Читаем без скачивания Фрагменты из книги "История Российская. IX-XVII вв. - Руслан Скрынников

Иван III женил первенца Ивана Молодого Тверского на дочери православного государя Степана Великого из Молдавии Елене. В 1479 г. Софья Палеолог родила сына Василия. Четыре года спустя Елена Волошанка родила Ивану III внука Дмитрия.

Княжичу Дмитрию исполнилось семь лет, когда умер его отец Иван Молодой. Тридцатидвухлетний наследник престола страдал легким недугом «камчюгою в ногах», или подагрой. Вылечить его взялся лекарь «мистер Леон Жидовин», выписанный Софьей из Венеции. Несмотря на старания врача, больной умер. Кончина наследника была выгодна «грекине», и по Москве тотчас прошел слух, будто бы Ивана Молодого отравили итальянцы. (Андрей Курбский записал эти слухи через сто лет, нимало не сомневаясь в их достоверности). Знаменитого венецианского врача вывели на площадь и отрубили ему голову.

Тринадцать лет Иван Молодой был соправителем отца. За это время у его двора сложились прочные связи с Боярской думой. Бояре помнили кровавую смуту, затеянную удельными князьями при Василии II, и твердо поддерживали законную тверскую ветвь династии. Они с тревогой наблюдали за взаимоотношениями между Дмитрием-внуком и его дядей Василием, сыном Софьи. В 1497 г. власти решили короновать Дмитрия-внука по случаю его близкого совершеннолетия. Таким путем они надеялись пресечь смуту в самом зародыше. Коронацию готовили втайне от «грекини». Но один из доверенных дьяков выдал тайну Василию и его матери. В окружении Софьи возник заговор. Его участники попытались опереться на великокняжеский двор, для чего «тайно к целованию приведоша» многих детей боярских из состава двора. Наиболее решительные заговорщики советовали княжичу Василию собрать войско, захватить Вологду и Белоозеро вместе с находившейся там великокняжеской казной. Таким путем сторонники «грекини» рассчитывали предотвратить коронацию Дмитрия-внука. Никто из членов Боярской думы не принял участия в авантюре, что и предопределило ее неудачный исход. Главные советники Василия дети боярские Еропкин и Поярко были четвертованы, другие заговорщики — князь И Палецкий-Стародубский, В. Гусев, дьяк Стромилов — лишились головы. В ходе следствия выяснилось, что Софью во дворце посещали колдуньи и ворожеи, приносившие зелье. Иван III велел тотчас же утопить «лихих баб» в Москве-реке, а с женой «пача жить в бережении». Княжича Василия некоторое время держали под арестом «за приставы».

14 февраля 1498 г. Дмитрий-внук в неполные 15 лет был торжественно коронован великокняжеской короной в Успенском соборе Кремля. Дмитрий не имел отношения к греческой императорской фамилии. Тем не менее церемония в Кремле напоминала обряд коронации византийских василевсов.

Преодоление раздробленности и образование мощного государства создали почву для распространения в русском обществе идеи «Москва — новый Царьград». Как то ни парадоксально, мысль о византийском наследии развивали не «греки» из окружения царевны Софьи, а духовные лица и книжники, близкие ко двору Елены Волошанки. Митрополит Зосима, которого считали единомышленником Елены, сформулировал новую идею в сочинении «Изложение пасхалии», поданном московскому собору в 1492 г. В похвальном слове самодержцу Ивану III пастырь не упомянул о браке государя с византийской принцессой. В то же время он подчеркнул, что Москва стала новым Константинополем благодаря верности Руси Богу. Сам Бог поставил Ивана III — «нового царя Константина новому граду Константину — Москве и всей Русской земли и иным многим землям государя».

Своеобразную интерпретацию идея византийского наследия получила в сочинениях XVI в. — «Послании Спиридона-Саввы», «Сказании о князьях Владимирских» и так называемой «Чудовской повести». Авторы этих сочинений развили сюжет о царских регалиях, возникший, как полагают, в год коронации Дмитрия-внука. Наиболее подробное освещение этот сюжет получил в позднем «Сказании о князьях Владимирских». Согласно «Сказанию», киевский князь Владимир Мономах совершил победоносный поход на Константинополь и принудил своего деда императора Константина Мономаха отдать ему царский венец («шапку Мономаха») и другие регалии. (В действительности князю Владимиру едва исполнилось два года, когда умер его дед, и киевский князь никогда не ходил на Царьград). Фантастическая ситуация, описанная автором «Сказания», напоминала реальную ситуацию, сложившуюся в Москве в 1498 г. Дмитрий-внук получил «шапку Мономаха» из рук деда Ивана III, как Мономах — из рук деда Константина. Все симпатии автора «Сказания» на стороне внука. Владимир-внук послал воинов, которые разорили окрестности Константинополя, и малодушный Константин снял с головы свой венец и послал внуку с мольбой о мире и любви, чтобы весь православный люд стал под власть «нашего царства (Византийской империи. — Р. С.) и твоего (Владимира Мономаха. — Р. С.) великого самодержавъства великия Русиа». Предание о «шапке Мономаха» доказывало, что русские великие князья породнились с византийской династией задолго до греческого брака Ивана III и родство было скреплено передачей им царских регалий. Отсюда следовало, что правом на трон обладал старших праправнук Мономаха, тогда как греческое родство удельного князя Василия не имело значения. Теорию греческого наследства выдвинули противники греческой царевны Софьи. По этой причине она не получила официального признания при Василии III.

