Читаем без скачивания Душа Бога. Том 1 - Ник Перумов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Её трясло. Взгляд сделался совершенно безумен.
– Брат Хардри дошёл. Достиг цели жизни – узрел Престол и узрел нашего бога Хедина. Его надо вернуть теперь сюда, домой…
Лекарь Фиделис мягко шагнул к ней, коснулся ладонью лба.
– Горит.
Половинчики переглянулись и, видимо, решили действовать.
– Клади её. Роб, у тебя в сумке настойка должна быть…
– Не надо, – спокойно остановил их лекарь. – Лучше поможем ей. Она видит сейчас бога Хедина, и это…
– Убивает её, – закончил Фредегар. – Дело знакомое. Рисуй фигуру, Роб! А мы с сударем лекарем держать станем.
Фигуру Робин набрасывал умело и быстро, широкими привычными движениями; контуры её засветились, как и положено – как раз в тот миг, когда колени оружейницы подогнулись и она начала оседать.
– Скорее. – Фиделис подхватил её на руки.
– У нас всё готово. – Роб смахнул пот, курчавые волосы все слиплись.
– Перебрасывай! – Фредегар сложил пальцы сложным жестом, словно выхватывая невидимое прямо из воздуха; сияние поднялось над звездой, свиваясь спиралью, повинуясь движениям половинчика, окутало альвийку с головы до пят.
– Ещё! – резко приказал лекарь. Роб с Фредегаром не сплоховали – магическая фигура вспыхнула ещё ярче, огонь рвался из её линий, плясал и бился над скрещениями; Айвли застонала, заскрежетала зубами:
– Хедин! Великий Хедин!..
– Зовёт его, – Фиделис неотрывно вглядывался в незрячие глаза оружейницы. – Зовёт, пытается показать дорогу. Помогайте, помогайте, друзья!..
Невысоклики старались как могли. Первая звезда начала распадаться, линии её расплывались, не выдерживая напора силы; обжигая пальцы, Роб тотчас правил углы с дугами, Фредегар чертил рядом вторую.
– Хедин! Великий Хедин! – взывала Айвли, но голос её всё равно слабел, несмотря на вливаемую в неё силу. – Великий… Хедин…
Однако что-то изменилось в подземном чертоге, невидимое дрогнуло, тело брата Хардри шевельнулось, труп конвульсивно дёрнулся, затряслись скрюченные пальцы.
– Страшна твоя жертва, Айвли… – прошептал Фиделис, бросая взгляд на погибшего жреца. – И ещё более страшна участь принесённых в жертву…
Под ногами лекаря пролегла первая трещина. Камень не выдерживал напора сжатой, до предела стиснутой силы.
– Скорее, оружейница…
* * *
– Хедин! Великий Хедин!..
Потоки ледяной силы обрушились на него, и клубящаяся тьма попятилась.
– Вернись, великий Хедин! Вернись ко мне, великий Хедин!..
Он помнил этот голос. Помнил и ту, кому он принадлежал.
– Вернись ко мне, великий Хедин!..
Надежда – вот единственное, что у них оставалось.
– С высот Престола Сил – вернись ко мне, великий Хедин! Вернись, ты нужен нам!
Ты нужен нам. Всем, от мала до велика – мотылькам над полями и исполинским левиафанам в морских глубинах. Смертным и бессмертным. Древним богам в лесных чащобах и глухих болотах, в жарких песках и вечных ледяных пещерах.
Зверям и птицам, магам и драконам, эльфам и гномам, оркам и гоблинам, кобольдам и кентаврам, даже жутким поури – всем.
Потому что даже те, кто обречён смерти, должны умереть с честью. И с надеждой.
Надежда – она всегда. Даже в предсмертный миг мы знаем, что наши дети пойдут дальше, что над кровлей дома проплывут перелётные птицы, торопясь на север, к гнездовьям.
Нас не станет – но рассвет всё равно придёт. Для других – но он будет.
Огненный клинок рубил – за них за всех.
Ты Новый Бог, и ты не можешь уйти!..
– Вернись, великий Хедин!..
Темнота вокруг заколебалась. Замерла, словно вспомнив что-то донельзя важное. Что-то такое, чего сама лишена была уже бесконечно долгое время.
– Отпусти меня, – беззвучно проговорил Хедин. – Отпусти. Дай нам шанс. Даже если Ты всемогущ и всеведущ.
Жуткая недвижность. Всё замерло, всё ждёт.
– Отпусти, могучий.
Чёрные клубы вздрогнули раз, и другой, и третий; а затем темнота – не страшная, не убийственная, не жадная, нет, глубокая, как бесконечная ночь, в которой ещё не родились звёзды, – отступила. Разжала объятия, выпуская их на свободу, и последнее, что услыхал Познавший Тьму, – было:
– Сражайтесь, дети мои!..
* * *
Он падал, подобно той самой «звезде, что из зла», о коей говорили легенды многих племён.
Он падал огненным болидом, в который обратился его клинок. Падал, пронзая толщи Межреальности, падал, ощущая, как идея его, его сознание, вновь облекается плотью, но уже совершенно особой.
Сила рванулась в него, заполняла собой пустоту, соединяясь с памятью, творя заново и тело, и всё остальное.
Ещё бесплотной золотистой тенью он пронзал горные толщи, невесомой идеей пробивал ярусы подземного храма.
А потом он внезапно ощутил полновесность тела – ощутил за миг до удара.
Боль вспыхнула, вцепилась в него, но она уже проиграла – хотя бы потому, что было чему болеть.
Он вернулся домой.
Интерлюдия: Вращая жернова
Райна
Только что всё было тихо и спокойно на смертном поле, поле великой битвы. Валькирия Райна стояла во главе отряда минотавров; вела речь с самим Императором Мельина, и вдруг…
Холодный и мокрый ветер в лицо. Запах болота, старой тины, гниющих трав; колышется туман, наплывает, окутывает. Расступается твердь под ногами, исчезает небо над головой. Волна серой мглы захлёстывает валькирию, и – и Райна вдруг увидела себя.
Себя, бегущую по узкой лесной тропке. Это было, когда они с матерью жили уже на краю Mørk Skog’а, Тёмного Леса по-местному, и никто не принимал их – «jævla heks og hennes brat!»[1]
Да, так оно и есть. Она – Райна, нет, ещё не Райна, Рандгрид. Память валькирии, воительницы, странницы меж мирами, стража Долины Магов, спутницы Клары Хюммель – всё исчезало и таяло.
Мир распадался, как ему и положено, в день Последней Битвы; и каждый твой шаг, дщерь О́дина – словно стежок, стягивающий расползающиеся куски.
Так опытная портниха восстанавливает безнадёжно, казалось бы, изодранный плащ.
…Рослая не по годам девочка бежит лесной тропкой, что вьётся краем древней топи. Северный лес вокруг неё мрачен и нем, и она встревоженно озирается – почему молчат птицы, почему не слышно даже неугомонных сорок? Почему трава суха и желта не по времени года, почему на брусничных кочках – ни одной ягоды?
– Держись, звездноокая!
Кто это обращается к ней? Рандгрид оборачивается – никого, но голос её не пугает, он низок, рычащ, басовит, но в нём нет зла, напротив – верность и преданность.
Теперь надо повернуть влево, прочь от старого болота; миновать череду сухих увалов с
