Читаем без скачивания Числа. Хаос - Рейчел Уорд

— Тут вашему доктор нужен! Везите его в больницу!

Меня швыряет на скамейку — фургон снова кренится, но на этот раз не выравнивается. Сирена воет, мы переворачиваемся, пол с потолком меняются местами, опять переворачиваемся. Мой попутчик валится сверху, вышибает из меня воздух, еще один переворот — и он подо мной. Фургон трясет, бросает, раздается жуткий грохот, и пол — а может, стена, а может, потолок — бьет меня в челюсть, и я вырубаюсь.

Сара

Закрываю глаза. Из телика гремит обратный отсчет — «Шесть, пять, четыре»… Ничего не вижу. Мне туда не попасть. «Три, два, один»… По гостиной разносится звон Биг-Бена. «С Новым годом!» За окном грохочут петарды, как будто Килбурн превратился в поле боя.

— Думай, Сара.

Пламя и спереди, и сзади. Не могу найти Мию. Не могу ее найти. Здание скрипит, что-то рушится. Боже мой, крыша провалилась. Жарко. Невыносимо. На перилах краска пузырится. Перила. Перила. Заканчивающиеся плавными изгибами, которые стали еще плавнее, отполированные стремительными руками, потому что дети, сбегая вниз, всегда перепрыгивали последние три ступеньки. Дети. Мы с братьями.

Открываю глаза.

— Это мой дом. Она у моих родителей. Ее им отдали.

Вэл по-прежнему смотрит на меня, и ее глаза — океаны силы и сострадания.

— Вот туда мы и отправимся. Заберем ее и вернем сюда. Пойдем, Сара, к чему откладывать?

— Прямо сейчас?

— Прямо сейчас. Вот только возьму сумку из кухни, да и пойдем.

Тут телик с хлопком выключается, и дом погружается в темноту.

— Да что ж это такое, как некстати!

Фейерверки продолжаются еще несколько минут — по-моему, они только ярче стали, — потом понемногу гаснут. Темно, но в этой темноте есть что-то жуткое. Гляжу за спину Вэл в кухонное окно.

— Господи!

— Что с тобой?

— Со мной ничего. Небо. Посмотрите на небо.

Свет не горит — и не мешает смотреть. Небоскребы торчат, будто черные пальцы, на фоне неба — и это небо совершенно безумное. В воздухе пульсируют ленты желтого и зеленого сияния. Они переливаются перед глазами, вспыхивают, гаснут, исчезают и возвращаются.

— Ни фига ж себе…

— Вэл, это просто фантастика! Что это?

— Не знаю, лапа моя. В жизни такого не видела. А ты заметила еще кое-что?

— Что?

— Чертова псина перестала тявкать.

Точно. Весь день мы слушали за стеной постоянное «тяв-тяв-тяв», а теперь там тихо. И вообще тихо.

— Пустячок, а приятно, — замечает Вэл.

Мы снова погружаемся в тишину — и тут начинается скулеж и вой.

— Эх, лапа моя, поторопилась я. Господи, это не пес, а сущее наказание. Зачем только Норма завела этого паршивого мопса?!

И тут раздается такой оглушительный грохот, какого я в жизни не слышала, и пол подо мной встает на дыбы и швыряет меня в воздух, и я не понимаю, где верх, где низ, в ушах грохочет, трещит, валится, что-то твердое бьет меня по голове, красная вспышка перед глазами — и пустота.

Адам

Подо мной мокро и холодно. Я вздрагиваю и сажусь. Небо над головой сверкает и взрывается — петарды разлетаются, словно шрапнель, меня осыпает звездами. Перед глазами переливаются разноцветные пятна, такое чувство, будто я попал в окружение. Да и грохот стоит как на поле боя. «В день Порохового заговора положено пускать фейерверки, — думаю я. Потом снова поднимаю голову. — Сегодня не пятое ноября. Сегодня новогодняя ночь. Уже после полуночи. Первое января!»

