Читаем без скачивания Преступления Сталина - Лев Троцкий

Вышинский: Что значит убрать Сталина? Разъясните.

Гольцман, разумеется, разъясняет так, как нужно Вышинскому.

Как бы для того, чтоб рассеять все сомнения об источниках собственного подлога, прокурор Вышинский 22 августа 1936 года заявил в своей обвинительной речи: "...Вот почему в марте 1932 года в припадке контрреволюционного бешенства Троцкий разразился Открытым письмом с призывом "убрать Сталина" (письмо это было изъято из потайной стенки гольцмановского чемодана и приобщено к делу в качестве вещественного доказательства)".

Прокурор прямо говорит об Открытом письме, написанном в марте 1932 года по поводу лишения меня гражданства, с призывом "убрать Сталина". Это и есть мое Открытое письмо Центральному исполнительному комитету! По словам прокурора, оно было "изъято из потайной стенки гольцмановского чемодана". Возможно, что, возвращаясь из-за границы, Гольцман заделал в чемодан номер "Бюллетеня" с моим Открытым письмом: такова старая традиция русских революционеров. Во всяком случае точные признаки, данные прокурором: а) название (Открытое письмо); б) дата (март 1932 г.); в) тема: декрет о лишении прав; наконец, г) лозунг ("убрать Сталина") с абсолютной несомненностью указывают на то, что дело идет о моем Открытом письме Центральному исполнительному комитету и что именно вокруг этого документа вращались показания Ольберга и Гольцмана, как и обвинительная речь по делу Зиновьева -- Каменева.

В обвинительной речи по делу Пятакова -- Радека (28 января 1937 года) Вышинский снова возвращается к Открытому письму как к основной террористической директиве. "...В наших руках, -- говорит он, -- имеются документы, свидетельствующие о том, что Троцкий дважды, по крайней мере, и при

том в достаточно откровенной, незавуалированной форме дал установку на террор -- документы, которые оглашены их автором orbi et urbi (всему миру), Я имею в виду, во-первых, та письмо 1932 года, в котором Троцкий бросил свой предательский позорный клич -- "убрать Сталина" *.

Оборвем здесь на минуту цитату, из которой мы снова узнаем, что террористическая директива была дана мною открыто, или, как говорит прокурор, "оглашена orbi et urbi", словом, дело идет о том самом Открытом письме, в котором я, ссылаясь на Завещание Ленина, рекомендовал снять Сталина с поста генерального секретаря.

Положение ясно, уважаемые члены Комиссии! В двух главных процессах против зиновьевцев и троцкистов исходной точкой обвинения в вопросе о терроре является заведомо подложное истолкование статьи, опубликованной мною на разных языках и доступной проверке каждого грамотного человека. Таковы методы Вышинского! Таковы методы Сталина!

* * *

В той же обвинительной речи (28 января 1937 г.) прокурор продолжает: "...Во-вторых, я имею в виду документ, уже относящийся к более позднему времени, -- троцкистский "Бюллетень оппозиции", No 36--37, октябрь 1934 г. (1933 г.!), где мы находим ряд прямых указаний на террор как метод борьбы с советской властью". Далее следует цитата из "Бюллетеня": "Было бы ребячеством думать, что сталинскую бюрократию можно снять при помощи партийного или советского съезда. Для устранения правящей клики не осталось никаких нормальных конституционных путей... Заставить их передать власть в руки пролетарского авангарда можно только силой" (Бюллетень оппозиции, No 36--37, октябрь 1933). "Как это назвать, -- заключает прокурор, -- как не прямым призывом к террору? Иного названия я этому дать не могу". Чтоб подготовить этот вывод, Вышинский заявляет ранее: "Противник террора, насилия должен был бы сказать: да, возможно (преобразовать государство) мирным путем, скажем, на основе конституции". Вот именно: "скажем, на основе конституции"!..

Все рассуждение покоится на отождествлении революционного насилия и индивидуального террора. Даже царские прокуроры редко падали до таких приемов! Я никогда не выдавал себя за пацифиста, за толстовца, за гандиста. Серьезные революционеры не играют с насилием. Но они никогда не отказываются прибегать к революционному насилию, если исто

* В английском издании сказано: "remove Stalin", т. е. сместить Сталина, во французском сказано "уничтожить Сталина". В большой подлог вкраплены сотни маленьких подлогов, вплоть до подлогов в переводе.

