Читаем без скачивания Вчерашний скандал - Лоретта Чейз

— Хорошо, — сказал Перегрин. — Давай посмотрим на это логически. Даже самый непроходимо тупой человек не станет трудиться столь тяжело без хорошей причины.

— В точности так, — подтвердила она. — Они искали на протяжении долгих лет, если считать с того времени, когда поиски начались. Что-то должно стоять за этим.

— Если мы узнаем, что это было, то сможем понять, как нам поступить, — добавил Лайл. — Возможно, что-то в записках кузена Фредерика. Может быть, что-то из сказанного им. Проблемы начались, когда он оставил замок и переехал в Эдинбург.

Мозг Оливии уже начал собирать головоломку. Довольно легко было подбросить для неё приманку, не прибегая к настоящей лжи.

— Я признаю, что идея заманчивая, — продолжал он. — Но у меня нет времени её обдумать. Нет времени на изучение документов и книг, на беседы с людьми, которые были близки с кузеном. Я должен «восстановить в прежнем блеске» эту кучу камней, чтобы ублажить моих безумных родителей.

Перегрин увидел, как помрачнела девушка, и ему стало стыдно. Хуже того, его сумасшедшая сторона — та, которую ей так легко удаётся вызвать — хотела бросить всё и заняться разгадыванием тайны. Эта его часть хотела, чтобы он искал клад вместе с Оливией, как они делали раньше. Искушение было сильным. Лайл помнил восторг от нарушения правил и выживания своими силами.

Он чувствовал, как его затягивает водоворот, и знал, что должен сопротивляться, но его безрассудная сторона личности не желала бороться.

Тут Оливия произнесла с просветлевшим лицом:

— Ты прав. Клад кладом, но замок должен быть восстановлен. Я тебе обещала, что ты возвратишься в Египет к весне. Это означает, что мы не можем терять ни минуты. Я займусь этой загадкой. Теперь, когда Хэррик занялся хозяйством, у меня есть уйма времени, и осмелюсь сказать, что леди с наслаждением будут собирать сплетни друзей твоего кузена.

Она подошла ближе и похлопала его по груди:

— Можешь не волноваться. Твой верный рыцарь Сэр Оливия сделает всё, что необходимо.

— Когда я выросту, хочу стать рыцарем, — говорила она ему в их первую встречу. — Доблестным Сэром Оливией, вот кем я буду, отправляясь на опасные поиски, совершая благородные деяния, борясь с несправедливостью.

Затем она поспешила прочь, а Лайл остался стоять, глядя ей вслед, пока она не исчезла из поля зрения и пока не умолк шорох шёлка.

Он повернулся к стене и стал её рассматривать.

БИРИГИСЬ.

Разумеется, Перегрин не верил в пророчества и знаки. Или в предупреждения от слабоумных, которые не умеют писать без ошибок.

Он отвернулся и стал подниматься на лестнице.

Верный своему слову, Хэррик выехал в Эдинбург в среду. К четвергу они обзавелись домоправительницей, миссис Гоу. К пятнице они с миссис Гоу наняли полный штат шотландской прислуги. В этот же день Оливия разрешила всем лондонцам, за исключением личной прислуги, вернуться в Лондон.

Один только Аллиер настоял на том, чтобы остаться. Остальные наперегонки складывали вещи. Они уехали к вечеру.

В это время Оливия провела много часов, копаясь в книгах, памфлетах и журналах Фредерика Далмэя. Всюду, где упоминался замок Горвуд — скажем, в статье о Вальтере Скотте для антикварного издания — Фредерик помещал бумажные закладки и делал заметки на полях карандашом. Заметки были неразборчивыми, по большей части, но неважно.

Печатные издания рассказали девушке всё о легендах с призраками: как она обнаружила, в разные века разные привидения пользовались популярностью. Оливия узнала о забавных происшествиях на банкетах и приводящих в замешательство юридических казусах. Фредерик хранил записи обо всех имущественных спорах. Он также вёл ряд дневников. Как ей удалось установить, они в основном имели отношение к Горвуду и его истории. Иногда в них встречались упоминания о неприятностях, приключившихся в замке. Но полной уверенности не было, поскольку мелкий, похожий на паутину почерк было почти невозможно разобрать.

Оливия думала, что Лайл без труда мог бы прочесть его, поскольку привык расшифровывать странные рисунки, часть которых повреждена временем или вандалами. Она попросила бы его помочь, если бы граф мог выделить хоть немного времени на это.

В понедельник, когда она переворачивала страницу, размышляя о том, как упросить Лайла разобрать написанное для неё, листок пожелтевшей, местами обгоревшей бумаги выпал ей в руки.

— Но это же подсказка, — говорила Оливия. Она взмахнула измятой бумагой с коричневыми краями перед лицом Лайла.

Он нехотя взял у неё листок.

Его план так блестяще работал до сих пор. Он занимался своим делом, она — своим. Они встречались во время еды, в присутствии других дам, которые не могли служить ничем иным, кроме как отвлекающим фактором.

Но сегодня Оливия загнала его в угол в подвальной комнате, пока рабочие обедали снаружи. Она почти танцевала от восторга, поскольку нашла ПОДСКАЗКУ.

Предполагалось, что она не найдёт никаких подсказок. Предполагалось, что она будет продолжать искать и искать, пока Лайл не завершит дела и не оправится от своих чувств к ней, а если это окажется невозможным, не примет решение, что с нею делать.

— Что там говорится? — спросила Оливия.

Перегрин посмотрел на неровную решётку со случайными отметками.

— Ничего не говорится, — ответил он. — Выглядит как детские каракули. Возможно, первые пробы пера кузена Фредерика. Моя мать хранит все мои рисунки. Такие вещи хранят не из-за их ценности, а из сентиментальности, очевидно.

— Ты уверен? — переспросила она.

Он вернул ей бумагу.

— Это не карта сокровищ, — сказал Лайл.

— Может быть, зашифрованное послание?

— Это не шифр.

— Вот эти маленькие значки, — указала она. — В маленьких квадратиках.

Перегрин перевёл взгляд с листка на девушку. По дороге в подвал она попала в паутину, чьи следы остались в волосах и на платье. Она явно запускала пальцы в волосы, пока пыталась расшифровать ТАЙНОЕ ПОСЛАНИЕ, поскольку некоторые шпильки беспомощно запутались в густых локонах. Её синие глаза возбуждённо горели, а румянец заливал щёки.

Лайл так устал от этого ужасного замка, от ужасной погоды. Устал от попыток загнать поглубже чувства лишь для того, чтобы они выбирались наружу, как змеи, кусая и жаля его.

Зачем он вообще вернулся в Англию?

Он знал, что ему нехорошо находиться рядом с нею.

Но он вернулся из Египта ради Карсингтонов — и это нечестно. Почему он должен оставаться в стороне от семьи, которая много значит для него, если от одной женщины из этой семьи у него внутри всё переворачивается?