Читаем без скачивания Побег от дождя (Вопросы любви) - Светлана Эдуардовна Дубовицкая

Но наконец Евдокия осознала, что она может уйти, соскочить с поезда. Сын уже не маленький, и может обходиться без неё. Нет, конечно, она понимала, что уход самого близкого человека – это всегда трагедия. Но пережить её можно. Она же пережила смерть бабушки, а в тот период её жизни бабушка прочно занимала место матери.

Но всё же (она понимала) её смерть станет ударом для всех, близкие станут тосковать по ней. Как сделать так, чтобы это не оказалось ударом?

Холодный рассудок подсказал.

«Предположим, – рассуждала женщина, – я всё-таки говорю мужу, что изменила ему с другим. Да, ему будет больно, но не настолько – измены, к сожалению, нередки в нашей жизни. И он, скорее всего, не захочет меня видеть, что вполне понятно. Он САМ не захочет, и поэтому не будет сожалеть, что меня нет рядом. В таком случае нужно сделать так, чтобы он не сожалел». Решение было принято.

Евдокия взяла листок в клеточку из черновика сына и, почти не задумавшись, написала на нём несколько строк. Потом сложила листок вчетверо, вложила в свой паспорт, а паспорт убрала во внутренний карман пиджака и вышла из квартиры.

Побег от дождя

Когда Андрюша был маленький, он очень любил разглядывать улицу с высоты, и часто они с мамой поднимались на лифте на самый последний этаж – двенадцатый, выходили на лестничную клетку и смотрели на улицу через широкое стекло окна. Больше всего Андрюша любил это делать вечером, когда город превращался в букет разноцветных огоньков. Но и днём рассматривать город было интересно: можно было увидеть детский садик, магазин игрушек и сквер с детской площадкой, где они часто гуляли.

Евдокия поднялась на двенадцатый этаж и впервые открыла широкое окно. В лицо пахнул прохладный, свежий, весенний ветер. В детстве ей часто снился сон: как она, стоя на большом холме, раскидывает руки, ложится ветру на спину и летит над зелёным лугом.

От взгляда вниз её затошнило. Она вспомнила предновогодний вечер в редакции, сигареты Игоря, серый дождь за окном его квартиры.

А потом подняла глаза к безоблачному, голубому, солнечному, весеннему небу и сделала шаг.

Алексей так никогда и не мог вспомнить, что было после того, как он, стоя возле машины «скорой помощи» и держа паспорт жены, впервые прочёл несколько строк, написанных на школьном тетрадном листке знакомым почерком: «Алёша! То, что я сделала, – моё осознанное решение. Дело в том, что я изменила тебе с другим мужчиной, так что я бы всё равно ушла. Поэтому постарайся не очень жалеть обо мне. Д.»

Он так никогда и не смог поверить в это.

Часть 3 Жизнь после жизни

В кресле сидел уже немолодой мужчина со взъерошенными волосами. Вернее, ему только-только перевалило за сорок, но тёмные круги под глазами и ссутулившаяся фигура зрительно прибавляли ему как минимум ещё десяток лет. А ещё взгляд. Он был мёртвый, угасший, и было ясно, что в этих глазах жизнь не вспыхивала очень давно. Шесть лет.

Шесть лет. Дата. Но не круглая. Анна Васильевна готовит ужин. Её движения медленные, тяжёлые: она так и не пришла в себя после смерти мужа три года назад. Но она продолжает жить, пытаясь найти для этого смысл. И он есть: скоро придёт Андрюша, и они сядут за стол, помянут невестку, жену и мать соответственно.

Алексей редко думал о ней в прямом смысле этого слова. Её образ был скорее никогда не покидающим его ощущением, как аромат цветов: его постоянно чувствуешь, но не думаешь о запахе. Но сегодня – дата, и всё невольно наводило его на мысли о жене. Алексей встал и прошёл в комнату сына. Тот ещё не вернулся с тренировки. В комнате царил беспорядок, как у любого подростка. На кровати валялся плейер. Последние пару лет сын начал постоянно расспрашивать о матери, хотя до этого, замкнувшись в себе, не говорил о ней ни слова. А с тех пор, как Алексей рассказал сыну о музыкальных пристрастиях матери, тот словно поставил себе целью изучить всю музыку, которую она слушала. И то ли он был очень упорен в достижении своей цели, то ли интересы матери оказались близки и сыну, но в его плейере уже год крутились песни, о которых ему рассказал отец.

Алексей вставил в ухо один из наушников и нажал «плей». Песня заиграла не с начала, вернее, она уже подходила к концу. Сердце больно заломило от знакомых звуков. Алексею была неинтересна или вовсе не нравилась музыка, которую слушала его жена, но сейчас волной накатили воспоминания.

…Возможно, ты цветок…

А может ветерок…

Тебя я удержать…

Но так и не смог…

От нахлынувшей тоски Алексея спасли щелчок входной двери и знакомый голос.

– Бабуль?

– Привет, Андрюш! Проходи, мой руки, сейчас садимся за стол.

Мальчишка вошёл на кухню.

– Отец дома?

– Да.

Анна Васильевна повысила голос, чтобы позвать сына.

– Алёшенька! Иди к столу, Андрюша уже вернулся!

Она поставила на стол миску с салатом, положила по паре котлет сыну и внуку и стала накладывать картошку. Алексей достал из морозилки бутылку водки.

– Алёш, только я тебя очень прошу!.. – Анна Васильевна умоляюще посмотрела на сына.

– Ладно, ладно, мам! – сдерживая раздражение, кивнул Алексей.

Ужин был недолгим, были сказаны положенные слова о том, каким «она была хорошим человеком», «как жаль, что она не дожила», «не увидела» и тому подобное – всё, что говорится в подобных случаях. Анна Васильевна скоро ушла в свою комнату, а отец с сыном остались сидеть на кухне. Им не было нужды заполнять разговорами тишину – в таких случаях спасением всегда является телевизор, работающий фоном вне зависимости от того, что он показывает: новости, советский фильм или современную мелодраму. Алексей налил себе очередную рюмку водки и предложил парнишке:

– Давай за маму? Двадцать грамм?

– Водкой не поминают, – беззлобно ответил Андрюша.

Алексей вздрогнул: так всегда говорила Дуся – и внимательно посмотрел на сына. Но тот, по-видимому, не придал значения тому, что насторожило отца. Они довольно долго сидели молча, глядя в экран телевизора, причём, если бы их спросили, что идёт по телеканалу, они не смогли бы ответить: каждый думал о своём.

– Пап… – мальчишка наконец собрался с силами, – мама ведь не случайно упала?

Отец напрягся и поднял глаза на сына. Несмотря на выпитое, взгляд вдруг стал очень острым и совершено осмысленным.