Читаем без скачивания Чудес не бывает - Лев Жаков

…Подозрительная таверна называлась "Зеленая лягушка", вдруг вспомнилось мне…

Я постучал. В коридоре шумели, и я не расслышал, что сказал дед. Мне показалось, что-то вроде "войдите". Я вошел - и понял, что ошибся. Арбин с Эмиром сидели в глубине на диване, обнявшись.

–Извините, я, кажется, не вовремя, - смутился я и попятился обратно. - Я зайду попозже.

–А! Виновник торжества! - закричал дед, бросаясь ко мне. Он втащил меня в кабинет и захлопнул дверь.

–Ну, рассказывай, куда исчезли? - потребовал он, посадив меня между собой и Эмиром.

Между ними я чувствовал себя неуютно. Старательно не смотря на отца, который начал морщиться, как только я сел -это было совсем неприятно, - я сказал:

–Извините, магистр Эмир, что я там не остался. Я подумал, что появился слишком быстро, нас наверняка не ждали. Вернее, совершенно не ждали, - прибавил я, вспомнив, как стеной стояли охранник и ведьмочка-секретарша. - Даже не хотели пускать, - я попытался оправдаться, вспомнив заодно и то, какой погром там случился, когда я вытряхнул арестанта. - Я принес его в руке, - сказал я, - а он пытался вырваться. И когда меня задержали и не пускали, мне пришлось его выпустить, потому что… В общем, пришлось, - неловко закончил я. - А еще… ведь вы мне разрешили идти через отражения? - я неуверенно оглянулся на Эмира, он резко кивнул, лицо застыло. - Но письменного разрешения у меня не было, получается, я нарушил закон, употребив запретную магию. И когда я это вспомнил, я решил уйти, чтобы не объясняться…

–В этом весь ты, - сердито заметил дед. - Чтобы не объясняться! А кто за тебя должен объясняться? Бросил опасного преступника, а сам сбежал! Еще и исчез! Где вы гуляли двое суток? И покажи, наконец, руку!

Я вытащил ладонь.

–Неужели сложно сообразить, что если тебя послали с заданием употребить чертову запретную магию, то за количеством никто следить не будет, - бормотал дед в бороду, разглядывая заживающую рану, осторожно щупая твердые края.

Я морщился, но молчал. Краем глаза я заметил, что отец тоже смотрит на мою руку, и щека его, обращенная ко мне, подергивается. Мне стало противно, и я усилием воли заставил себя не морщиться.

Кабинет заполняла полутьма, только горел огонь в камине, потрескивая.

Вдруг прихватило голову, как будто невидимый великан проверял ее, как арбуз, на зрелость: вспомнился монотонный треск, надоедливый запах жасмина… по языку пополз неизвестный горьковатый вкус, затошнило.

Пытаясь избавиться от наваждения, я так сильно затряс головой, что Арбин прикрикнул:

–Сиди тихо!

Тонкая ладонь отца легла мне на затылок, и дурнота быстро исчезла. Я сидел, боясь пошевелиться.

Наконец дед отпустил мою страдальческую руку.

–Заживает, как на собаке, - сказал он уже спокойно. Откинулся к мягкой спинке дивана и принял расслабленную позу. Отец с другой стороны повторил его движение.

Мне не хотелось делать так же. Получилось бы слишком по-семейному, а мое настроение не подходило к этому ощущению.

Я, недолго думая, сполз на пол, протянув ноги, откинул голову на диван и закрыл глаза. И тоже предался медитации. Если не вспоминать кое о чем, то получится почти нормально.

Сидели мы так долго, о чем-то думая, иногда перекладывая руку или ногу, изредка поглядывая друг на друга.

Иногда, думал я, случаются в жизни такие моменты. Обычно их не замечаешь, они проходят мимо. Они незначимые. В такие моменты не высказывается умных мыслей. Не говорится о важных делах. В эти минуты покоя и созерцания не решаются мировые проблемы. И никакие. Но очень может статься, что именно в такие миги человек и счастлив.

Ведь, если подумать, счастья как жизненного периода не существует. Счастье - более эфемерная вещь, чем чудо. Оно существует в мгновенном ощущении, это вспышка, всплеск, иногда - несколько минут такого несознательного сидения, когда ни о чем не думаешь, а просто существуешь.

Как этот диван, на котором мы примостились: стоит себе на толстых лапах, деревянный снизу и плюшевый сверху, и мягкий, если нажать рукой посильнее - пружинит, отталкивает руку, рубчатая поверхность как будто чешется о ладонь, тычется в тебя огромной шершавой щекой.

Так и ты - колени поджаты, пол натирает копчик, но пошевелиться лень. Шея затекла, но приятно ощущать голову запрокинутой, есть в этом свежесть положения в пространстве. А то вечно то сидишь, то стоишь, то лежишь, то идешь… Шея чешется от нечесаных волос, рука упирается в старый ковер, и песчинки впиваются в кожу. Иногда поднимешь, потрешь ладонь о ладонь, стряхивая песчинки, растирая вмятинки на ладони, - и снова упираешься. Огонь трещит, пощелкивая, пахнет пылью. И - хоть и незначительный для отчета пред высшим судией миг, но без него жизнь была бы бессмысленным передвижением тела в мировом пространстве.

Звонили к обеду. Коридор наполнился гулом голосов, спешащих из аудиторий в столовую.

–Пойдем и мы, что ли, - покряхтывая, поднялся дед. - Ох, устал я, две ночи не спал.

В столовой меня остановили рыцари и попросили, чтобы я зашел к себе в комнату: они будут меня ждать.

–Очень интересная постановка вопроса, - пробормотал я, но спорить не стал. Чувствовал я себя мерзко, представляя, что они мне устроят.

Именно чего-то в этом роде я и ждал. Они устроили чествование, поднесли самодельный орден на синей ленте, и потребовали подробного рассказа великой победы над великим злодеем всех времен и народов.

Честно говоря, хотелось посоветовать им смело шагать в светлое будущее. Но я снизошел до их молодого восторга. Сел, рассадил их вокруг и передал им наш разговор с Сирием Псоем.

Разочарование.

–Так он вовсе не черный маг?

–Нет, дети, - вздохнул я, как бы сожалея об этом.

Я сочувствовал крушению наивной детской мечты. Даже не стал напоминать, что это было известно заранее.

Расходились они грустно. Вставали поодиночке, как бы не в силах расстаться - с чем? Как бы отдавая дань - чему? Прощальное было настроение. Ни слова не произнесли о судьбе ордена, да и что можно было сказать? Мне, во всяком случае, нечего.

Остался один серьезный Эрл.

–Знаешь, магистр, - сказал он, вставая, - знаешь… Может, оно и к лучшему. И братство мы не распустим, наверное. Потому что… Хорошо, когда кто-то есть рядом, правда? И не важно, под каким предлогом.

С этими словами он тоже вышел.

–Умница, Эрл, - сказал я двери.

В дверь просунулась лохматая голова Романа:

–А что с этим?

–Не знаю, - пожал я плечами. - Не спросил.

–Понятно, - убрался он.

С утра я собрал пачку исписанных листов и стал на них смотреть, перебирая, но не имея сил перечитать. Я был уверен, что там самый настоящий бред: ни одной приличной мысли, одно размазывание цитат.