Читаем без скачивания Ричард Длинные Руки — вице-принц - Гай Орловский

Домик колдуньи проступил внезапно, я бы должен его заметить раньше, а так открылся разом, когда оказался перед ним шагах в десяти, но даже сейчас стоит чуть сдвинуться — передо мной всего лишь могучий завал из упавших деревьев, распустившиеся на их стволах пышные заросли омелы, путаницы из толстых нитей паутины, где свежей, где древней, опавших листьев и молодых зеленых прутиков, устремленных вверх.

Я сбавил шаг, сердце стучит взволнованно, сказал громко:

— Избушка-избушка, а поворотись-ка… нет, не надо! Ты не избушка, а если повернешься, то пол-леса снесешь…

Над моей головой раздался скрипучий и настолько старческий голос, что уже и не отличишь, мужской или женский:

— Впервые слышу такое заклинание…

Я задрал голову, там никого, повертелся, всматриваясь в окружающие поляну деревья.

— У тебя впервые такой гость!

Тот же голос проскрипел сухо и без оттенков:

— Заходи. Но берегись, если это не так.

— Каждый из нас уникален, — сообщил я на всякий случай.

Проход возник внезапно, я ощутил, что он там и был, это я не видел, да и сейчас, наверно, не вижу многое, а только что бахвалился перед собой видением леса…

Едва переступил черту, отделяющую от леса, как прохлада и свежий воздух зелени наполнили легкие, а глаза мои изумленно уставились в просторную пещеру из дерева, где ни единого просвета, словно мы в гигантском дупле, однако стены выровнены и сухо блестят то ли застывшим соком, то ли вообще лаком.

Пол ровный и блестящий, в центре стол и три кресла, а еще три роскошных ложа, покрытых звериными шкурами с длинным густым мехом, еще один стол, явно рабочий: длинный, в пятнах слизи, растворов, копоти и даже выемках.

На дальнем ложе полулежит, подложив под спину подушки из звериных шкур, очень древняя женщина с грязно-седыми спутанными волосами, серым морщинистым лицом и вздутым под ветхим одеялом животом.

Возле нее сидит в скорбной позе женщина в удивительно зеленом платье с вышивкой в виде листьев каштанов, но сразу же поднялась и выпрямилась в гордой и независимой позе. В глаза бросилось дивно нежное юное лицо и длинные седые волосы, по-настоящему седые, а не блондинистые или пепельные. В самом деле белоснежные, какие видел только у дряхлых старцев, хотя чаще у них на виду белые бороды, как вот у Найтингейла. Но у этой женщины именно волосы — голова не покрыта, а волосы не старческие жидкие пряди, а пышные, здоровые и густые. Перехватывает их изящно вырезанный из дерева обруч, украшенный блестящими камешками.

Я встретил ее внимательный взгляд, по телу прошла легкая дрожь. При всей свежести кожи и пухлости губ смотрит строго, испытующе и совсем не так, как юная дурочка. Хотя и не так, как смотрела бы восьмидесятилетняя старуха.

Я смешался, стараясь охватить взглядом ее всю и составить какое-то мнение. В зеленом платье, что дивно идет ей, вырез не квадратный, как обычно, а довольно узкий, зато опускается глубоко вниз, чуть ли не до живота, а обе груди показывает — это же обязательно! — не сверху, а с боков, что свежо, неожиданно и притягивает взгляд, но эту реакцию от меня и ждут, потому я с усилием удержал взгляд, словно тяжелую гирю на вытянутой руке, и продолжал смотреть ей в глаза.

После паузы я с трудом перевел взгляд на старуху, она все еще не пошевелилась на ложе, и отвесил учтивый поклон.

— Приветствую вас, — сказал я торжественно и восторженно, — великая и замечательная Квилла в вашем прекрасном… даже прекраснейшем из домов. Экологически чистом, без развращающей человеческую душу роскоши городов с их неестественным окружением из — подумать только! — камня и железа… Ах, как у вас прекрасно! Как же вам как бы хорошо!

Она смерила меня мутным взглядом из-под красных набрякших век. Мертвенно-бледные губы чуть шелохнулись, но ничего не сказала, только пожевала, а потом проскрипела, как рассохшееся дерево на ветру:

— Хорошо говоришь… Хоть и врешь, но как умело… Это моя дочь Рамона. Она умеет уже почти все, что и я, хотя мне пришлось учиться этому почти сто лет. Мне бы хотелось, чтобы она приняла от меня… мое умение…

— Приветствую вас, леди Рамона, — сказал я почтительно.

Она чуть наклонила голову.

