Читаем без скачивания Расмус-бродяга. Расмус, Понтус и Глупыш. Солнечная Полянка - Линдгрен Астрид

Расмус похолодел, когда мама так сказала, но и виду не подал.

— Ну да, как говорит бабушка, — легкомысленно продолжал он, — это удел каждого из нас…

Но этого говорить ему не следовало. Мама снова громко хлопнула дверцей духовки. А затем, встав посреди кухни, посмотрела на них всех по очереди:

— Что с вами такое, собственно говоря? У вас что, совсем нет сердца? И в самом деле, только я одна люблю Глупыша?

У всего семейства был печальный вид… Как трудно оказалось подбодрить ее! Или это, может, только оттого, что они не нашли к ней правильного подхода?!

— Бедный маленький Глупыш, — дрожащим голосом сказала мама. — Я вижу, как он бредет один под дождем… и смотрит на всех встречных своими добрыми-предобрыми глазами, но никто не понимает, что он просит помочь найти его дом.

— Ш-ш-ш… — нерадостно шикнул Расмус, а глаза Крапинки стали такими огромными!

— Патрик, вспомни, как он был мил, когда ты болел, — продолжала мама. — Помнишь, как он сидел на полу рядом с твоей кроватью и не спускал с тебя глаз? О, он был умный, этот песик!

— Гм… — произнес папа. — Конечно, я это помню… гм-м!

Расмус вздохнул, и вздох его был глубоким, как рыдание.

— Нет, не стоит давать объявление, — тихо сказала мама. — В самой глубине души я знаю, что он мертв… Я вижу его перед собой, вижу, как он лежит где-то один, маленький-премаленький одинокий песик… лежит совсем тихо, с закрытыми глазами… и никогда, никогда больше не залает.

— Нет же, мама, нет! — громко рыдая, воскликнул Расмус, а Крапинка звучно глотала слезы:

— Да, ты можешь так все расписать, что…

— Гм-м! — сказал папа. — Гм-м! Да, во всяком случае, мы все равно дадим объявление.

Он откашлялся и пошел к телефону, а они молча сидели и слушали, как он звонит в отдел объявлений.

— Это «Вестанвикская газета»? — спросил он. — Да, тут есть объявление… Говорит полицейский Патрик Перссон. Вот что надо написать. «Убежал Глупыш, маленькая жесткошерстная такса», — начал он, но голос его прервался, и он замолчал, но потом снова повторил конец фразы: — «Маленькая жесткошерстная такса!» — Это он почти выкрикнул, но голос его звучал удивительно хрипло, а продолжение они вообще едва расслышали: — «Просьба звонить: Вестанвик, сто восемьдесят два».

— Ну, Патрик, не плачь! — воскликнула мама.

Но сама она плакала. Плакали и Расмус с Крапинкой.

Глава девятая

Сводка погоды в эту необычную субботу в мае предрекала дождливый день, который прояснится к вечеру, и, в виде исключения, предсказание оказалось правильным. В семь часов вечера засияло солнце, а на небе не было ни тучки. Даже дома, в семье Перссонов, тучи пронеслись мимо, во всяком случае, прекратились атмосферные осадки, никто больше не плакал. Они вкусно пообедали, папа вернулся к себе в полицейский участок продолжать сражение, именуемое «криминальный случай фон Ренкена», мама с Крапинкой сидели в общей комнате, Расмус в кухне готовил бутерброды и варил какао для ночной вылазки.

— Мы с Понтусом собираемся некоторое время пожить в палатке, — как бы случайно и мимоходом сказал он маме, так, чтобы она поняла: дело это решенное и обсуждать тут нечего. И у мамы никаких возражений не было.

— Но ты, вероятно, не забыл, что завтра весенний праздник? — сказала она. — Ты, вероятно, вернешься домой и пойдешь туда с нами… если мы вообще пойдем, раз Глупыш исчез, — с легким вздохом добавила она.

— Ясное дело, мы пойдем на этот праздник, — сказал Расмус. — Я буду дома задолго до этого… и Глупыш тоже, спорю на что угодно.

На лицо Крапинки набежала тень, когда они с мамой заговорили о празднике, и она отвернулась. Расмусу было ужасно жалко ее. Этот чудесный праздник, о котором она так долго говорила и которому так радовались… Ведь именно на этом празднике оркестр «Pling Plong Players» будет демонстрировать свое искусство перед всем Вестанвиком, а теперь бедная Крапинка должна сидеть на эстраде бок о бок с Йоакимом, который продал ее по дешевке. Бедняжка!