Упираюсь руками в землю, чтобы встать. К запястью съезжает металлический браслет. Какой браслет?! В жизни не носил цацек. Под ладонями скользко — оказывается, там ил. Я на берегу реки, метрах в двух от воды.

Осматриваюсь. В небе взрывается очередная петарда, и в свете вспышки я вижу лежащий на боку фургон. Кабина вдребезги, дверца распахнута.

Поднимаюсь на ноги, морщусь — все болит. Делаю несколько шагов к фургону. Сирена молчит. Рядом на земле какая-то груда. Трогаю. Человек. Труп. Мой охранник. Вторая половина наручников по-прежнему на нем, цепочка порвалась от удара.

— Прости, друган, — говорю я.

Ничего лучше в голову не приходит.

Топаю к кабине. Земля мокрая. Поскальзываюсь, теряю равновесие. В кабине еще два трупа. Подушки безопасности сработали, не подвели, да толку от них…

Отворачиваюсь.

Куда меня занесло-то?

Шарю перед собой руками, натыкаюсь на что-то шершавое, холодное, склизкое — парапет. Иду вдоль него, наступаю на всякую дрянь и незнамо что. Добираюсь до каких-то ступенек, плюхаюсь на них, пытаюсь отдышаться и собраться с мыслями.

Фейерверки уже погасли, только вдали еще виднеются одиночные петарды, но на воде пляшут отблески — желтые и зеленые. Бред какой-то. Поднимаю голову: в небе вспыхивают и гаснут непонятные цветные ленты.

— Это еще что за фигня? — бормочу я, и тут раздается оглушительный грохот, я в жизни такого не слышал, и земля поддает мне снизу и швыряет в воздух. Падаю в воду по щиколотку. В небе по-прежнему переливаются разные цвета, а больше ничего не светится.

Больше ничего нет.

Город погружен во тьму.

И тихо. Ни гудков, ни сирен, только из-за реки доносятся крики и визг.

Вода потихоньку отступает, уносит с собой ил. Как будто меня засасывает в землю, как будто я вот-вот исчезну — дно Темзы поглотит меня. Это как у моря, как в Уэстоне, когда стоишь на берегу моря и волны накатывают, и отступают, и вымывают песок из-под ног и ты от этого шатаешься.

Вода ушла, ее нет. Осталась только мокрая грязь — и никакой реки. Иду назад, вроде бы там был парапет. Если мы переехали реку, значит, мне надо обратно на ту сторону, чтобы добраться до бабулиного дома. А, стоп, воды-то нет. Значит, можно перейти реку вброд. И мост не искать. Поворачиваюсь и иду в другую сторону, но не успеваю пройти и нескольких шагов, как еле слышный голос в голове снова напоминает мне про Уэстон.

…Волны накатывают и отступают…

Вода никуда не исчезла. В Темзе нет сливной дыры с затычкой. Это река — приливная река. Она отхлынула, но вернется.

И тут в моей голове возникают все те «двадцать седьмые», которые должны утонуть, они беспомощно идут на дно, и легкие у них заливает водой.

Снова поворачиваюсь и пытаюсь бежать, но ил под ногами такой вязкий, что получается как в замедленной съемке. Слева доносится какой-то гул — то ли рокот, то ли рев.

Давай, давай!

Я изо всех сил пробираюсь вперед — поднимаю одну ногу, потом другую. Надо найти ступеньки, выбраться отсюда, а потом залезть куда-нибудь, повыше, подальше от воды.

Я опоздал. Гляжу через плечо. Пока еще не видно, зато слышно. Вверх по реке мчатся тонны воды — чудище, готовое броситься на меня. Останавливаюсь, набираю полную грудь воздуха, но чудище накидывается, когда я еще не готов. Оно ударяет меня на вдохе и сшибает с ног. Только и могу, что закрыть рот, зажмуриться — и меня швыряет, будто тряпичную куклу. Вода не выпускает меня, держит, и мне кажется, грудь сейчас лопнет. Не могу больше. Надо вдохнуть. Надо открыть рот.