Обращение к московскому летописному своду 1497 г. обнаруживает удивительные факты. После освобождения от татарщины Иван III находился на вершине славы. Составитель официальной летописи имел все основания сложить панегирик в его честь. Вместо этого он постарался выставить героем победы над Ордой наследника престола и бросить тень на поведение монарха.

Одним из самых близких к Ивану III церковников был архиепископ Вассиан Рыло, крестивший его детей. Среди прочих духовных особ он выделялся своим красноречием и неукротимым характером. Следуя примеру Сергия Радонежского, благословившего на битву Дмитрия Донского, Вассиан направил «укрепительную» грамоту Ивану III на Угру. Духовник государя превозносил доблесть Ивана Молодого и напоминал Ивану III его обещание крепко стоять против басурман и не слушать «духов льстивых», «шепчущих в ухо твоей державе, еже предати христианство». Поводом для обращения духовника послужила весть о том, что великий князь вступил в мирные переговоры с Ахмат-ханом. Ныне, писал Вассиан, «прежние твои развратницы» советуют тебе «не противитися супостатом, но отступати», Ахмат уже «погубляет христианство», а ты смиряешься перед ним и молишь о мире. «Не будь бегуном и предателем христианства!» — завершает свое поучение духовник Ивана III.

Послание Виссиана было образцом церковного красноречия. Оно было украшено великим множеством цитат из Священного писания. Содержание грамоты послужило основой для всех позднейших легенд о бегстве Ивана III с Угры.

В действительности Иван III не помышлял об отступлении и не давал поводов для резких упреков духовника. Не его виной было то, что известие о мирных переговорах с Ордой вызвало настоящую панику в Москве.

Вскоре после отражения татар архиепископ умер. Ростовские книжники, близкие к архиепископской кафедре, использовали его послание при составлении летописного отчета о событиях на Угре. Тревога престарелого пастыря по поводу мирных переговоров была беспочвенной, но книжники узрели в его словах пророчество. Когда ударили сильные морозы, записал летописец, русские побежали от Угры к Кременцу. Вассиан предупреждал Ивана III, что он может стать «бегуном и предателем христианским». Но государь не внял его словам, а последовал совету «злых духов» и из Кременца побежал к Боровску. Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы в дело не «вмешалась Богородица». Русские отступили на север, считая, что татары гонятся за ними, татары, «страхом одержими», бросились в противоположную сторону, «и бе дивно тогда совершися Пречистыя чюдо: едини от другых бежаху и никто же не женяше» (никто не преследовал). Автор официального московского свода не опроверг вымыслы ростовского летописца, но целиком принял их. Он впервые назвал по имени «предателя» — сына боярского Момона, устами которого сам дьявол посоветовал Ивану III бежать от татар.

Нет нужды усматривать в советах «духов» интригу «реакционной влиятельной группы бояр», противившихся решительной борьбе с Ордой. Перед нами едва ли не единственный случай в истории московского летописания, когда обличения по поводу трусости монарха попали на страницы официальной летописи.

Летопись составлялась в великокняжеской канцелярии при деятельном участии митрополичьей кафедры. По этой причине невозможно подозревать летописца в оппозиции к великокняжеской власти. Похвалы в адрес Ивана Молодого и резкие отзывы по поводу нерешительного поведения Ивана III бели связаны, без сомнения, с династической борьбой в Русском государстве. Старшая тверская ветвь династии была законной наследницей престола. Софья, домогавшаяся трона для своего сына — удельного князя, заслужила осуждения. Такой взгляд стал господствующим и официальным в 1497-1498 гг., когда люди из окружения «грекини» попали на эшафот, а сын Ивана Молодого был коронован великокняжеским венцом. Всего точнее отношение общества к Софье выразил все тот же ростовский летописец, закончивший отчет об «угорщине» едкими словами: «тоя же зимы пииде великая княгиня Софья из бегов, бе бо бегали на Белоозеро от татар, а не гонял никто, и по которым странам (уездам. — Р. С.) ходили (через Ростов на Белоозеро. — Р.С.) тем пуще стало татар и от боярьских холопов, от кровопивцев крестьянских». Автор официального московского свода 1497 г. списал эти слова из ростовского свода, нисколько не пытаясь смягчить их.