Читаем без скачивания Поэтический космос - Константин Кедров

И взглянул он через порог, и увидел там посреди покоя серебряный престол, а на нем священную чашу, покрытую красной парчою, и множество ангелов вокруг, и один из них держал свечу ярого воска, а другой — крест и принадлежности алтаря. А перед священной чашей он увидел блаженного старца в церковном облачении, словно бы творящего молитву. Над воздетыми же ладонями священника привиделись сэру Ланселоту три мужа, и того, что казался из них моложе, они поместили у священника между ладоней, он же воздел его высоко вверх и словно бы показал так народу.

…Шагнул он за порог и устремился к серебряному престолу, но когда он приблизился, то ощутил на себе дыхание, словно бы смешанное с пламенем, и оно ударило его прямо В лицо и жестоко его опалило». Да, небесный огонь опаляет. Во все эпохи в небесах идет битва света. Небесная битва и битва земная слились воедино в пророческой поэме Осипа Мандельштама. Поэма написана им в воронежской ссылке в феврале — марте 1937 года. Она вся пронизана предчувствием грядущей мировой войны и превращается в битву света с темнотой. Звездная, «ясно-ясеневая», чуть-чуть «красновато-яворовая» огненная аура Мандельштама достигает из окопа земли двух небес. Его череп — «звездным рубчиком шитый чепец» — становится уже знакомой нам чашей небес. Он ощущает всей сетчаткой бег лучей и мчится за ними со световыми скоростями, и по уже известным законам метакода выходит к светлой чаше конуса мировых событий. Улетая туда, в горловину чаши, он видит, как мчатся обратно «белые звезды земли», становясь по законам теории относительности «чуть-чуть красными», — это знаменитое красное смещение, возникающее при разбегании галактик. Это высокая поэзия и гениальное описание антропной космической инверсии. Оно подлинно пережитое и потому пророческое. Словно поэт уже прошел сквозь войну и теперь помогает нам уже оттуда лучами своей «яворовой» ауры.

До чего эти звезды изветливы!Все им нужно глядеть — для чего?В ожиданье судьи и свидетеля,В океан без окна, вещество…Научи меня, ласточка хилая,Разучившаяся летать,Как мне с этой воздушной могилоюБез руля и крыла совладать.И за Лермонтова МихаилаЯ отдам тебе строгий отчет,Как сутулого учит могилаИ воздушная яма влечет.Шевелящимися виноградинамиУгрожают нам эти миры,И висят городами украденными,Золотыми обмолвками, ябедами,Ядовитого холода ягодами —Растяжимых созвездий шатры…Сквозь эфир десятично означенныйСвет размолотых в луч скоростейНачинает число, опрозраченнмйСветлой болью и молью нулей.И за полем полей поле новоеТреугольным летит журавлем,Весть летит светопыльной обновою,И от битвы вчерашней светло.Весть летит светопыльной обновою:Я не Лейпциг, не Ватерлоо,Я не Битва Народов, я новое,От меня будет свету светло.Аравийское месиво, крошево,Свет размолотых в луч скоростей.И своими косыми подошвамиСвет стоит на сетчатке моей…Неподкупное небо окопное —Небо крупных оптовых смертей —За тобой, от тебя целокупное,Я губами несусь в темноте…Для того ль должен череп развитьсяВо весь лоб — от виска до виска —Чтоб в его дорогие глазницыНе могли не вливаться войска?..Мыслью пенится, сам себе снится —Чаша чаш и отчизна отчизне,Звездным рубчиком шитый чепец,Чепчик счастья — Шекспира отец…Ясность ясеневая, зоркость явороваяЧуть-чуть красная мчится в свой дом,Точно обмороками затоваривая,Оба неба с их тусклым огнем…Для того заготовлена тараОбаянья в пространстве пустом,Чтобы белые звезды обратноЧуть-чуть красные мчались в свой дом?(Февраль-март 1937 г.)

Человек может расширить до бесконечности свой слух, свое зрение, даже ощущение своего тела, он может стать существом космическим уже сейчас, находясь в пределах земли. Наш глаз не различает ультрафиолетового излучения, наш слух не слышит ультразвука, мы не можем видеть многие реально существующие вещи, скажем, четвертое измерение, четвертую пространственно-временную координату вселенной. Не можем видеть вполне реальное искривление пространства и времени, открытое общей теорией относительности. С этим не мирится литература. Она создает свои модели мироздания, видимые, слышимые и воспринимаемые человеком, безгранично расширяющие пределы его восприятия.

