Читаем без скачивания Стихотворения и поэмы - Ярослав Смеляков

240. ПО ПОВОДУ ГОЛУБЕЙ

Пока, увязнувши на треть,скрипит планеты колесо,она успела постареть,твоя голубка, Пикассо.

Когда на улице светло,любому мальчику видать:с набитым зобом тяжелоей подниматься и летать.

Нет блеска сокола в очах,и нет бесстрашия орла.Так приживалка на харчаху благодетельниц жила.

Немало раз породу их,когда идет киножурнал,во фраках сизо-голубыхна ассамблеях я видал.

Не призываю воевать,не обижаю прочих птиц, —мне хоть бы только развенчатьясновельможных голубиц.

241. ПИСЬМО В РАЙОННЫЙ ГОРОД

Пишет Вам неизвестная личность, не знавшая Вас во времена жизни моего сына Бори Корнилова, который, как мне известно, был близким Вам другом.

Где-то там, среди холмов дубравных,в тех краях, где соловьев не счесть,в городе Семенове неславномулица Учительская есть.

Там-то вот, как ей и подобает,с пенсией, как мать и как жена,век свой одиноко коротаетбедная старушечка одна.

Вечером, небрежно и устало,я открыл оттуда письмецо,и опять, как в детстве, запылалобледное недоброе лицо.

Кровь моя опять заговорила,будто старый узник под замком.Был ты мне, товарищ мой Корниловчуть ли не единственным дружком.

Мир шагал навстречу двум поэтам,распрекрасный с маковки до пят.Впрочем, я писал уже об этом,пусть меня читатели простят.

Получил письмо я от старушкии теперь не знаю, как мне быть:может быть, пальнуть из главной пушкиили заседанье отменить?

Не могу проникнуть в эту тайну,не владею почерком своим.Как мне объяснить ей, что случайномы местами обменялись с ним?

Поменялись как, не знаем сами,виноватить в этом нас нельзя —так же, как нательными крестамипьяные меняются друзья.

Он бы стал сейчас лауреатом,я б лежал в могилке без наград.Я-то перед ним не виноватый,он-то предо мной не виноват.

242. ЖАНТИЛ ИЗ БРАЗИЛИИ

Не жалуясь нисколечко,душой и телом чист,лежит себе на коечкебразильский коммунист.

Ему побриться недосуг,о красоте забылмой юный брат и верный друг.Виват тебе, Жантил!

Не ландыши и лилииу друга на уме.Компартия Бразилиив подполье и тюрьме.

Поговорить в охотку нам,хочу, чтоб рассказал,как он в больницу Боткинанечаянно попал.

Беседуем, как химики:понятней и скорейна пальцах да на мимике,без всяких словарей.

Беседу однотемнуюуж мне ли позабыть —решеточку тюремнуюлегко изобразить.

Свою понурив голову,не позабыл Жантилдубиночки тяжелыенапудренных горилл.

Он сам, как было велено,не посчитал за трудприехать в школу Ленина,в Марксистский институт.

С тобой шагаем об руку,не остерегшись их —ресниц святого отрокаи родинок больших.

Ведь кудри непокорныеспадают на глаза,молниеносно-черные,как поздняя гроза.

В том, что изобразили мы,есть свой и смысл, и лад.Компартия Бразилии,виват тебе, виват!

243. СЛЕПЕЦ

Идет слепец по коридору,тая секрет какой-то свой,как шел тогда, в иную пору,армейским посланный дозором,по территории чужой.

Зияют смутные глазницылица военного того.Как лунной ночью у волчицы,туда, где лампочка теснится,лицо протянуто его.

Он слышит ночь, как мать — ребенка,хоть миновал военный сроки хоть дежурная сестренка,охально зыркая в сторонку,его ведет под локоток.

Идет слепец с лицом радара,беззвучно, так же как живет,как будто нового удараиз темноты далекой ждет.

244. ДЕКАБРЬСКОЕ ВОССТАНИЕ

Я не о той когорте братской,нельзя какую позабытьи что на площади Сенатскойпыталась ложу учредить.

Я не о тех лихих рубаках,красе и гордости земли,что шли в тюрьму, как шли в атаку,и как потом в мундирных фракахстремглав на виселицу шли.

Я о декабрьской Красной Пресне,о той, где ты, Советов власть,подобно первым строкам песни,в пеленках красных родилась.

О той, скуластой и сутулой(ее давно покинул бог),что поднялась с недобрым гуломи прах державный отряхнулас отцовских шапок и сапог.

О той, что развернула знамяв том белоснежном декабрев краю Трех гор и Трех восстаний,на перекрестке жизни ранней,на раннеутренней заре.

245. ТИХИЙ, ИЛИ ВЕЛИКИЙ

Внук полевой России(ива, изба, Иван),я увидал впервыес палубы океан.

Это ведь не эстетство,если она впервой,синяя сказка детства,движется под тобой.

Это не скрипки бала,если тебя штормятдевять и десять балловцелую ночь подряд.

Бахают волны сбоку,теша тоску свою.С жадностью одинокойперед тобой стою.

Может быть, я не вправевровень с тобою жить.Но не хочу ославить —хочется разъяснить.

Вовсе не для присловьяс флагом над головоймы умывались кровью,собственной и чужой.

Там, на советской суше,выйдя на свет из тьмы,реквиемы и тушиперемежали мы.

Небо уже беззвездно,вроде бы стих прибой.Слишком, пожалуй, поздновстретились мы с тобой.

Было б, конечно, лучше,если б Девятый вал,сбив, как папаху, тучи,зыбку мою качал.

Возгласы, посвист, крики!..Как ты там ни ори,Тихий да и Великийбыли у нас цари.

Отменены недавноБиблия и Коран.Будем шуметь на равных,оба в ролях заглавных,Тихий мой океан.

246. СВАДЬБА

Уместно теперь рассказать бы,вернувшись с поездки домой,как в маленьком городе свадьбапо утренней шла мостовой.

Рожденный средь местных талантов,цветы укрепив на груди,оркестрик из трех музыкантовусердно шагал впереди.

И слушали люди с улыбкой,как слушают милый обман,печальную женскую скрипкуи воинский тот барабан.

По всем провожающим видно,что тут, как положено быть,поставлено дело солиднои нечего вовсе таить.

Для храбрости выцедив кружку,но всё же приличен и тих,вчерашним бедовым подружкамукрадкой мигает жених.

Уходит он в дали иные,в семейный хорошенький рай.Прощайте, балы и пивные,вся жизнь холостая, прощай!

По общему честному мненью,что лезет в лицо и белье,невеста — одно загляденье.Да поздно глядеть на нее!

Был праздник сердечка и сердцаотмечен и тем, что сполнапронзительно-сладостнымперцем в тот день торговала страна.

Не зря ведь сегодня болгары,хозяева этой земли,в кошелках с воскресных базаровпылающий перец несли.

Повсюду, как словно бы в сказке,на стенах кирпичных подрядодни только красные связкивенчального перца висят.

247. ПАВЕЛ АНТОКОЛЬСКИЙ