Читаем без скачивания Возвращение Томаса. Башня-2 (сборник) - Юрий Никитин

Во дворе трое копейщиков довольно вяло тыкали длинными палками в мешок с шерстью, а в самом углу молодой изящный воин в подростковых доспехах активно наступает на воина с громадным щитом в одной руке и длинным мечом в другой. Доспехи подростка отличаются хорошей выделкой и прекрасной подгонкой деталей, Томас сразу обратил внимание на тщательность исполнения. Это кто-то из очень могущественных сеньоров снабдил своего сына такими доспехами, что через год-два станут тесными.

Он остановился понаблюдать, став у стены так, чтобы его не сразу увидеть из окна, но подросток немедленно прекратил бой, направился к Томасу, где отсалютовал ему мечом красиво и очень любезно по очень сложным правилам, Томас даже не уловил всего рисунка движений, сказал с поклоном:

– Весь замок гудит, как растревоженный улей. Вы стали героем, сэр Томас!.. Я – Джон Траббер, сын короля Зассекса.

Он поднял забрало, на Томаса взглянуло юношеское лицо и сияющие глаза. Томас с усилием поклонился.

– Приветствую вас, ваше высочество.

Принц воскликнул восторженно:

– Вы стали героем у всех дам, а мужчины все разбирают вашу схватку. Ваши противники – очень сильные мужчины, в прекрасных доспехах, оружие у них тоже великолепное. Но ваше мастерство просто невероятно!

Томас еще раз поклонился, чувствуя, как кольнуло в поясницу, а кровоподтеки заныли с новой силой.

– Я рыцарь Храма, – ответил он с достоинством. – В Святой Земле это обычное дело, когда дерешься один с тремя или больше противниками. Тот, кто дрался недостаточно умело, был погребен в жарких песках. А мы прошли дальше, взяли Иерусалим, освободили Гроб Господень, вернулись с победой.

Принц спросил порывисто:

– Вы наблюдали, как мы сражаемся… Я правда был великолепен?

Улыбка невольно скользнула по губам Томаса. Он сказал преувеличенно серьезно:

– Более чем, ваше высочество. Более чем.

Принц насторожился, глаза его впились в лицо Томаса.

– Я что-то делал не так?

– Да, ваше высочество, – ответил Томас вежливо.

Принц капризно надул губы.

– А мои наставники говорят, что я все делаю верно. И что я просто бесподобен!

Томас усмехнулся.

– Я не ваш наставник, мне льстить и врать нет нужды. Утром я уеду, и, возможно, мы никогда не увидимся. Так что могу сказать вам честно: здесь вам могут поддаваться изо всех сил, но в первом же турнире вас сшибут, как мешок с зерном. А если, не приведи Господи, вам придется участвовать в настоящем бою, я не дам за вашу жизнь и скорлупки выеденного яйца.

Принц мерил его злым взглядом, чувствовалось, что вот-вот взорвется, но затем словно вспомнил, кто перед ним, впервые настоящий боец, только что доказавший свое умение, это не привычный придворный льстец, спросил сердито:

– А в чем ошибка?

Томас взял из его руки меч, взвесил на ладони, сделал несколько взмахов. Принц следил неотрывно, Томас остановился, вернул ему оружие.

– Я сражался в Святых Землях, где у сарацин совсем другое оружие. Я сражался с разными народами, у одних мечи длинные и узкие, как ножи, у других – загнутые, как орлиные клювы, у третьих заточены только с одной стороны, у четвертых… словом, у каждого свои приемы, основанные на размере, весе, способах заточки. Сарацинский меч легок, я им рассекал платок из тончайшей ткани, подброшенный в воздух, зато этим вот мечом я могу перерубить железную рукоять топора!.. У вас именно такой меч. Фехтовать им не удастся, все ваши движения должны быть строго выверенными и рассчитанными на два-три движения вперед: рыцарский меч тяжел, если противник увернется, вы можете «провалиться», упасть, даже улететь за своим мечом…

Принц слушал со скептической ухмылкой, но, когда заговорил, голос был серьезным и достаточно почтительным:

– Но это все-таки меч, а не топор или молот, не так ли?

Томас покачал головой.

– У рыцарского меча то же назначение, что и у боевого топора или молота. Он предназначен раскалывать стальные панцири, стальные шлемы. Сарацины редко носят тяжелые доспехи, потому у них мечи легкие и очень острые, вовсе не для того, чтобы рубить железо, а наши мечи… увы, это те же колуны. Потому такие тяжелые, толстые и длинные. Острота лезвия значения не имеет. Глупо затачивать до остроты бритвы то, что при первом же ударе о стальной панцирь превратится в… сами понимаете, во что.

Принц не сводил с него пристального взгляда.

– Но вы своим мечом не раскалывали панцири, когда на вас напали!