Мистерия литературы — это, прежде всего, грандиозный проект космической переориентации человека.

Доктора философских наук Ю. Школенко, критикуя в книге «Космический век» теорию метакода, сообщает множество любопытных подробностей, на мой взгляд, только подтверждающих правильность моего пути. Приведу эти высказывания полностью:

«За рубежом да и у нас в стране предпринимаются попытки связать некоторые феномены общественного сознания, особенно культуру и искусство, с естественными феноменами во Вселенной, сопоставить нащупываемые наукой законы эволюции Вселенной с законами человеческого мировосприятия, образного мышления, подсознания. Задача на первый взгляд недостижимая, но в принципе не лишенная смысла, тем более что древняя идея единства космоса и человека, макро- и микрокосма, признается и обосновывается современными космологами.

К сожалению, подчас эта задача решается на уровне умозрительных построений, по сути дела, идеалистических и граничащих с мистикой. Например, американский физик Хейнц Пейджелс полагает, что единый «космический код», представляющий собой некое «послание», управляет не только естественными процессами во Вселенной, но и социально-культурными процессами в человеческом обществе. Существует ли «космический код», разумеется, не в виде «послания» от внематериального субстрата, то есть бога, а «встроенный» материей в самое себя, сказать пока трудно. Но вот генетический код, относящийся к биологической ступени движения материи, существует бесспорно. Проникновение в тайну генетического кода, программирующего развитие всего живого на Земле, конечно, может приоткрыть завесу еще более грандиозной тайны — возникновения живого из неживого… Этот процесс, как показывают последние данные астрофизики и земной планетологии, явно имеет не только земные, но и космические истоки. Однако считать запрограммированным этим генетическим кодом, в свою очередь ведущим начало от «космического кода», развитие разума и культуры на Земле было бы ошибочным. Социальные процессы имеют собственную природу и собственные закономерности — те самые закономерности, основу которых составляют коллективность и орудийная деятельность, о чем мы уже говорили и что снимает мистическую тайну с процесса превращения живого в разумное.

А между тем вот какие, например, изыскания в области космоса и культуры проводит профессор из Лилльского университета Б. Же (Франция). Анализируя сказки Пушкина (о попе и его работнике Балде, о мертвой царевне и семи богатырях, о золотом петушке и о царе Салтане), он усматривает в них «космическую ось социальности», которая, если она разрушается (скажем, отказ царя отдать звездочету шемаханскую царицу в благодарность за золотого петушка), ведет к гибели разрушителя. Профессор Же верно замечает, что всякая сказка уходит корнями в первобытное сознание, но само это сознание, по его мнению, уходит еще дальше — во все ту же «космическую ось», существа которой он не определяет. Собственно говоря, сам Пушкин оказывается здесь ни при чем, хотя подлинно космические мотивы, уже упоминавшиеся нами, были присущи его творчеству.

На наш взгляд, далек от строгой научности и Константин Кедров в своем эссе «Звездная книга», где он проводит мысль о действии в фольклоре разных народов, да и в некоторых художественных произведениях более близкой к нам эпохи (например, в повести Льва Толстого «Смерть Ивана Ильича»), некоего «метакода», раскрытие которого якобы позволяет многое прояснить и в загадках древних цивилизаций, и в современном осмыслении единства человека и космоса. Так можно прийти к утверждению, что все сложности нашего существования и разнообразие нашей истории, эмоций, восприятия и т. п. были заложены в первичном «галактическом яйце», давшем начало нашей Вселенной, что, собственно говоря, и утверждал астрофизик И. С. Шкловский в своей в общем-то весьма содержательной и интересной книге «Вселенная, жизнь, разум», выдержавшей несколько изданий. Однако в философии это называется предопределенностью, провиденциализмом, преформизмом, фатализмом, которые чужды и материализму, и диалектике.

Конечно, рассуждения о «метакоде» импонируют человеческому пристрастию ко всему таинственному и чудодейственному. Но, как нам представляется, все это уводит в сторону от реальностей космонавтики и космического века».