Читаем без скачивания Чистилище. Янычар - Александр Золотько

– Понятно. И что твой Расмунсен?

– Амундсен. Руаль Амундсен. Он придумал простую штуку. Вначале собаки тащат сани с грузом, их кормят мясом из запасов. Все время часть провизии оставляют на временных складах. А потом некоторых собак пустили на корм для остальных. Они бегут, жрут своих и снова бегут. Для последнего рывка к полюсу оставили собак только на одни сани. Ну, а обратно уже ехали от склада к складу, налегке. Такие дела.

Янычар ожидал, что Петруха станет задавать какие-нибудь дурацкие вопросы, но тот сосредоточенно молчал, выпуская кольца дыма изо рта.

– Значит, собаки господина Амундсена? – изрек наконец Петруха.

– Именно, – кивнул Янычар.

– Сколько, говоришь, нужно человек на первый рывок? Десятка три?

– Около того.

– Сделаем. Я поговорю, Егорыч поговорит. Мы быстро.

Но совсем быстро не получилось.

За ночь мутанты еще трижды атаковали военных, причем в третий раз их прозевали, началась резня у самых грузовиков. Два танка рванулись давить мутантов, кровавые брызги летели во все стороны, оторванная рука застряла в траке и шлепала по мостовой всякий раз, когда гусеница делала полный оборот.

Янычар чуть не попался, как раз отошел чуть в сторону, чтобы помочиться, бросился к БМП, наперерез ему метнулись несколько мутантов. Двоих Янычар расстрелял из автомата, остальные уже почти настигли его, когда четверо солдат, которых привел Сергей, вклинились между Янычаром и мутантами и открыли огонь из автоматов длинными очередями в оскаленные рожи. А через несколько секунд БМП поехала вперед, расстреливая уцелевших мутантов из пулемета.

К утру два БМП забили ящиками с патронами и гранатами, залили горючее в баки по самую горловину. Три десятка солдат топтались рядом с машинами, вроде как случайно оказавшись в одном месте в одно время. Что им обещал Петруха, Янычар даже выяснять не стал, просто принял как данность.

– Слышь, Янычар, – Петруха дернул Янычара за рукав, – а нам танк нужен?

– Какой, на хрен…

– Настоящий, «девяностый». – Глаза Петрухи радостно блестели, он потирал руки и просто пританцовывал на месте. – Там есть один, бесхозный. Прошлой ночью командир танка… это… мутировал и добрался до наводчика. Мехвод уцелел, но ему все это во как надоело. Я ему намекнул, что могу рыжья подбросить. Две гайки и цепуру, граммов на двадцать. Он и повелся, лошара…

Петруха хихикнул.

– Только нужно быстро решать, а то слух пошел – скоро всех пошлют на прочесывание. А я как-то не хочу никого прочесывать. Я свалить отсюда хочу, а не какую-то группу противника в дохлом городе вылавливать, – Петруха сплюнул. – Так что… И вот те парни – тоже не хотят. Ты их выведи из Москвы, они тебе по гроб жизни…

Петруха замолчал, сообразив, что звучат его слова, мягко выражаясь, двусмысленно.

– В общем, собаки господина Амундсена на старте, – тихо и почти серьезно сказал Петруха. – Можно уходить. И танк нужен?

– Нужен, – кивнул Янычар. – Договаривайся. Как начнет светать – уходим.

– Это… – пробормотал Петруха. – Ты когда про маршрут скажешь? Хотя бы мехводам.

– Вначале – на Красную площадь, – сказал Янычар.

– На Красную площадь? – удивленно переспросил Петруха. – За каким-таким?..

– Попрощаться, – серьезно сказал Янычар. – Со всей прошлой жизнью попрощаться. Ты не против?

Глава 09

Люди медленно поднимались по лестницам. Женщины и дети. Офицеры и солдаты. Никто из них не кричал, не угрожал, не пытался броситься в драку – они просто шли, медленно переставляя ноги со ступеньки на ступеньку. Одновременно переставляли, словно были одним единым организмом… Или долго тренировались двигаться вот так – словно тщательно отлаженный механизм. Гигантская многоножка.

Женщины, дети, солдаты и офицеры.

Они не хотели добраться до горла полковника Иванченко, они не испытывали к нему ненависти – они просто хотели выйти наружу. Выбраться из проклятого, опостылевшего за долгие бесконечные недели бункера. Оказывается, просто спастись – мало. Нужно жить. Выживать день за днем в герметических стенах, в тесноте, среди быстро надоевших лиц. А это оказалось непосильным трудом. У них не было сил, чтобы терпеть.

И самое главное – у них не было цели. В океанском плавании, пусть даже самом долгом, люди, набитые в трюмы и каюты третьего класса, все равно уверены, как бы тяжело им ни было, как бы их ни терзали скука и безделье, рано или поздно они достигнут берега и выйдут на твердую землю.

Даже в Ноевом ковчеге люди знали, что весь этот потоп когда-то закончится…

А бункер… Бункер останется навсегда. Это они думали, что бункер останется навсегда, а полковник Иванченко знал, что это «навсегда» – только полгода. Шесть месяцев. А потом… Потом придется принимать решение, делать выбор. Придется выходить наружу, рискуя впустить вирус сюда, в бункер. Придется искать еду, горючее для генераторов… Или не придется, если вдруг окажется, что система обеззараживания не работает.

Люди поднимались наверх. Ступенька за ступенькой, пролет за пролет. Металлические ступеньки прогибались под человеческой массой, но не ломались.

Полковник Иванченко опер пулемет о перила лестницы верхнего пролета. Сто пятьдесят патронов в ленте. Полторы тысячи человек идут наверх. Одна пуля на десять человек. Он просто не сможет их остановить. Не сможет – может, не нужно и пытаться? Просто отступить в сторону? Просто дать им возможность выйти наружу.

Но ведь он знает, что ждет его… их всех наверху. Прекрасно осознает, что вирус не пощадит никого из идущих сейчас по ступенькам людей. Они не произносят ни слова, даже дыхания их не слышно, только звук шагов.

Стук-стук-стук-стук…

Иванченко огляделся по сторонам. Неужели никого нет рядом? Неужели безумие охватило всех, даже капитана Ермакова и невозмутимого Мухаметшина?

Черт. Черт-черт-черт…

Пулемет прижался прикладом к плечу полковника. Два лестничных пролета. Всего два пролета.

Иванченко вздрогнул – в первом ряду шла его жена, держа за руку сына. Она-то почему вместе со всеми? Она же знает… Она все понимает… И не пытается окликнуть мужа, а сын даже не смотрит на него, глядит сосредоточенно под ноги, поднимается со ступени на ступень.

Стук-стук-стук-стук…

Палец полковника лег на спусковой крючок.

Я не хочу подыхать даже вместе со всеми, сказал, откашлявшись, полковник. Я не для того прошел через весь этот кошмар, чтобы вот так бездарно сдаться на милость человеческой глупости… Жена? Сын? Они ведь все равно умрут, когда распахнутся двери бункера. Я ведь видел, как убивали друг друга люди из спецколонны… Я обрек их на смерть, чтобы спасти своих близких, своих подчиненных и их семьи… И не смог заставить спасенных жить.