За спиной пахнуло лесным воздухом, я быстро оглянулся, хватаясь за рукоять меча. В помещение вбежала молодая девушка, я сперва решил, что это эльфийка: уши длинные и остроконечные, затем рассмотрел золотые надставки, некие колпачки, удлиняющие уши, изящно расписанные тонкой вязью и украшенные мелкими драгоценными камешками, что поблескивают хитро и таинственно. Правда, глазища огромные, удлиненные и приподнятые к вискам.

Квилла проговорила скрипучим голосом:

— А это вот моя внучка… Сабра. Она не слишком прилежна в магии, еще ветер в голове, но девочка очень смышленая, все хватает на лету… Если все-таки пойдет по нашим стопам, то сумеет обогнать даже меня.

Сабра посмотрела на меня с веселым удивлением.

— Бабушка, кто это?

Голос ее прозвучал звонко, как колокольчик из серебра высшей пробы.

Ведьма произнесла слабо:

— Сабра, иди играй… Потом поговорим…

Сабра зыркнула в мою сторону хитрыми глазами и тут же исчезла, молодая и веселая, как горная коза.

— Очень красивая, — сказал я с воодушевлением. — Полностью в свою бабушку!.. Я смотрел на нее и видел вас!

Старуха проскрипела устало:

— Льстец… Но говорить умеешь…

— У меня был прекрасный воспитатель, — похвастался я. — Будучи лишенным внимания родителей, я воспитывал себя сам. Как вы себя чувствуете?.. Хотите чашечку кофе? Это взбодрит.

Она буркнула:

— Что за?..

Глава 9

Я торопливо создал большую чашку с кофе, крепким, сладким и горячим, осторожно приблизился и подал ей, не дав перехватить дочери, что смотрит на меня враждебно и недоверчиво.

Ведьма приняла с некоторой опаской, слишком уж необычный запах, сперва долго внюхивалась, потом осторожно отхлебнула, а затем, я не успел предупредить, что горячо, выпила в два мощных глотка, никогда бы не поверил, и, закрыв глаза, надолго замерла, прислушиваясь к ощущениям.

Я не двигался, а она, подняв веки, проскрипела одобрительно:

— Я сразу почувствовала… да… ты не прост, потому и открыла тебе. Ты хоть слаб и невежествен, но умеешь то, что даже не совсем… знакомо мне.

— Мама, — вскрикнула дочь с укором.

— Это правда, — прошептала старуха.

— Ваша похвала для меня, — воскликнул я патетически, — просто как невероятно и почетно!

— Грубая лесть, — пробормотала она, — так же приятна, как и усложненно вычурная… Может, даже приятнее. Этот твой кофе… странное слово… в самом деле хорош. Но, боюсь, для меня это временное улучшение… Так что говори, красавчик, сразу, что тебя привело ко мне?

Я перевел дыхание, сердце все еще стучит учащенно, будто видит подбирающуюся снизу к нему ящерицу.

— Один гад, — сказал я, — даже не колдун, а просто сволочь, заставил меня проглотить аккотису, так он сказал.

Дочь тихо охнула и посмотрела на меня, как на живой труп. Я умолк на минутку, ожидая, не скажет ли чего, все-таки, если судить по ее реакции, хотя бы слышала о такой твари, а старуха тяжело вздохнула и проскрипела:

— Тот, кто тебя направил ко мне… знал, что я сразу пойму.

— Он так хвалил, — воскликнул я, — так хвалил ваше умение! И даже расхваливал!

— Врешь, — буркнула она, — но все равно… да, я с этим знакома.

Я спросил быстро:

— Вы смогли бы ее вытащить?

Дочь посмотрела на меня сердито, а ведьма некоторое время лежала с закрытыми глазами, наконец прошептала:

— Наверное… Но… зачем?

Я подпрыгнул от неожиданности.

— Как… зачем? Спасете мою шкуру, самую драгоценную на свете!

Она проговорила скрипучим шепотом:

— Самая драгоценная на свете… моя.

— Ну да, — согласился я быстро, — ну да, если в философском контесте, но в реальности — моя, именно моя!

— Я тоже в реальности, — проскрипела она.

— Но тогда, — сказал я жарко, — вы должны спасти мою шкурку во имя человечности! Разве этого мало? Ну хорошо, к чувству хорошо исполненного долга перед всем прогрессивным человечеством я добавлю серебра и злата! Могу отсыпать драгоценных камней…

Она скривила губы.

— А зачем они мне?.. Или не видишь, что я одной ногой уже в могиле?

— Не знаю зачем, — ответил я откровенно, — но золото — универсальная платежная единица. Все стараются захапать побольше. Кстати, в ваших ритуалах не предусматриваются захоронения с золотым запасом, драгоценностями, масками из серебра и рубинов, ожерельями из бриллиантов, сундуками с самоцветами?

Она слабо качнула головой, поморщилась от такого трудного теперь движения.

— Думаю, в какой-то момент даже для вас это стало неважным… уже неважным.