Читаем без скачивания С утра до вечера - Игорь Акимушкин

Осьминог Octopus defilippi в совершенстве постиг искусство автотомирования. Схваченный за руку, он тотчас расстается с ней. Щупальце отчаянно извивается — это ложный маневр, враг бросается на него и упускает главную цель. Отверженное щупальце долго еще дергается и, если отпустить его на свободу, пытается даже ползти и может присасываться.

Осьминог отбрасывает обычно около 4/5 всей руки, хотя может оторвать щупальце и в любом другом месте. Ящерица не обладает такой свободой действия: она переламывает свой хвост только в строго определенной точке по заранее намеченной природой линии.

Рана на месте оторванного щупальца не кровоточит, кровеносные сосуды сильно сокращены и тем самым как бы сами себя зажимают. Кожа на конце обрубка начинает быстро нарастать на рану и затягивает ее почти всю. Приблизительно через шесть часов после автотомии кровеносные сосуды расширяются и из пораненных тканей начинает слабо струиться кровь, которая плотным сгустком, словно тампоном, закрывает не затянутую еще кожей оперированную поверхность щупальца. На вторые сутки рана полностью заживает, и на месте утерянного начинает расти новое щупальце. Через полтора месяца оно уже на одну треть приближается к своему нормальному размеру.

Хотя автотомия и достаточно надежный способ страхования жизни, однако способ этот очень расточителен. А есть ли какой-нибудь менее болезненный и более экономный заменитель самокалечения? Есть.

Головоногие моллюски, то есть осьминоги, каракатицы и кальмары, эволюционируя, приобрели уникальнейшее чудо-оружие — чернильную бомбу. Вместо куска живой плоти кальмар выбрасывает перед раскрытой, чтобы сожрать его, пастью грубую подделку собственной персоны. Он как бы раздваивается на глазах у недруга и оставляет ему своего бесплотного двойника, а сам быстро исчезает.

Чернила у моллюсков вырабатывает особый орган — грушевидный вырост прямой кишки. Его называют чернильным мешком. Это плотный пузырек, разделенный перегородкой на две части. Верхняя половина отведена под запасной резервуар, в нем хранятся чернила; нижняя — заполнена тканями самой железы. Ее клетки набиты зернами черной краски. Старые клетки постепенно разрушаются, их краска растворяется в соках железы — получаются чернила. Они поступают на «склад» — перекачиваются в верхний пузырек, где хранятся до первой тревоги.

Не все содержимое чернильного мешка выбрызгивается за один раз. Обыкновенный осьминог может пускать «дымовую завесу» шесть раз подряд, а через полчаса уже полностью восстанавливает весь израсходованный запас чернил. Каракатица за пять секунд окрашивает извергнутыми чернилами всю воду в баке вместимостью пять с половиной тысяч литров. А гигантские кальмары извергают из воронки столько чернильной жидкости, что морские волны мутнеют на пространстве в сотню метров!

Головоногие моллюски рождаются с мешком, наполненным чернилами.

Одна почти микроскопическая крошка каракатица, едва выбравшись из оболочки яйца, тут же окрасила воду пятью чернильными залпами.

И вот какое неожиданное открытие было сделано биологами в последнее десятилетие. Оказалось, что традиционное представление о «дымовой завесе» головоногих моллюсков следует основательно пересмотреть. Наблюдения показали, что выброшенные головоногими чернила растворяются не сразу, не раньше, чем на что-нибудь наткнутся. Они долго, до десяти минут и больше, висят в воде темной и компактной каплей. Но самое поразительное, что форма капли напоминает очертания выбросившего ее животного. Хищник вместо убегающей жертвы хватает эту каплю. Вот тогда она «взрывается» и окутывает врага темным облаком. Акула приходит в полное замешательство, когда стайка кальмаров одновременно, как из многоствольного миномета, выбрасывает целую серию «чернильных бомб». Она мечется туда-сюда, хватает одного мнимого кальмара за другим, и вскоре вся скрывается в густом облаке рассеянных ею чернил.

В 1956 году доктор Д. Хэл опубликовал в английском журнале «Нейчур» интересные наблюдения над маневрами, к которым прибегает кальмар, подменяя себя чернильным макетом.

Зоолог посадил кальмара в кадку и попытался поймать его рукой. Когда его пальцы были уже в нескольких дюймах от цели, кальмар внезапно потемнел и, как показалось Хэлу, замер на месте. В следующее мгновение Хэл схватил чернильный макет, который тут же растворился в воде. Обманщик плавал в другом конце кадки.

Хэл повторил свою попытку, но теперь внимательно следил за кальмаром. Когда его рука вновь приблизилась, кальмар снова потемнел, выбросил «бомбу» и тут же стал мертвенно-бледным, затем невидимкой метнулся в дальний конец кадки.

До чего тонкий маневр! Кальмар ведь не просто оставил вместо себя свое изображение. Нет, это сцена с переодеванием. Сначала он резкой сменой окраски привлекает внимание противника. Затем тут же подменяет себя другим темным пятном — хищник автоматически фиксирует на нем свой взгляд — и исчезает со сцены, переменив наряд. Обратите внимание: теперь у него окраска не черная, а белая.

Хитра на выдумки природа.

Смерть мнимая и реальная

О том, что притворство часто спасает жизнь, много говорить не нужно. Животные, у которых есть такой инстинкт, выходят без вреда из очень опасных ситуаций. Каталепсия, или акинеза, — это мнимая смерть, вернее, неподвижность, имитирующая смерть. Пауки и жуки, прикидываясь мертвыми, наверное, не раз разыгрывали перед вами акинетические пантомимы.

Способны на такое и птицы — например, совы и воробьи. А опоссум — артист, каких мало. Притворяясь мертвым, он даже с дерева падает и лежит очень долго, как дохлый, закатив глаза и высунув язык. Столько, сколько нужно, чтобы обмануть человека или хищника, который не ест дохлятины.

Что неподвижность — хорошее средство от гибели, доказывают факты. Куница или хорь, забравшись в курятник, душат всех кур, кроме наседок, тихо сидящих на яйцах; замерев, они спасают свои шеи от острых зубов. Пойманный кошкой воробей цепенеет. А как только заметит, что кошку его притворство обмануло и она на секунду выпустила его из когтей, тут же улетает.

Известный исследователь Африки Ливингстон однажды попал в лапы ко льву. Лев играл с ним, как кошка с мышью. От страха Ливингстон не мог шевельнуться. И этот шок спас ему жизнь: льву неподвижный «чурбан» вскоре наскучил и он, зевнув, ушел разгонять свой сплин другим развлечением.

В одном зоопарке случилось, что на сторожа напала львица. Он замер, не шевелясь и не сопротивляясь. Она катала его лапами, но не тронула. Единственное ранение получил догадливый сторож — огнестрельное: полицейские, которые сбежались к клетке, целясь в львицу, попали в него.