Читаем без скачивания Безнадежность - Коллин Хувер

Он откидывается на спинку и трёт глаза.

— Не знаю, — произносит он устало. — После смерти твоей матери я снова запил. Прошло чуть меньше года, и однажды утром я проснулся с мыслью, что натворил нечто ужасное. Надеялся, что это окажется всего лишь кошмарным сном, но когда я вошёл в твою комнату, чтобы разбудить, ты была… другой. Не той счастливой малышкой, что прежде. За ночь ты словно превратилась в девочку, которая боится меня. Я себя возненавидел. Я даже как следует не помнил, что произошло, поскольку был сильно пьян. Но понимал — случилось нечто страшное, и мне очень, очень жаль. Это больше не повторилось, и я делал всё возможное, чтобы вернуть тебя прежнюю. Постоянно покупал тебе подарки и давал всё, что пожелаешь. Я не хотел, чтобы ты запомнила ту ночь.

Я сжимаю колени, чтобы сдержаться, иначе брошусь к нему и придушу на месте. Он пытается представить всё так, будто такая ночь была единственной, и за это я ненавижу его ещё больше, если это вообще возможно. Как будто для него это всего лишь несчастный случай: разбилась кружка или кто-то поцарапал его грёбаную машину.

— Это происходило ночь за ночью... ночь за ночью, — говорю я, стараясь собрать воедино  остатки самоконтроля, чтобы не завопить во всю силу своих лёгких. — Я боялась ложиться в постель, боялась просыпаться, боялась принимать душ, боялась разговаривать с тобой. Я была не из тех девочек, которые страшатся чудовищ в шкафу или под кроватью. Меня пугал монстр, который, как предполагалось, должен был любить меня! Предполагалось, что ты будешь защищать меня от таких людей, как ты!

Холдер вдруг оказывается на корточках рядом со мной, сжимает мою руку, а я ору на человека, сидящего напротив. Дрожа всем телом, я прижимаюсь к Холдеру, в поисках успокоения, которое он дарит мне. Он потирает мою руку, целует в плечо, позволяя мне выплеснуть всё накопившееся и не пытаясь меня остановить.

Отец вжимается в диван, про лицу бегут слёзы. Он не делает ни одной попытки защититься, поскольку осознаёт мою правоту. Ему нечего мне сказать. Он просто плачет, закрываясь руками. Он нисколько не жалеет о том, что совершил когда-то, скорее, жалеет себя, теперь, когда его ткнули носом в его собственное дерьмо.

— У тебя есть другие дети? — спрашиваю я гневно, пытаясь поймать его взгляд, стыдливо избегающий моего. Он опускает голову и прижимает ладонь ко лбу, но не может выдавить из себя ответ. — Есть?! — кричу я. Мне необходимо знать, что он больше ни с кем этого не делал. Что он перестал это делать.

— Нет, — мотает головой он. — Я не женился после смерти твоей матери. — В голосе его звучит боль поражения, и, судя по его виду, он действительно подавлен.

— Я единственная, с кем ты это делал?

Он не отрывает взгляда от пола, и за моим вопросом следует очередная долгая пауза.

— Ты задолжал мне правду, — жёстко настаиваю я. — До меня ты делал это с кем-то ещё?

Чувствую, как он закрывается. По его тяжёлому взгляду понятно, что больше я от него ничего не добьюсь. Я роняю голову на руки, не зная, что делать. Оставить всё как есть? Пусть живёт как жил? Невозможно. Неправильно. Но при мысли о том, что будет, если я донесу на него, меня охватывает ужас. Страшно представить, как изменится моя жизнь. А вдруг никто мне не поверит, ведь это было так давно. Но больше всего меня пугает вопрос, который я задаю себе снова и снова: неужели я так сильно люблю этого человека, что не захочу разрушить его жизнь? Пребывание в этом доме вызвало во мне бурю эмоций. Я смотрю на кухонный стол и вспоминаю, как мы сидели за ним вместе и болтали. Смотрю на дверь и вспоминаю, как мы подбегали к ней, чтобы посмотреть на поезд, проходящий по полю за нашим домом. Каждый предмет поднимает во мне противоречивые воспоминания, и мне не нравится думать, что я люблю отца так же сильно, как ненавижу.

Я вытираю слёзы и смотрю на него. Он сидит всё так же молча, уткнувшись взглядом в пол, и в его облике проступают черты моего обожаемого папочки, как бы я ни старалась отогнать эти видения. Я вижу человека, который любил меня… задолго до того, как в мою жизнь вошёл ужас поворачивающейся дверной ручки.

Четырнадцатью годами ранее

— Тс-с-с, — шепчет она, закладывая мои волосы за уши.

