Читаем без скачивания Деньги Ватикана. Тайная история церковных финансов - Джейсон Берри

Содано оказал Масьелю великую услугу, оказав давление на Ратцингера, чтобы Конгрегация духовенства не рассматривала дело главы Легиона; об этом Хосе Барба узнал от канониста Марты Веген. Ратцингер, бывший архиепископ Мюнхена и затем префект Конгрегации духовенства, и ранее поступал нерешительно в делах о сексуальных преступлениях; в Ватикане при Иоанне Павле не существовало единого подхода к таким случаям[384]. Папа видел в священниках доблестных рыцарей, сражавшихся против безбожного коммунизма, и потому оказался близоруким, если не слепым, столкнувшись в 1990-х с неприглядной правдой, когда жертвы, юристы и журналисты англоязычных стран стали приводить факты об ужасающих сексуальных преступлениях клириков.

Если Содано был склонен к макиавеллизму, то Ратцингер был скорее моральным абсолютистом. Если бы Масьель был наказан, это бы нанесло ущерб репутации Содано. С точки зрения Содано количество людей, которые благодаря Масьелю нашли свое призвание, было весомее выдвигаемых с 1950-х годов обвинений, с которыми Рим уже разобрался. Вопрос о том, насколько они справедливы, просто неважен. Следуя именно такой логике Содано, Ватикан молча снял с поста венского кардинала и любителя мальчиков Гроэра. Но в случае Масьеля Ратцингер не мог положить под сукно столь серьезное дело без одобрения Иоанна Павла. Папа есть папа, они обедали вместе каждую пятницу. Ратцингер сообщил одному мексиканскому епископу, что расследование дела Масьеля было бы «неблагоразумным», поскольку благодаря ему столько людей стали священниками, – можно предположить, что он просто спасал свою репутацию[385]. Чем объяснить подобное равнодушие со стороны префекта, поддерживавшего закон и порядок: почему он сражался с Леонардо Боффом, Гансом Кюнгом и Чарльзом Карреном, но совсем иначе отнесся к священнику-педофилу?

При своем посещении Регины Апостолорум Ратцингер, прочитав лекцию по богословию, отказался взять конверт с деньгами. «Твердый, как кремень, в самом хорошем смысле», – сказал о нем отец А.

Масьель мог сохранять свою власть благодаря порокам судебной системы Ватикана. Он продолжал путешествовать из Рима в Мадрид, в Латинскую Америку и Северную Америку, посещая центры Легиона и встречаясь с жертвователями. Отец Стивен Фихтер, ныне настоятель прихода Святого Сердца в Хаворте, штат Нью-Джерси, с февраля 1998 по октябрь 2000 года занимался административными делами Легиона в Риме. Оставив Легион, Фихтер стал приходским священником, получил докторскую степень по социологии в Университете Ратджерса и сегодня служит в Нью-Джерси, являясь также членом-корреспондентом исследовательского центра Университета Джорджтауна. «Когда отец Масьель покидал Рим, – рассказывает Фихтер, – я должен был приготовить для него десять тысяч долларов наличными: пять тысяч американских долларов, а другую часть в валюте той страны, куда он отправлялся. Это было рутинной работой. Он был недосягаемой персоной, и я гордился возложенной на меня задачей. Он никогда не давал кассовых чеков, а я бы не осмеливался спрашивать их у него… В Легионе наши правила относительно денег были очень жесткими. Если я ехал на прогулку, мне вручали двадцать долларов, и если я ел пиццу, затем я должен был вручить старшему чек и вернуть пятнадцать долларов обратно»[386].

Кроме Регины Апостолорум и Центра высшего образования, где жил Крис Кунце, Масьель построил Матер Экклесие, семинарию в Риме для различных диоцезий, недавно назначенные епископы оставались здесь для подготовки к служению. Масьель связал Легион с инфраструктурами церкви Рима. В 2000 году на праздничном обеде в кампусе Масьель увидел Содано, сидевшего за другим столом, и прошептал одному из членов Легиона: “Este hombre no toma paso sin guarache”(этот человек и шагу не сделает, не обув ноги, то есть если не получит что-либо взамен).

Когда летом 2000 года Крис Кунце отправился отдыхать в дом Легиона в Санта-Марию де Термини около Сорренто на Средиземном море, он остро чувствовал свое одиночество. Здесь он познакомился с молодой разведенной женщиной с двумя детьми. Она рассказывала ему о своей жизни, и здесь отделявший его от людей барьер священства стал мягче: он поделился с нею своими сомнениями. Он остался верен обету безбрачия, но обрел новую эмоциональную свободу и понял, что жизнь в Легионе разъедает его душу как кислота.

