Читаем без скачивания Новая русская сказка - Е. Квашнина

Да, удирали мы со всеми возможными спецэффектами, благодаря ковру. Замок Кощея за нашими спинами окончательно оседал и рушился, жаль, смотреть было некогда на это эпохальное зрелище. Из замка высыпали расколдованные люди. Видел я там и Анабеллу с отцом, и Елену Прекрасную, и еще много кого, совершенно незнакомого.

Вдруг в воздухе прокатился чудовищный рык. Мы обернулись, холодея. Нас догонял старый знакомый — Змей Горыныч собственной персоной.

— Куда это вы намылились? — пророкотала средняя голова.

— Да, точно, и даже не попрощались! — ядовито поддержали две другие.

— Не твое дело, крылатый, — огрызнулся Волк. — Тебя Кощей чем кормил в детстве?

— Яблоками, грибами… а что?

— А какого размера?

— Ну… с мою голову где-то.

Мы переглянулись. Садист. Ручную ящерицу чернобыльскими яблочками закармливать!

— Вы, там, букашки недоморенные, — опомнился Змей. — Хватит мне зубы заговаривать! Вам не уйти от меня!

Он раскрыл одну из пастей, и наш купол мягко обтекло высокотемпературное пламя. Это не ящер, а атомный реактор какой-то! Мы, не сговариваясь, дружно показали ему язык. Горыныч обиделся.

— Я ведь и погорячее могу! — предупредил он.

Я, не ответив, нажал наугад кнопку. Психотропный луч, гм… как им пользоваться? Я представил себя Змеем Горынычем. Я не хочу есть мясо, внушил я мысленно себе (в смысле, Горынычу). Я не хочу пить кровь. Я хочу погрузиться в Нирвану и думать о Вечном… ага, ехидно добавил внутренний голос, а еще я хочу молиться Будде и питаться нектаром цветов…

— Да простит вас Будда, — неожиданно грохнул Горыныч и ушел в красивое пике. — А я, скромный монах Гималайских гор, должен лететь в монастырь и посвятить наконец свою жизнь буддизму, как я мечтал с самого детства!

— Чего?! — вытаращилась Василиса. — Ваня, что ты ему навнушал?

— Да ничего, — смутился я. — Ничего особого.

— Да погрузятся ваши души в Нирвану! — сладко улыбаясь, дракон помахал нам передней лапой и резко изменил траекторию, взяв курс куда-то на Индию. — Мне пора позавтракать нектаром — и в путь! Прощайте!

— Пока-пока, — помахали ему и мы.

Эх, жаль, с Кощеем так не вышло. Мы же все-таки не звери, чтоб рубить в капусту всех, кого считаем злодеями. А то получится извечный американский принцип: Добро победит Зло. Поставит его на колени и зверски убьет! Нет. Мы не такие. Но он сам был виноват…

К утру вылетели из Аляски и пересекли Канаду; затем пролетели Гренландию… Наконец-то в нашей команде царил мир и уют; все чувствовали, как сплотила нас эта история. Думаю, когда вернемся домой, мы будем поддерживать отношения. Хотя, гм… я и Волк, гуляющие вместе по деревенской дороге, — это нормально. Волк и Василиса, встретившиеся в царском саду, — тоже. А вот Вася и я… где нам дружить? Да не отдаст мне царь полцарства. Анастасия — какая-то там десятая дочь, кто буду я, когда женюсь на ней? Очередной "из грязи в князи"? А Василиса — наследница престола, ее готовили к этому, она будет женой какого-нибудь наследного принца (из Тайланда, к примеру). А потом станет царицей. А вдруг она даже знаться со мной не захочет? Лишнее унижение только будет.

К тому же, я наконец решился признаться себе, что люблю ее. Да. И нечего смеяться. Наверное, я уже давно понял это. Наверное, еще в тот день, когда открыл глаза и увидел ее, суетящуюся с лекарствами, там, в Березняках. А влюбился еще раньше. Как увидел. Но я запретил себе думать об этом тогда, и до сих пор получалось держать язык за зубами перед самим собой. В конце концов, я не сопливая девчонка тринадцати лет, впервые узнавшая, что такое влюбленность. Не мусолить же это все время, тем более, что я хорошо понимал: я ей не пара. Ну не пара я ей! Курносой, глуповатой и наивной Насте — да, может быть. А умной, красивой, свойской Василисе… да она на меня и не посмотрит. Я ей друг. А о большем… о большем я запретил себе даже помышлять. Не волнуйся, Василек. Я не потревожу тебя своими чувствами, даже если для этого придется в прямом смысле проглотить собственный язык.