Упаковывая на кухне рюкзак, Расмус ворчал про себя на этого дурака Йоакима и вполуха прислушивался к тому, что говорили в общей комнате.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Что ты делаешь вечером, Крапинка? — услыхал Расмус мамин вопрос.

— Ничего особенного… буду дома, — ответила Крапинка.

А ведь был субботний вечер, и весна, и все такое — вот беда! Насколько он понимал, с весной для тех, кто влюбляется, связано нечто особое. И насколько он помнил, Крапинка никогда не оставалась дома в субботу вечером, разве что когда у нее была свинка и она сама походила лицом на поросенка.

Сунув нос в общую комнату, он попрощался:

— Привет! Увидимся завтра!

С палаткой, рюкзаком и спальным мешком, нагруженными на велосипед, он потопал наверх, на Столяров холм, за Понтусом, и ровно в восемь они стояли перед фургоном Альфредо.

Тиволи ожил после дождя. Был субботний вечер, и музыка с каруселей разносилась над Вшивой горкой. Она была слышна далеко вокруг, она возбуждала и манила: «Приходите сюда все, кто жаждет субботнего веселья, все, кто хочет покататься на карусели и в последний раз попытать счастья! Идите сюда, скоро будет слишком поздно!»

Да, скоро будет слишком поздно! Ведь ночью, когда отжужжит карусель, Тиволи перекочует дальше, на новое место. Все эти красивые киоски разберут на части, фургоны с трудом выберутся из грязи и укатят отсюда, а среди кустов сирени останутся только одна-две бутылки из-под пльзеньского пива, немного бумажного хлама да несколько увядших кистей сирени.

Тиволи отправится в путь; завтра в Вестанвике — большой весенний праздник школы, с ним не поконкурируешь. Но, верно, найдутся другие места, где люди хотят покататься на карусели и попытать счастья. Хотя там они уже точно не увидят всемирно известного шпагоглотателя Альфредо. Он порвал свой контракт по причине нездоровья. Альфредо утверждал, что страдает острым малокровием… «Эти verdammte шпаги содержат гораздо меньше железа, чем можно было бы пожелать», — уверял он разъяренного владельца Тиволи, которому второпях пришлось пригласить вместо него укротительницу змей.

Свое последнее представление в Вестанвике Альфредо дает сегодня вечером. И это более чем справедливо; ведь на долю жителей Вестанвика выпадет счастье пережить его прощальный спектакль, скромный знак признательности Альфредо Вестанвику. Ведь городок этот так любит всемирно известного шпагоглотателя, да и дела у него здесь пошли гораздо лучше, чем в большинстве столиц Европы, утверждает он.

— Большое прощальное представление… Знак признательности Вестанвику в девять часов, покупайте билеты уже сейчас!.. — это кричит у входа в балаган его помощница, одетая в алое платье. — Не напирайте, не напирайте, места всем хватит!

Но самого шпагоглотателя нигде не видно.

Нет Альфредо и в его собственном фургоне, когда туда приходят Расмус и Понтус. Там только один Эрнст.

— Вот как, это вы? — произносит Эрнст.

Некоторое время он молчит, и Расмус с Понтусом тихонько стоят у дверей в ожидании. Расмус чувствует, как в душу его закрадывается что-то странное: если он сейчас же не узнает, где Глупыш, он взорвется.

Похоже, что Эрнст тоже готов взорваться. Хотя неизвестно, рад он или зол. Кажется, он чем-то заряжен. Он, как всегда, неприветлив, но в нем явно бушует тайная радость, светящаяся в его наглых и жадных глазах. Видимо, он все-таки радуется мешку с серебром и тому, что этот антиквар Акула явится вечером и скупит все оптом. «Елки-палки, в какой восторг придет антиквар Акула, когда увидит, что за серебро лежит в мешке», — думает Расмус.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Но вслух спрашивает:

— Ну, когда наконец мы узнаем, что вы сделали с Глупышом?

Эрнст, сидя на нарах, ковырял в носу. Он не спешил.

— Мне хотелось бы, чтобы сперва вы себе кое-что уяснили, — сказал он.