Теплым вечером в августе он беседовал с глазу на глаз с Масьелем, оба они были в мексиканских рубашках гуайавера. Он сообщил, что должен покинуть орден: он просто не создан для священнической жизни. Он желал бы вернуться в Америку. «Это ошибка, – ответил Масьель. – Ты занимаешь важный пост. Ты должен исполнять волю Бога». Но это чувство одиночества, ответил Кунце, преследует его уже давно, он страдал от него уже несколько лет назад в Германии. Нахмурившись, Масьель сказал: «Если бы я знал это раньше, отец Кристофер, я бы не стал рекомендовать тебя для работы в Ватикане». «Как это так? – задумался Кунце. – Он не помнит того, что я откровенно рассказывал в письмах из Германии? Или его ответы сочиняли другие братья из Легиона? Но он ведь способен помнить многие глубоко личные вещи из жизни многих людей, помнить их письма. И я знаю, что он хранит все письма…».

Масьель ткнул указательным пальцем в стол. «Если ты не исполнишь волю Божию, ты отправишься в ад!» Кунце сказал ему, что более не может нести бремя целомудрия.

Масьель откинулся на стуле, сложив руки и вытянув ноги, и долго смотрел на собеседника сердитым взглядом.

Тем не менее вскоре начальники Легиона предложили отцу Кристоферу взять длительный отпуск для размышлений и провести его в Чешире в штате Коннектикут. Он согласился.

В сентябре он сопровождал Масьеля, который прогуливался по кампусу, что он делал почти каждый день, когда был в Риме. Кунце вспоминал о хороших моментах своей религиозной жизни, в частности о работе в Ватикане, и благодарил за это Масьеля. Тот сказал сердито: «Если ты покинешь Легион, то никогда не вступай в лигу заговорщиков, которые борются против меня!» Никогда ранее Масьель не казался Кунце ранимым человеком. Он понял, что письма, которые он и другие члены Легиона отправляли Масьелю, открывая свои тайные помыслы и грехи, были для Масьеля средством защиты в том случае, если кто-то из них начнет его критиковать.

Ватикан выплатил Кунце выходное пособие в размере $8 тысяч, эти деньги он оставил при себе. Коллегам по Конгрегации духовенства Кунце сказал, что возвращается в Америку, где его ждет больная мать.

С добродушием начальника кардинал Кастрилльон пожелал ему всего наилучшего.

Масьель не брезговал и таким средством, как шпионаж за ответственными лицами. Достойный уважения испанский журналист Хосе Мартинес де Веласко выпустил книгу, основанную на документах для внутреннего пользования. Эти документы были переданы ему одним разочарованным членом Легиона, который, навсегда покидая орден, прихватил с собой некоторые бумаги. Кардиналы и епископы, посещавшие конференции и приемы в Регине Апостолорум, не подозревали о том, что семинаристы писали о них отчеты. Мартинес де Веласко цитирует служебную записку одного семинариста от 10 октября 2000 года, речь в ней идет о приятеле Масьеля кардинале Кастрилльоне. «Мы [братья из Легиона] отправились, чтобы доставить кардинала на конференцию. Он был дружелюбен и достаточно открыт. По пути он рассказывал о тех частях Колумбии, где он родился и где работал». Поприветствовав других епископов, Кастрилльон восхитился красотой кампуса.

Кардинал посетовал на своего предшественника в Колумбии, который продал дом рядом с семинарией, хотя семинаристам он бы очень пригодился… Кардинал рассказал о том, кто подарил этот дом, и о том, как один богатый господин давал деньги старому епископу… Кардинал продолжал говорить о том, что в юности он был «очень суров» и что теперь он иногда чувствует сожаление и стыд о том, что делал, будучи епископом[387].

Другой семинарист написал отчет о встрече с епископом города Экатепек в Мексике Онесимо Чепеда. Тот сказал, что в Чапасе (где партизаны-запатисты захватили в 1994 году три города) воцарилось спокойствие и епископ Самуэль Руис «прекратил свою пропаганду». Семинарист насмешливо пишет о Руисе, который «выступает за права индейцев, поддерживает теологию освобождения и борется против Легиона». Руис, который призывал запатистов к ненасильственным действиям, был окружен любовью бедняков[388].

Поверхностные отчеты семинаристов отражают низкопоклонство – писавшие их стремились снискать благорасположение старших. В них епископ, стоящий за бедных, выставлен врагом Легиона; это соответствует убеждениям Масьеля: Легион стоит за правое дело, а заговорщики нет.

Гленн Фавро с сожалением вспоминает о том, как он в начале 1990-х помогал вести досье семинаристов Северной Америки. По словам Фавро, Масьель просил «избранных братьев» дружить с теми, «кто, вероятно, в будущем займет почетный пост в диоцезии или даже может сделаться епископом». Члены Легиона посылали отчеты «старшим о занятиях каждого такого семинариста и о его потенциальных возможностях; это была хорошо организованная система шпионажа». Так, они собирали сведения о сыне члена Верховного суда Антонина Скалии[389].