Читаем без скачивания У кладезя бездны - Александр Афанасьев

До тридцати шести лет — Наследник большей частью находился либо в Швейцарии, где постигал тайны финансового права, либо в таких местах, как Монако, Марсель, Ницца или германский Баден-Баден. Там он играл на деньги, разбил пару спортивных машин, имел громкие романы с представительницами европейского бомонда — актрисы, певицы, а то и куртизанки высокого класса. Попыток к тому, чтобы хоть как-то вникнуть в дела страны, которой ему рано или поздно придется править — он не предпринимал. Зато его имя оказалось вовлечено в несколько некрасивых финансовых афер, к которым наследнику европейского престола не пристало бы иметь какого-то касательства.

Вернувшись в Италию по настоянию отца — он меньше, чем через год принял Престол.

Ознакомившись с делами в своей суматошной, беспорядочной, пропитанной коррупцией, с колониями, которые надо было удерживать монархии, Виктор Эммануил V пришел в ужас, в котором и пребывал по сей день…

Но это не значит, что он ничего не делал.

В Викторе Эммануиле V была черта, которую почти никто не подмечал, но которая составляла все существо его не такого уж плохого правления. У него, как у любого человека с образованием финансиста доминирующей чертой характера был здоровый, хладнокровный цинизм, а навыки профессионального карточного игрока дали ему навыки мгновенного принятия решений и расчетливость. Это были не слишком плохие черты характера… для Премьер-министра, но не для Короля. Король все-таки должен был быть неким недосягаемым моральным авторитетом. И соизмерять свои шаги он должен был — прежде всего, с моралью, и только потом с выгодой — о выгоде должен заботиться Премьер-министр. Но, увы… в Италии не было нормальных премьеров начиная с Муссолини… и кому-то надо было быть этим Премьером. Хотя бы и Королю.

Прежде чем рассказывать, что произошло дальше — немного отвлекусь на историю.

Историю современной Италии нельзя понять без понимания роли в ней прожженного дельца Бенито Муссолини. Коммунист до двадцать первого года, поддерживавший связь с Бронштейном и нелегальной террористической организацией Коминтерн через свою любовницу Анжелику Балабанову[115] — после Первой мировой войны он совершил примерно тот же маневр, что и Борис Савинков, по странному стечению обстоятельств тоже военный журналист. Война наглядно показала, что разделение по линии «свои — чужие» намного актуальнее, чем «бедные-богатые», и никакая справедливость не играет роли, если твоя страна теряет половину своих заморских территорий за один день. Муссолини был в Африке и присутствовал при рождении Четвертой Республики.[116] Он видел, с какой яростью, забыл о классовых и прочих противоречиях люди, военные и гражданские сражались за свое детище, за свой дом, который стоял не на жирных почвах долины Луары — а на иссушенной солнцем земле Африки. Позабыто было все и сразу — аферы, споры в парламенте, вражда, разбирательства относительно того, по чьей вине они, одна из самых высокоразвитых наций мира оказались здесь, на каменистых холмах Африки. Ничего из этого не имело значения — у них была своя земля, какая бы ни была, и они не намерены были ее отдавать ни германцам, ни англичанам, ни даже русским. Рейхсвер поопасался связываться — попробовал на прочность, понял, что тут можно задержаться и пошел дальше, вглубь африканского континента, где ждали куда более значимые территориальные призы.

Именно оттуда, Муссолини вынес учение о единстве нации, о едином национальном организме, военном и рабочем. Остатки бродившего в его голове марксизма он соединил со своими наблюдениями, полученными в новорожденной Четвертой Республике — и получился национал-социализм. Одним из его символов стала пучок, связка — это восходило к любимым примерам Муссолини: несколько веток можно переломать по отдельности, но гораздо сложнее вместе. Связка по-итальянски — фаши, фашина. Поэтому — строй, который установился в Италии к концу двадцатых стали называть фашизмом.

При фашизме — Муссолини начал объединять Италию, иногда жестокими методами — но тот, кто считает, что этого не нужно было делать — взгляните на карту Италии за пятьдесят — шестьдесят лет до этого. Феодальная раздробленность! Были люди, которые еще помнили, как на территории, размером с небольшую русскую губернию — уживались с десяток государств. А папская область? Именно Муссолини — придя к власти резко и жестоко ограничил и власть папы и занимаемую им землю. Ему были оставлены только Ватикан — крошечный кусок земли в центре Рима и летний замок Гандольфо. Все другие папские земли — а до этих мероприятий они разделяли итальянский сапог надвое — были реквизированы в пользу Короля. Которому было ни холодно, ни жарко от этого — он просто устранился от управления.