– Совершенно верно, ваше высочество, – согласился Томас. – Но это уже вторая ступенька владения оружием. Когда привыкнете махать мечом без устали от завтрака и до обеда, можно учиться попадать в сочленения доспехов. Здесь нужна большая точность, потому нужна очень твердая и верная рука, а ее можно выработать только долгими упражнениями. Очень долгими! И если ваши наставники вам говорят, что вы уже хорошо владеете оружием, что ж… им так хочется поверить, правда?

Он церемонно поклонился, взгляд постарался сделать при всей почтительности холодноватым и отчужденным. Принц в растерянности оглянулся на молчаливого наставника.

Томасу, как герою дня, представляли гостей герцога, все стремились познакомиться с таким отважным и могучим рыцарем. Он отвечал на приветствия, забывал имена сразу же, едва называли следующего. Непонятно, как герцогу удается запоминать по двадцать-тридцать человек в день, для этого нужна голова больше, чем у коня, но у герцога голова хоть и поменьше, но как-то справляется, а Томас только кивал, улыбался, снова кивал, да и пусть, все равно утром поедут дальше.

Леди Жанель подхватила его под руку, Томас поулыбался ей, она усадила его рядом, сияющая и веселая, проворковала томно:

– Сэр Томас, вы всех женщин просто очаровали!

– Надеюсь, – пробормотал он, – эти чары не противоречат учению святой церкви?

– Ах, – ответила она еще обворожительнее, – вы все шутите! Все только и говорят о вашем подвиге!

– Да, – ответил он вежливо, – слушать это пение целый час – это больше, чем подвиг. Это мученичество!

Она отмахнулась с той же улыбкой:

– Вы все шутите, доблестный герой. Подвиг – это ваше беспримерное сражение с этими ужасными людьми.

– Господь все видит, – ответил он благочестиво. – Что бы я делал без его помощи?

Она сказала загадочно:

– Надеюсь, вы не всегда призываете высшие силы?

– Только когда забуду, – ответил он честно. – А так вообще-то стараюсь идти с Господом в сердце.

Она капризно надула губки.

– Не слишком ли вы с ним неразлучны? Иногда приходится таиться от всех, даже от Господа. Я имею в виду дела амурные… Или вы блещете только в битвах и сражениях? Вы слышали, граф Удельгейс объявил большой турнир по случаю объединения его земель с владениями барона Цеппелина.

– Нет, – ответил Томас. – Не слышал.

– Большой турнир, – сказала она мечтательно, – приедут сотни рыцарей в сверкающей, как солнце, броне! Будут звучать с утра до ночи песни менестрелей, крики герольдов, зеленые поля расцветут красными, оранжевыми и желтыми шатрами, на богатых повозках прибудут яркие и прекрасные женщины, прославленные красавицы… О, дорогой Томас, в этом месте ваши глаза заблестели!

Томас сказал с неловкостью:

– Я уехал из Кастла в преддверии турнира, куда уже начали съезжаться все эти красавицы.

– Вас заставили? – спросила она сочувствующе, с правого плеча платье сдвинулось вниз по белой руке, обнажая чистую девственную кожу. – И никто из красавиц вас не вознаградил за потерю?

Он сказал деревянным голосом:

– Леди Жанель, рыцаря может заставить только его долг. Превыше всех турниров долг, который заставил меня выступить… да, выступить! И, к сожалению, не дающий мне насладиться гостеприимством любезнейшего герцога.

– Долг? – спросила она с непониманием.

– Именно, – подчеркнул он. – Долг рыцаря – борьба со Злом!

– Ох, – сказала она в испуге и красиво округлила глаза. – Вы борец со Злом?

– Именно, – ответил он гордо и выпятил подбородок. Подумал, выпятил грудь, а потом постарался раздвинуть плечи еще шире. – Со Злом надо бороться. Если не мы, рыцари, то кто?

– Какая у вас красивая жизнь, – сказала она восторженно. – Вы такой отважный… Вы ведь отважный, да?

– Стараюсь, – ответил он скромно. – Обо мне отзываются с уважением прославленнейшие в боях рыцари, среди них есть и монархи, руководившие крестовым походом в Святые Земли за освобождение Гроба Господня.

– Ах, – сказала она с гримаской неудовольствия, – стоило ли молодым и сильным мужчинам уезжать так далеко за моря, чтобы там сложить в жарких песках головы? Для молодых и сильных есть возможность борьбы за правое дело и здесь, в Британии.

Томас ощутил в воздухе нечто такое, что калика называл угрозой, где здесь ловушка, не понял, но опасность явно приближается, и он повернулся спиной ко входу на балкон. Солнце опускается к горизонту, на залитом кроваво-красным небе стал заметным очень далекий замок, отсюда выглядит совсем черным, угрожающим. Томасу почудилось, что видит узкие бойницы в башнях, по спине побежали мурашки. Замок, именно замок, а не его обитатели, наблюдает за ним холодно и враждебно.