Волк… всю дорогу он был мне лучшим другом. Странный говорящий зверь. Кто он? Этот вопрос не раз мучил меня. Но вариантов не было. Волк и волк, и ладно. А теперь, когда Василиса вдруг словно отодвинулась от меня, но зато внезапно стала ближе к нему, я вновь задумался об этом. Царевна все больше времени проводила с ним, все чаще я заставал их, тихо секретничающих о чем-то, причем Вася нежно чесала ему шерсть на загривке, а тот блаженно щурился и клал голову ей на колени. Аж смотреть на этих голубочков было противно. И все чаще посещала страшная мысль: а что, если Волчик на самом деле — заколдованный принц и превратится обратно в человека от поцелуя любви?.. Или — нет: он — оборотень. И днем он волк, а ночью… да нет, что за чушь в голову лезет! Волк — принц?! Василиса — его суженая?! Ой, собака Баскервилей, я видно сказок в детстве перечитал. Но эта догадка так и засела в сознании, не желая исчезать или уходить на второй план.

Меня Василиса почему-то стала избегать. Находясь рядом, всеми силами старалась не прикоснуться; встретившись случайно со мной взглядом, тут же отводила очи; заговаривала редко и тихо, на вопросы отвечая неохотно. Казалось, ей вдруг стало неприятно мое общество, и это удивляло. Она и прежде, гм… не очень ладила со мной, но теперь… нет. Внешне все было чудесно. Мы больше не дрались (поразительно!), не цапались… это напоминало беспричинную размолвку. Она не хотела общаться со мной, я же боялся обременять ее вниманием и не подходил. Ох. Лучше бы мы были в ссоре. Порой даже приходили в голову мысли о том, что, возможно, это из-за социальной и умственной разницы. Еще бы. Вася считает меня дураком. Она не первая… я давно свыкся с тем, что, по мнению окружающих, непроходимо туп. Но сейчас от этого было не легче.

Скоро вдали показалась Германия. Прошло три с половиной дня после того, как мы вылетели из Кощеева двор… развалин, потому что теперь он напоминал Акрополь в исполнении абстракционистов. Ни в Англию, ни во Францию (которые, узнав, что Кощей повержен, сразу залебезили перед нами и принялись зазывать к себе) решили не залетать. Чего зря время тратить? Я уже соскучился по своим близким, да и царевна все чаще вспоминала батюшку… В Германии тоже не задерживались. Залетели туда только для того, чтобы наладить отношения с ними. Приняли нас очень тепло (еще бы! Попробовали бы только не принять, с нашим-то ковриком!) Как выяснилось, Ганс и Альбина, оказавшиеся кощеевцами, очень скоро были пойманы и предстали перед судом. Нам выявили благодарность за содействие в их поимке (каким боком?!) и, накормив-напоив, пустили дальше, вручив заодно послание царю Гороху.

На пятый день пересекли границу Польши и Руси. Решив по старой памяти навестить Бабусю Ягусю, которую я после клубка, хлеба и сапожек иначе не называл, в Чертовом лесу мы спустились на землю и дальше пошли пешком, ведя ковер "в поводу".

Вдруг откуда-то с дерева раздался залихватский свист. Да такой свист, что уши заложило!

— Куда шмурыгаешь, баклан? — с дуба спрыгнул взлохмаченный тип вполне бандитского вида и, насвистывая "Мурку", направился к нам. — Ого! Где такую телочку-то раздобыл?

— Руки прочь от Василисы Прекрасной! — заслонил я подругу. — Ты кто такой?!

— Я, (вырезано цензурой)? Соловей-разбойник меня зовут. А по жизни Серега я. Серега Костоломов. Довольны, шантрапа?

— И что? — спокойно, но внутренне напрягшись, осведомился я. — Грабить нас будешь?

— Еще чего, — презрительно сплюнул он. — Да за кого вы меня держите? Что я вам, волк позорный — в такое время своих чистить?

— Но-но-но, я бы попросил не выражаться в мой адрес, — возмутился Волчик.

— Оп-па… — Соловей оторопело перевел взгляд на него. — Ваш хомячок еще и разговаривает?

— За "хомячка" я и откусить что-нибудь могу, — предупредил Серый Волк.

— Суровый у вас братан, — попятился Серега. — Я ж так… не со зла. Интересно стало: кто такие, куда путь держите…

— Да спецагенты мы, — со смехом призналась Василиса. — Я Василиса Прекрасная, царевна двадцать пятая…

— Че, серьезно?! — прибалдел Соловушка. — То-то я гляжу, красотка как с журнала, натурально… познакомимся поближе?

Он скабрезно подмигнул, за что и схлопотал пощечину.

— Все, понял-понял, мое место у параши, — разбойник отошел. — А ты кто?

— Я Иван Васильев.

— А-а, тот самый? Что на виселице в трусах?

Василек перевела изумленно-вопросительный взгляд на меня. Эту подробность я ей не сообщал.

— Радуйся, что не без, — залившись краской, ответил я.

— А че, с юморком парень, — Серега одобряюще хлопнул меня по плечу. — Эх, глянул на хом… э, друга вашего и вспомнил вдруг, как сам оборотнем был.

— Оборотнем? То есть? — переглянулись мы.

— То и есть. Ночью человек, днем мент.