Именно при Муссолини — численность городского населения Италии превысила численность сельского и в Италии появилась приличная промышленность. В основном легкая — после оккупации Франции итальянцы удачно воспользовались ситуацией. Но и тяжелая была — например, Муссолини удалось развить до достойного уровня такие отрасли как кораблестроение, автомобилестроение, оружейное дело. При нем — впервые за, наверное, всю историю современной Италии люди перестали бежать в Североамериканские соединенные штаты как на Землю Обетованную. Тот, кто видел отходящие трансатлантические корабли из итальянских портов с их переполненными как во время войны трюмами — поймет, о чем я.

Муссолини нанес сильнейший удар по мафии. Общеизвестно, что Италия, формально единая — на самом деле оставалась (и сейчас остается) поделенной на индустриальный Север и аграрный Юг. Это не формальное деление, на Юге и на Севере существует два разных типа общества: крестьянская община на юге и гражданское, довольно разрозненное общество на Севере. Муссолини, отдавая явное предпочтение северу, раз за разом посылал армейские отряды на юг, разбираться с мафией. Местности, где мафия глубоко пустила корни объявлялись на военном положении, вместо судов вводились военные трибуналы, озверевшие солдаты в ответ на убийства однополчан создавали карательные эскадроны смерти — из марксизма Муссолини почерпнул, что цель оправдывает средства и применял это правило с методичной жестокостью. В некоторых местах мафия была разгромлена полностью, на Сицилии — вспыхнуло движение сепаратистов, несколько лет велась гражданская война. История Италии при Муссолини — это история войн, больших и малых — и хотя ему не удалось исполнить мечте о mare nostro[117] — он шел к ней, шел последовательно и сделал для нее больше, чем любой итальянец со времен Империи.[118] Надо сказать, что хотя Муссолини, имевший титул Первого министра подчеркнуто лояльно обращался с Его Величеством, на самом деле, он делал все, что в голову въедет, не спрашивая ни королевского совета, ни мнения.

Муссолини погиб в пятьдесят девятом — очередное покушение, явно срежиссированное на Лонг Айленде[119] увенчалось успехом. С этого момента — Италия покатилась в пропасть.

Муссолини оставил после себя систему, которая могла нормально существовать и управляться лишь очень опытным человеком. Одна законодательная власть — девятьсот сорок пять (!!!) парламентариев, из них триста десять сенаторов (в том числе сто пожизненных), вдвое больше депутатов, на треть избираемых народом, на треть выдвигаемых корпорациями, на треть назначаемых Первым министром. Чтобы рулить всем этим, нужны были недюжинная воля политическое чутье, вера в предназначение — ничего этого у преемников Муссолини не было.

Началось все с нижней палаты Законодательного собрания. Как много видевший в жизни журналист и вообще осведомленный человек Муссолини знал, сколь разрушительным может быть рабочее движение в перовом поколении. Это когда рабочие уже работают на заводах — но помнят деревенскую общинность и спайку. Не желая воевать с рабочим движением, решив опередить события — он приказал создать вместо профсоюзов корпорации, в которых были представлены интересы как рабочих, так и работодателей. Этим корпорациям он бросил кость — в виде права избирать из своих рядов треть депутатов для защиты своих интересов. Корпорации моментально увязли во внутренних разборках, причем рабочие участвовали в них ничуть не меньше, чем работодатели, позабыв о своих классовых (по Марксу) интересах. В итоге — во время правления Муссолини, во время индустриализации Италии, потенциально очень опасного времени — число рабочих стачек не только не возросло — но и снизилось!

Последним резервом Муссолини был актив депутатов, которых он назначал лично. Про него можно было много говорить — но еще никто не смог доказать, что Бенито Муссолини назначил человека на тот или иной пост за взятку.

Что произошло после смерти Муссолини? При своей жизни — он очень ревностно отстаивал права мелких торговцев и ремесленников — настолько рьяно — что из-за этого становился посмешищем в просвещенных кругах. Никто и подумать не мог, для чего это делалось — а ларчик просто открывался. Мелкие торговцы и ремесленники — самый консервативный и антиреволюционный класс в обществе, им некуда бежать, у них есть небольшая собственность, небольшое дело — но за них они глотку готовы перегрызть. Так получалось, что они занимали большую часть главенствующих мест в тех или иных корпорациях — они были храбрее и напористее рабочих, у которых просто не было ни времени, ни сил отстаивать свои права — и, попадая в Палату Представителей, были активом Муссолини. Когда Муссолини умер — защищать мелких лавочников стало некому, правительства менялись с регулярностью смены времен года — и мелкие лавочники переходили на сторону оппозиции, делая законодательную власть неуправляемой. Потом случилось нечто более худшее — корпорации начали распадаться — в них больше не видели средства отстаивания своих интересов, правительство их не слышало. На место корпораций приходили профсоюзы, в которых большинство было за рабочими, в том числе за рабочими, зараженными коммунизмом. Так, за какие то двадцать лет политический ландшафт страны изменился до неузнаваемости.