Читаем без скачивания Пересыхающее озеро - Арнальд Индридасон

Ханнес замолчал.

— Эмиль был самым идейным из нас, — проговорил он наконец. — Самым твердолобым коммунистом и сталинистом.

— Почему… — начал было Эрленд, но Ханнес прервал его, думая о чем-то своем, наверное, о Лейпциге и проведенных там годах своей молодости.

— Мы оказались беспомощны перед той системой, — произнес он, устремив взгляд в пространство. — Мы познали тотальную диктатуру партии, страх и унижение. Некоторые по возвращении домой пытались донести свои впечатления до сведения партии, но безрезультатно. Я всегда считал, что восточногерманский социализм оказался в каком-то смысле продолжением нацизма. Конечно, народ находился под пятой у Советов, но у меня довольно быстро возникло ощущение, что тамошний социализм — другая сторона фашизма.

30

Ханнес кашлянул и посмотрел на полицейских. Оба инспектора чувствовали, как трудно ему говорить о времени, проведенном в Лейпциге. Казалось, даже спустя годы он не был готов к такому разговору. Эрленд вынудил его к этой беседе.

— Вы хотите знать что-то еще? — спросил Ханнес.

— То есть Томас приехал к вам спустя несколько лет после возвращения из Лейпцига и расспрашивал об отношениях между Эмилем и Лотаром, и вы раскрыли ему глаза на то, что они были в сговоре. Эмиль шпионил за сокурсниками по поручению немца, — подытожил Эрленд.

— Да, — признал Ханнес.

— Почему Томас интересовался Эмилем, и кто такой этот Эмиль?

— Томас ничего мне не объяснил, и мне мало что известно об Эмиле. Насколько я знаю, после завершения обучения в Германии он остался за границей. По-моему, он так и не вернулся домой. Я как-то встретился с бывшим студентом из Лейпцига, который учился там в те же годы, что и я. Его зовут Карл. Мы столкнулись во время путешествия в парк Скафтафедль.[24] Помянули прошлое, и он сказал, что после университета Эмиль, похоже, решил осесть за границей. Карл больше никогда не встречал его и ничего о нем не слышал.

— А Томас? Про него вам что-нибудь известно? — спросил Эрленд.

— Нет, на самом деле ничего. Он изучал инженерное дело в Лейпциге, но я не знаю, работал ли он по специальности. Его исключили из университета. Я с ним больше не встречался, за исключением того раза, когда он вернулся из Германии, и потом еще, когда он приехал ко мне поговорить об Эмиле.

— Расскажите, пожалуйста, поподробнее об этом, — попросила Элинборг.

— Собственно, тут нечего рассказывать. Когда он пришел, мы просто говорили о прошлом.

— Почему Томас интересовался именно Эмилем? — спросил Эрленд.

Ханнес обвел взглядом полицейских.

— Пожалуй, я приготовлю еще кофе, — произнес он, вставая.

Ханнес начал свой рассказ с того, что раньше он проживал в новом жилом комплексе в районе Бухт.[25] Как-то вечером в дверь позвонили, и когда он открыл, на пороге стоял Томас. Погода была осенняя, промозглая. Ветер клонил деревья в саду. Ливень хлестал по стенам домов. Ханнес даже сначала не понял, что за гость к нему пришел. Разглядев Томаса, хозяин остолбенел. Он был так поражен, что не сразу сообразил пригласить его в дом.

— Прости, что пришлось вот так тебя побеспокоить, — извинился Томас.

— Да ладно, все в порядке, — проговорил Ханнес, приходя в себя. — Ну и погодка! Давай заходи поскорей!

Томас снял пальто, поздоровался с супругой Ханнеса. Дети выскочили посмотреть на гостя, и он улыбнулся им. В подвальном этаже дома был устроен маленький кабинет, и после того как они выпили кофе и обсудили погоду, хозяин пригласил Томаса пойти вниз. Ханнес чувствовал, что тому нужно излить душу. Томас проявлял беспокойство, нервничал и был смущен тем фактом, что вторгся в мир людей, которых едва знал. В Лейпциге они ведь вовсе не были друзьями. Ханнес никогда не рассказывал жене о Томасе.

Несколько часов кряду, сидя в подвале, они вспоминали годы, проведенные в Лейпциге, обсуждали, что сталось с их товарищами. Судьбы некоторых были им известны, другие исчезли из их поля зрения. Ханнес чувствовал, что Томас потихоньку приближается к цели своего визита, и подумал, что, в сущности, они неплохо понимают друг друга. Он вспомнил, как они впервые встретились в университетской библиотеке, как застенчив и вежлив был Томас и какое впечатление он производил — юный социалист, не допускавший и тени сомнения в своих идеалах.

