Читаем без скачивания Екатерина Великая. Первая любовь Императрицы - Наталья Павлищева

Где только можно, виднелись толпы народа; несмотря на мороз, люди собрались прощаться со своей государыней, стояли на пути сплошной толпой, оставив только охраняемую гвардейцами полосу для прохода. Наконец от дворца стало заметно движение. Барабаны зарокотали громче, в толпе послышались рыдания. Какова бы ни была государыня, а неизвестно, что будет теперь, при немчуре…

Черные попоны на лошадях, черные платья дам, одетые в черное рыцари, черные, опущенные долу штандарты… всеобщая скорбь, плач в толпе…

Тем нелепее поведение Петра. Он словно бросал вызов этой скорби. Сознательно или нет, новый император вел себя так, что оправдывал прозвище, данное ему покойной тетушкой, — «чертушка».

Длинные шлейфы Петра и Екатерины несли фрейлины и кавалеры двора. Если среди фрейлин еще были молодые женщины, то кавалеры двора — люди весьма почтенного возраста, которым каждый шаг и без того давался трудно. А на Петра вдруг накатило желание подурачиться и наплевать, что он император, что идет во главе похоронной процессии… принимался вдруг скакать козликом, вырывался вперед, дергая свой шлейф, старики выпускали концы шлейфа из рук, терялись, пытались догнать взбесившегося императора бегом… Или, наоборот, замирал на месте, из-за чего вся процессия снова сбивалась.

Екатерина мучилась от желания одернуть мужа или даже дать ему подзатыльник, но кто мог теперь одернуть императора, не рискуя завтра оказаться по пути в Сибирь? Никто, и он этим просто упивался, невзирая на траурную процессию.

Императрица держалась все время очень достойно, не обращая внимания на бесновавшегося мужа, она шла размеренным шагом, а когда тот уж слишком увлекся, просто отправила вперед конного сообщить, чтобы темп не меняли. И послушали ее. Надо ли говорить, что всеобщее мнение было полностью на стороне Екатерины, ведь никому не позволено оскорблять мертвых таким невниманием. В толпе послышались голоса:

— Дай ей Господь, матушке Екатерине Алексеевне!

Это было главным подарком за многие часы стояния подле гроба, за скорбь, за приемлемое для русских поведение. Так она выиграла еще один раунд у своего мужа.

Впереди были еще очень тяжелые полгода борьбы с мужем, рождение в апреле ребенка, а потом в конце июня переворот, приведший Екатерину к власти.

Екатерина чувствовала, что смертельно устала, она просто сидела в кресле, бессильно опустив руки и закрыв глаза. Конечно, ей тяжело дались все эти дни, сначала долгие бдения подле умиравшей императрицы, потом стояние на ногах, когда очень хотелось бежать от трупного запаха, все выходили подышать свежим воздухом, одна она терпеливо стояла, сдерживая тошноту. Екатерина все выдержала, она была убеждена, что отныне людская молва и сердца на ее стороне, тем более Петр вел себя просто безобразно на виду у всех…

Теперь оставалось только доносить ребенка и тайно родить… а потом…

Пока она старалась не думать о «потом».

Ничего, через пару дней, немного проспавшись после пьянок, новый государь начнет действовать, вот тогда и увидят все, чего он действительно стоит. Екатерина чуть улыбнулась, вспомнив намерение мужа строить капуцинские монастыри и крепости на каждом пригорке. Чем скорее окрестности Петербурга начнут превращаться в подобие ораниенбаумского Петерштадта, тем проще ей будет потом справиться с дураком-мужем.

Так думала не она одна. Тем большим потрясением оказались указы, которые вдруг стал издавать Петр III.

Начал он с того, что разрешил раскольникам, бежавшим за границу, вернуться и оградил от преследования.

Но уже следующим указом новый император сделал то, чего не рискнули сделать куда более сильные правители до него, даже у его грозного деда Петра I не хватило на это решимости либо хватило ума не рисковать. Петр III новым указом отобрал у монастырей и церквей их земли и запретил иметь крепостных. Немедленно пошел слух, что новый император грозился выкинуть из православных храмов все иконы, кроме ликов Спасителя и Божьей Матери, самих священников обрить и обрядить в короткие сюртуки по немецкому образцу.

Вспоминая отношение Петра к религии и его откровенное неуважение к службе и даже к погребению Елизаветы Петровны, в это охотно поверили. Недовольство росло как снежный ком. Екатерина уже начала тихо радоваться, но вдруг следующий указ: «О вольности дворянства».