Мы лежим в моей кровати, мама — за моей спиной, прижимает меня к своей груди. Я болею, и мне всю ночь было плохо. Не люблю болеть, но мне нравится, когда мамочка заботится обо мне.

Закрываю глаза и пытаюсь заснуть — тогда, наверное, выздоровею. Я уже почти сплю, когда поворачивается ручка, и я смотрю на дверь. Входит папочка, с улыбкой глядит на меня и маму. Но когда ему удаётся рассмотреть меня получше, улыбка меркнет, потому что он понимает — мне плохо. Папочке не нравится, когда я болею, он грустит в такие дни, ведь он любит меня.

Он садится на корточки рядом с кроватью и дотрагивается до моего лица.

— Как себя чувствует моя маленькая девочка?

— Папочка, мне плохо, — шепчу я. Он хмурится. Надо было сказать ему, что всё хорошо, тогда бы он не хмурился.

Он смотрит на маму, лежащую за моей спиной, и улыбается. Дотрагивается до её лица, как дотрагивался до моего.

— А как себя чувствует моя другая девочка?

Она прикасается к его руке.

— Устала, — отвечает мама. — Всю ночь не спала.

Он встаёт, тянет её за руку, и она тоже поднимается. Я наблюдаю, как он обнимает её и целует в щёку.

— Я позабочусь о ней, — говорит он, гладя её волосы. — А ты пойди отдохни, ладно?

Мама кивает, целует его и выходит из комнаты. Папа огибает кровать и ложится туда, где только что была мама. Обнимает меня, точно так же, как она, и мурлычет свою любимую песню. Он говорит, что это его любимая песня, потому что она про меня.

В долгой жизни моей было много потерь.Были боль в ней, раздоры и горе, поверь.Но шагал я вперёд, силён как и прежде,Ведь сиял мне всегда мой лучик надежды.

Я улыбаюсь, хоть мне и плохо. Папа поёт для меня, а я закрываю глаза и засыпаю.

Понедельник, 29 октября, 2012

16:57

Это первое воспоминание до того момента, когда всё изменилось к худшему. Единственное воспоминание до смерти моей матери. Очень смутное, мамино лицо ускользает из моей памяти, но чувства остались. Я любила своих родителей. Обоих.

Отец решается поднять на меня взгляд, лицо его печально. Мне его совсем не жалко — кажется, я временно утратила способность к сопереживанию. Уверена, он сейчас в уязвимом положении, и если я сумею воспользоваться своим преимуществом и вытянуть из него правду, я не премину это сделать.

 Я встаю, и Холдер пытается взять меня за руку.

— Всё нормально, — говорю я ему успокаивающе и качаю головой.

Он кивает, неохотно отпускает мою руку, давая мне возможность подойти к отцу. Приблизившись, я опускаюсь на пол и смотрю в глаза этого человека, сейчас полные раскаяния. Он совсем рядом — и от этой близости моё тело каменеет, а в сердце растёт страх. Но я знаю: чтобы получить от отца нужные мне ответы, я должна вести себя именно так — тогда он поверит, что я сострадаю ему.

— Я болела, — произношу я спокойно. — Мы с мамой лежали в кровати, а ты пришёл с работы. Она возилась со мной всю ночь и очень устала, поэтому ты предложил ей отдохнуть.

По отцовской щеке скатывается слеза, он едва заметно кивает.

— Ты обнял меня так, как нормальный отец обнимает свою дочь. И ты пел мне. Я помню, ты обычно пел мне песню, в которой были слова о лучике надежды. — Я вытираю слёзы и не отрываясь смотрю на него. — До маминой смерти, до того момента, когда на тебя навалились боль и тоска, ты не делал со мной ничего такого, правда?

Он качает головой и прикасается пальцами к моей щеке.

— Нет, Хоуп. Я так сильно тебя любил. И сейчас люблю. Я любил тебя и твою маму больше жизни, но когда она умерла, лучшее во мне умерло вместе с ней.

Я сжимаю кулаки и едва заметно отстраняюсь, чтобы избежать отцовского прикосновения. И всё-таки мне удаётся сохранить спокойствие.

— Мне очень жаль, что тебе пришлось через это пройти, — говорю я твёрдо. И теперь мне действительно жаль его. Я помню, как сильно он любил мою маму. И хотя он нашёл отвратительный способ, чтобы справиться с болью, такой потери не пожелаешь никому.

— Я знаю, что ты её любил. Помню. Но мне от этого не легче, и для меня это не повод, чтобы тебя простить. Что бы там ни жило в твоём нутре, отличающее тебя от других людей, разрешившее тебе творить надо мной все эти мерзости… я этого не понимаю. Но, несмотря на твои поступки, я верю, что ты любил меня. И как ни тяжело мне в этом признаться, когда-то я тоже тебя любила. Я любила всё хорошее в тебе.