От него Ханнес и узнал об исчезновении Илоны. Он помнил об их встрече с Томасом после возвращения последнего из ГДР. Это был уже совсем другой, сильно изменившийся человек. Он рассказал Ханнесу о том, что произошло. Ханнес мог только посочувствовать ему. Когда-то в сердцах он написал Томасу записку и обвинил земляка в том, что это из-за него его выгнали из университета. Но, вернувшись домой в Исландию и успокоившись, Ханнес осознал, что виноват вовсе не Томас, а он сам, в том, что посмел замахнуться на систему. Томас заговорил о той записке и признался, что все еще не находит себе места из-за того, что случилось. Ханнес предложил забыть тот эпизод, уверяя, что написал письмо в большом смятении и что там нет ни толики правды. Они помирились. Томас сообщил, что обращался к партийным руководителям по поводу Илоны и они обещали послать запрос в ГДР. Он получил строгий выговор за отчисление из университета и за злоупотребление своим положением и оказанным ему доверием. Томас сказал Ханнесу, что повинился в своих ошибках и даже раскаялся. Говорил им все, что они хотели от него услышать. Единственной его целью было спасти Илону. Но все оказалось бесполезно.

Томас также признался, что до него дошли слухи, будто Ханнес и Илона одно время встречались и Илона хотела выйти замуж за исландца, чтобы эмигрировать на Запад. Ханнес удивился, заявив, что впервые слышит такое. Он объяснил, что видел Илону на собраниях, на которые поначалу ходил, но потом он отказался от всякой политической деятельности.

И вот спустя двенадцать лет после той встречи Томас вновь оказался в его доме. Он заговорил о Лотаре, и, похоже, в этом и заключалась цель его визита.

— Хочу спросить тебя об Эмиле, — начал Томас. — Ты ведь знаешь, мы дружили в Германии.

— Да, я в курсе, — подтвердил Ханнес.

— Могло ли быть так, что у Эмиля были… более тесные отношения с Лотаром?

Ханнес кивнул. Ему не хотелось обсуждать людей у них за спиной, но при этом он не водил дружбу с Эмилем и знал ему цену. Ханнес поделился с Томасом тем, что лейпцигский профессор рассказал ему об Эмиле и Лотаре, и добавил, что это в каком-то смысле подтвердило его собственные подозрения. Похоже, Эмиль принимал активное участие в слежке и доносительстве, демонстрируя свою преданность партии и молодежной коммунистической организации.

— Ты полагаешь, что Эмиль как-то замешан в твоем отчислении? — спросил Томас.

— Невозможно знать наверняка. Кто угодно мог настучать в «Союз молодежи», и не обязательно это сделал один человек. Как помнишь, я обвинил тебя в своем письме. Очень сложно общаться с людьми, когда не знаешь, что можно говорить, а что нет. Но я как-то никогда не задумывался о такой возможности. Все это дела давно минувших дней. Стерто и забыто.

— Ты в курсе, что Лотар приезжал в Исландию? — вдруг спросил Томас.

— Лотар? В Исландию? Нет, не знал.

— Он как-то связан с восточногерманским представительством, сотрудник или что-то в этом роде. Я случайно встретил его, точнее, нет, просто увидел его недалеко от посольства. Я прогуливался по Приморской набережной. Я ведь живу в Западном квартале. Он меня не заметил. Я видел его лишь издалека, но это был он, собственной персоной. Как-то, когда я обвинил его в исчезновении Илоны, он посоветовал мне лучше выбирать приятелей, но тогда я не понял, что он имел в виду. Думаю, сейчас я осознал, что это значило.

Наступило молчание.

Ханнес посмотрел на Томаса и почувствовал, насколько его старый университетский знакомый одинок и беспомощен в этом мире, и ему захотелось что-нибудь сделать для него.

— Я могу тебе как-то помочь?.. Может быть, я могу что-нибудь сделать для тебя?..

— Тот профессор, что он сказал? Что Эмиль вертелся вокруг Лотара и процветал благодаря ему?

— Да.

— Ты знаешь, что стало с Эмилем? — спросил Томас.

— Живет за границей, нет? Я думал, что он не вернулся в Исландию после завершения учебы.

Потом оба надолго замолчали.

— Эта история про меня и Илону… Ты говорил… Кто тебе рассказал ее? — спросил Ханнес.

— Лотар, — ответил Томас.

Ханнес покачал головой.

— Не знаю, должен ли я тебе это говорить… — сказал он наконец, — но я слышал совсем другую версию перед своим отъездом из Лейпцига. Ты был в таком смятении, когда вернулся из Германии, что мне не хотелось загружать тебя сплетнями. А их было предостаточно. Мне казалось, что до того, как ты появился, Эмиль ухлестывал за Илоной.