Петр вообще вел себя крайне активно, он, подражая своему любимому Фридриху Прусскому, вставал рано утром, принимал парад своих солдат, лично беседовал с ними, играя роль мудрого отца, потом так же беседовал с министрами и посланниками разных стран. Отлученные за время болезни Елизаветы Петровны от государыни, и без того не баловавшей такими встречами, посланники вовсю превозносили нового императора. Теперь его начали превозносить и дворяне… а тут Петр еще и отменил Тайную канцелярию, что, конечно, вызвало огромный вздох облегчения у очень многих. Стали раздаваться голоса: «Наконец-то после бабьего царства у власти снова мужик!» И никому не было дела до того, каков этот мужик, большинство быстро забыло его нелепое поведение, его любовь ко всему немецкому.

Мало того, по стране поползли слухи, что после вольности дворянства последует вольность и крестьянам тоже. Государь, мол, он же из простых, он всем волю бы дал, да мешают ему немцы и государыня, которая тоже немка! Это было уже опасно, и не для одной Екатерины.

Но не все столь благодушествовали. Первым забил тревогу, как ни странно, любимый Петром император Фридрих. Он лично прислал Петру совет: немедленно короноваться! А его посланник барон Гольц и генерал Шверин, успевший многое заметить и понять в Петербурге за время своего почетного плена, советовали Петру для начала удалить прочь всех тех, кто замышляет против него, и только потом заниматься реформами. И тут сказалась натура Петра, все же он не был способен на серьезные логические размышления, император только отмахнулся:

— Мне некогда заниматься заговорами, дело не ждет!

Будь за его спиной та самая Тайная канцелярия, которую он только что разогнал, наверное, император мог бы так говорить, но Петром просто двигала самоуверенность: казалось, если он у власти, то кто и что может этому помешать?

От совета Фридриха он тоже отмахнулся:

— Венцы еще не готовы…

В новом Зимнем дворце император занял соответствующие покои, а рядом, в тех комнатах, где жил фаворит Елизаветы Петровны Шувалов, расположил свою фаворитку. Лизка вела себя с каждым днем наглей. Екатерину же поселили в дальнем противоположном конце, желая унизить, а по сути, помогли. Ей уже довольно скоро предстояло рожать, и дальние покои были куда предпочтительней.

Она молчала и терпела любые оскорбления от супруга, но делала это с таким достоинством, что иностранные посланники захлебывались от восторга, описывая строгое поведение императрицы и совершенно недостойное — императора. В день своего рождения он позволил себе безобразную выходку, приказав жене передать его любовнице орден Святой Екатерины, который носить имели право только царицы и жены либо невесты наследников престола. Сама Екатерина получила его, только когда была официально обручена с Петром.

Орден Святой Екатерины на мощной груди Лизки Воронцовой означал только одно: она следующая императрица и нужно только время, чтобы это все свершилось. Екатерина даже побледнела, но в этот момент ребенок сильно толкнулся внутри, ему было тяжело в стесненном состоянии, поскольку мать сильно утягивалась, чтобы беременность не заметили, и императрица молча со спокойным достоинством выполнила приказ! Тихо ахнули все, кто присутствовал при этом.

— Ваше величество позволит мне удалиться, я плохо себя чувствую?

Все-таки Петр был смущен собственной выходкой. Как бы он ни был настроен против Екатерины, отказаться от ее советов и поддержки не мог. Еще со времени ее появления в России Петр привык по всем вопросам обращаться к Екатерине, сначала она была напарницей в играх, потом поверенной в любовных тайнах, потом управительницей и советчицей в делах Голштинии… Он оскорблял ее по любому поводу, теперь и вовсе отказываясь признавать женой, не стал советоваться в делах политических, все решив по подсказке своих новых друзей, но плакаться в жилетку все равно предпочитал ей.

Конечно, они давно были чужими людьми, но, когда ему больно или плохо или когда он в простых жизненных ситуациях не знал, что делать, на помощь снова приходила Екатерина. Вовсе не потому, что продолжала любить или ценить мужа — ей нельзя было с Петром ссориться. Пока нельзя, ребенок все еще удерживал Екатерину от решающего шага. Нет, не тот, что носил отчество Петра, а тот, что пока не рожден.

Петр разрешил супруге не просто удалиться, она сделала вид, что подвернула ногу и не может ходить. Император позволил ей не появляться на пирах и вообще не покидать своих покоев. Это было то, что нужно. К Екатерине ходили только самые близкие и преданные друзья, новости неизменно приносила Дашкова, она же сообщала о времени прихода Орловых. То ли из-за самоуверенности, то ли из-за скудоумия, то ли из-за полнейшего к жене безразличия Петр словно не замечал взаимный интерес Екатерины и Орловых. Измены жены, которую он собирался отправить в монастырь, ему были безразличны, а в возможность заговора против себя император просто не верил. Казалось, он неприкасаем!