Читаем без скачивания Времени нет - Олег Бажанов

— Везде говорят, что Тамерлан — страстный любитель шахмат и весьма сильный игрок. Откуда такая любовь к ним, Великий?

— Люблю их, потому что заставляет думать эта игра. А к шахматам меня ещё в детстве приучили сеиды — потомки пророка Мухаммеда. При дворе же у меня состоит на службе самый великий мастер игры в шахматы на всём Востоке — Алаэддин атТабризи. Его ещё называют Али Шатранджи. Он никогда никому не проигрывал, потому что, как сам утверждает, искусству игры его обучил сам Аллах, явившись к нему во сне. Хотя я думаю, что нельзя зрить Бога-человека. Кривит душой Али. Но Бог ему судья!

— Святые старцы на Руси тоже ведают о том, что не дано простому смертному видеть Бога, — вставил Рамза. — Они говорят с ангелами — посланцами божьими. Сам Бог непостижим для простого смертного.

— Мне не однажды являлись во сне старцы, мудрецы и пророки, указывающие путь на врагов моих, — кивнул головой Тимур. — А один раз приснился очень интересный сон: мала показалась обычная доска из шестидесяти четырех клеток, и тогда я придумал свои шахматы — большие, с доской из ста сорока четырех клеток, с дополнительными фигурами — верблюдом, жирафом, лазутчиком и барабанщиком-трубачом. Когда я проснулся, тотчас же велел изготовить именно такие шахматы. Так мой придворный мастер Алаэддин атТабризи освоил их сразу же. Играл он и на обычной шахматной доске, и на большой, и на нескольких сразу. И ни разу никому не проиграл. Даже мне. Хотя я обычно обыгрываю весь двор. А он у меня побольше, чем какой-нибудь европейский. При нём много образованных людей — цвет мысли и искусства: ученые и писатели, художники, зодчие и музыканты. Потому что моя империя должна служить примером всему цивилизованному миру. Кто-то приходит ко мне сам в поисках лучшей доли, кого-то я привёз из похода, захватив в плен. Если человек представляет собой для меня какую-то ценность, то никогда не пожалеет об этом. Я всегда завидовал белой завистью только тем, кто умеет рисовать, петь и сочинять стихи. Я вот не умею этого делать.

— Зато ты, Великий эмир, умеешь думать и повелевать. Нарисовать и написать могут и другие, — произнёс молчавший до этого Султан-Хусейн.

— Да, прав ты, внучек. Одному человеку не под силу уметь и знать всё. Прав и ты, князь: я бываю жесток, но в то же время прям, как лезвие собственного меча. Я приказываю убивать, но не терплю, когда при мне говорят об убийстве и кровопролитии! Я ненавижу ложь и лесть, но могу выслушать дерзость, если она исходит от чистого сердца, а дерзящий верит в свою правоту. Поэтому ты и жив ещё, князь Рамза. Я не люблю дураков — устаю от них. А правду люблю, князь, какой бы она ни была. Ты говоришь, что моя армия — наёмная. Да, я плачу деньги за труд воина! И что же, мои войска дерутся хуже других? Кому я проиграл хоть одну битву? Молчишь? За основу построения своей армии я взял порядок построения армии Великого Чингизхана. Мои войска, как и его, состоят из пехоты и конницы. Пехота в дальних походах снабжается лошадьми. Конница приучена сражаться в пешем строю. Конные полки я разделяю на лёгкие и тяжёлые. Есть отряды, состоящие из отборных воинов, для проведения глубокой разведки и рейдов в тылу противника. Есть вспомогательные части для устроения переправ и наведения мостов. Есть метатели греческого огня. Есть подразделения, умеющие обращаться с осадными машинами и метательными орудиями. Для действий в горах у меня собрана особого рода пехота, составленная из горцев. Войска, как и у Чингизхана, разделены на десятки, сотни, тысячи, тумены.

— Видел я в деле твои тумены, Великий! — поклонился Рамза. — Трудно с ними биться на равных.

— Тяжёлая конница у меня одета в броню, — продолжил Тимур. — Воины вооружены копьями, шлемами, кольчугами, латами, мечами. Всадник лёгкой конницы имеет кожаные доспехи, мечи, луки и стрелы. Каждый десятник вооружён кольчугой, мечом и луком. Сотники имеют мечи, луки, палицы, булавы, кольчуги и латы. Награда для отличившихся воинов — прибавление жалования. А оно в моей армии выплачивается регулярно. За храбрость награждаю увеличением доли при раздаче добычи, повышением в чине, присваиваю почётный титул «богатырь». А при отличии сотен или тысяч — раздаю литавры и знамёна. Трусов казню перед строем. Вместе с оставившим поле боя трусом казню каждого десятого из его сотни. Поэтому мои воины не бегут.

— Так делал повелитель сильных Чингизхан! — снова поклонился Рамза.

— Да! — взяв кубок, Тимур притронулся к вину. — В бою мои войска имеют правильный строй — в несколько линий, которые я постепенно ввожу в бой, и свежий резерв, составленный из лучших войск. И если неприятель сминает переднюю линию, то, опрокинув центр конницы, он слишком стремительно теснит её и сам оказывается замкнутым в ловушку с флангов пехотой и конницей. И проигрывает сражение. Именно так я разбил Тохтамыша на Кавказе. Но это ему не пошло впрок — у Сарай-Берке он снова столкнулся с моей тактикой, основанной на том же принципе, и снова проиграл, как неопытный щенок! Наверное, сам бог войны подсказал Чингизхану такой способ ведения битв. Так же строил боевые порядки и мой дед хан Батый. Я лишь учусь у мудрых.

— Бог не обделил мудростью и тебя самого, Великий! — вставил Султан-Хусейн.

Тимур с тёплой улыбкой взглянул на внука. Потом снисходительно посмотрел на Рамзу:

— Так что «наёмная» орда Тимура, князь, — это прекрасно подготовленные войска, которым покоряются Европа, Египет и Азия. Это те же самые неудержимые лавы Чингизхана и Батыя!

— Это бесспорно, Великий! — согласился русич. — Но построение твоих войск очень похоже на боевой строй славян. Они издавна перед битвой ставили полки «птицей»: в середине головной полк, а справа и слева мощные полки правого и левого крыла.

— Знаешь, почему именно так?

— Знаю, Великий. Верят славяне в свою прародительницу Мать-Славу, которая перед битвой проносится, обернувшись птицей, над полками, предвещая победу.

— И я верю в то, что появление птицы над полем брани приносит удачу. — Тимур посмотрел на своего сокола. — Вот мой живой талисман. Он со мной везде: и в походе, и на охоте, и на отдыхе. Перед битвой я выпускаю его, чтобы видели войска мои распростёртые крылья удачи! И чтобы учились мои внуки, как надо править! Ты знаешь, князь Рамза, я ведь создал великую империю и забочусь о ней как рачительный хозяин. Как бы длителен ни был мой очередной поход, возвращаясь, строго спрашиваю с тех, кому в своё отсутствие доверяю управление государством. Не потому что не верю преданным мне людям, а потому что империя является детищем всей моей жизни, единственным достоянием, которое я хочу передать своим внукам. — Тимур тепло посмотрел на сидящего рядом Султан-Хусейна. — Не сыновьям, а внукам. Ибо было мне пророчество, что семьдесят поколений моих потомков будут царствовать после меня. И создаю я империю для них, а не для себя. Я лишь раб своих внуков и правнуков.