ка глянем. К Джоуи Кунцу приходил врач: беднягу замучил понос.

– Ого, – отвечал я. – Жалко, что я все пропустил.

Пока я застегивал бронежилет, Уитакер поднимался на ярус сообщить Шэю о моем визите. В который раз. И не более чем через пять секунд он возвращался с самым кротким и безропотным выражением лица.

– Не сегодня, отче, – говорил он. – Извините.

– Я приду завтра, – обычно отвечал я. Но в этот раз все было иначе: мы оба знали, что завтра начинается суд.

Выйдя из тюрьмы, я подошел к мотоциклу. Без лишней скромности скажу, что если кто и мог считаться апостолом Шэя, то только я. А если это правда, то нужно учиться на ошибках истории. Когда Иисуса распинали, Его приверженцы разбежались кто куда – не считая Марии Магдалины и Его матери. Поэтому, даже если Шэй не поздоровается со мной в суде, я вес равно приду. Я дам показания.

Я еще очень долго сидел на мотоцикле, не решаясь завести мотор.

Честно говоря, мне вовсе не хотелось вываливать все это на Мэгги за пару дней до суда. По большому счету, если Шэй отказывался от моих услуг как духовного наставника, я просто обязан был сообщить Мэгги, что был одним из присяжных, вынесших ему смертный приговор. На этой неделе я уже несколько раз пытался с ней связаться, но не мог застать ее нигде – ни дома, ни в офисе, ни даже по мобильному. И вдруг она сама мне позвонила.

– А ну давай сюда! – гаркнула она. – Придется кое-что объяснить.

Через двадцать минут я уже сидел в ее кабинете.

– Я сегодня разговаривала с Шэем, – сказала Мэгги. – Он сказал, что ты его обманул.

Я кивнул.

– В подробности он не вдавался?

– Нет. Сказал, что я должна услышать все из первых уст. – Она выжидательно сложила руки на груди. – А еще он сказал, что не хочет, чтобы ты давал показания с его стороны.

– Понятно, пробормотал я. – Я этого заслужил.

– Ты на самом деле священник?

– Конечно… – изумился я.

– Тогда мне плевать, врешь ты или нет. Можешь облегчить душу после того, как мы выиграем дело.

– Все не так просто…

– Все просто как дважды два, отче. Ты единственный наш свидетель, который может давать показания о моральном облике Шэя. Тебе поверят просто потому, что у тебя на шее накрахмаленный воротничок. Мне плевать, что вы с Шэем поссорились. Мне плевать, если ты по ночам наряжаешься женщиной и торгуешь собой. Мне плевать, если ты всю жизнь всем врал. До начала суда я не буду задавать лишних вопросов, уговор? Мне нужно одно: чтобы ты нацепил этот воротничок, поднялся на трибуну и выдал Шэя за святого. Если ты откажешься, все полетит коту под хвост. Теперь все просто?

Если Мэгги была права и только мои показания могут помочь Шэю, как я мог сказать ей то, что испортило бы всю линию защиты? Грех опущения допустим лишь тогда, когда этой утайкой ты помогаешь другому человеку. Дать Шэю новую жизнь я не мог, но я мог позволить ему умереть так, как он хотел.

Возможно, этого будет достаточно, чтобы простить меня.

– Это нормально, что ты волнуешься перед судом. – Мэгги неверно истолковала мое молчание.

Давая показания, я должен был популярно объяснить, каким образом, отдав сердце Клэр Нилон, Шэй воплотит свои религиозные принципы. Позвать священника было гениальным решением: кто же не поверит клирику в вопросах религии?

– Насчет перекрестного допроса не переживай, – продолжала Мэгги. – Скажешь судье, что, хотя католики за спасением обращаются лишь к Иисусу Христу, Шэй верит, что ему, дабы спастись, нужно обязательно стать донором. Это чистая правда, и я обещаю, что хляби небесные в этот момент не разверзнутся.