рия отказывает в других путях. С 1923 до 1933 года я отстаивал идею "реформы" в отношении советского государственного аппарата. Именно поэтому я еще в марте 1932 г. рекомендовал Центральному исполнительному комитету "снять Сталина". Только постепенно и под напором неотразимых фактов я пришел к выводу, что свергнуть бюрократию народные массы смогут не иначе, как путем революционного насилия. Согласно с основным принципом своей деятельности я немедленно же высказал свой вывод открыто. Да, господа члены Комиссии, я считаю, что ликвидировать систему сталинского бонапартизма можно только путем новой политической революции. Однако же революции не делаются на заказ. Революции вырастают из развития общества. Их нельзя вызвать искусственно. Еще меньше можно заменить революцию авантюризмом террористических покушений. Когда Вышинский вместо противопоставления этих двух методов -- индивидуального террора и восстания масс -- отождествляет их, он вычеркивает всю историю русской революции и всю философию марксизма. Что ставит он на их место? Подлог.

* * *

Так же точно поступил вслед за Вышинским и посол Трояновский, который в течение последнего процесса открыл, как известно, что я в одном из своих сообщений сам признал будто бы свои террористические взгляды. Открытие Трояновского печаталось, о нем рассуждали, его приходилось опровергать. Не унизительно ли это для человеческого разума? Выходит так, что, с одной стороны, я в своих книгах, статьях и заявлениях по поводу последних процессов категорически опровергал обвинение в терроризме, обосновывая свои опровержения теоретическими, политическими и фактическими доводами. С другой стороны, я дал будто бы в газете Херста сообщение, в котором я, опровергая все остальные свои заявления, открыто признавался перед советским послом в своих террористических преступлениях. Где границы бессмыслицы? Если Трояновский допускает на глазах всего цивилизованного мира такие неслыханные по грубости и цинизму подлоги, то нетрудно себе представить, что делает в своих застенках ГПУ!

* * *

Не лучше обстоит у Вышинского дело и с моим пораженчеством. Иностранные адвокаты ГПУ еще продолжают ломать свои головы над вопросом о том, каким образом бывший глава Красной армии стал "пораженцем". Для Вышинского и других московских фальсификаторов этого вопроса давно уже

не существует: Троцкий всегда был пораженцем, говорят они, в том числе и во время гражданской войны. На этот счет существует уже целая литература. Воспитанный на ней прокурор говорит в своей обвинительной речи: "...Надо вспомнить, что еще 10 лет назад Троцкий оправдывал свою пораженческую позицию к СССР, ссылаясь на известный тезис (?) Клемансо208. Троцкий тогда писал: надо восстановить тактику Клемансо, восставшего, как известно (!!), против французского правительства в то время, когда немцы стояли в 80 км от Парижа...* Троцкий и его сообщники выдвинули тезис о Клемансо не случайно. Они вновь вернулись к этому тезису, но уже теперь не столько в порядке теоретической, сколько практической подготовки, подготовки на деле, в союзе с иностранными разведками, военного поражения СССР".

Трудно поверить, что текст этой речи напечатан на иностранных языках, в том числе и на французском. Надо думать, французы не без удивления узнали, что Клемансо во время войны "восстал против французского правительства". Французы никогда не подозревали, что Клемансо был пораженцем и союзником "иностранных разведок". Наоборот, они называют его "отцом победы". Что же, собственно, означает вся эта галиматья господина прокурора? Дело в том, что сталинская бюрократия для оправдания насилий над Советами и партией уже с 1926 г. стала апеллировать к военной опасности: классический прием бонапартизма!

В противовес этому я высказывался неизменно в том смысле, что свобода критики необходима нам не только в мирное время, но и в случае войны. Я ссылался на то, что даже в буржуазных странах, в частности во Франции, правящий класс не решался во время войны, несмотря на весь свой страх перед массами, подавить критику до конца. В связи с этим я приводил пример Клемансо, который, несмотря на близость фронта от Парижа -- вернее, именно по этой причине -- обличал в своей газете несостоятельность военной политики французского правительства. В конце концов Клемансо, как известно, убедил парламент, возглавил правительство и обеспечил победу.

Где же тут "восстание"? Где пораженчество? Где связь с иностранными разведками? Напомню еще раз: ссылка на Клемансо сделана была мною в тот период, когда я считал еще возможным достигнуть мирным путем преобразования правительственной системы СССР. Сегодня я не мог бы уже сослаться на Клемансо именно потому, что бонапартизм Сталина отрезал пути легальной реформы. Но и сегодня я стою полностью