Читаем без скачивания Чужой среди своих 2 (СИ) - Василий Сергеевич Панфилов

— Ма-ам! — начал я с порога, стягивая с себя футболку, и тут только заметив гостью, натянул её назад.

— Это тётя Марина, — представила меня мама, — моя коллега с работы.

Тётя Марина, по виду мамина ровесница, в молодости, очевидно, была очень миловидной, если не сказать — красивой. Рыжеватые кудрявые волосы, лицо сердечком, кожа, и поныне свежая и тугая.

Но с возрастом дама располнела, и если несколько рыхловатая корма и расплывшаяся талия, явления, в общем-то, неудивительные, то вот личико, оставшееся по-прежнему миловидным, обзавелось изрядными щёчками. Опять же, бывает… вот только щёки эти отросли так интересно, что воспринимаются как-то отдельно от всё ещё миловидного треугольного личика, и кажется, будто она вылезает из жопы!

Я не знаю, откуда у меня появились такие ассоциации, но они, чёрт подери, появились! Да и лицо… в самом деле, никогда такого не встречал, даже близко.

Выдержав представление, выслушал, что я очень умный мальчик, и вся наша семья, это замечательные люди, и что ей всё равно, что мы евреи, потому мы, то бишь евреи, бываем разные, а она, вот такая замечательная, интернационалистка…

… и пошёл наконец мыться. А потом был чай — с тортиком и потоком сознания, заглядывающие в гости ахающие соседи и мучительное, болезненно понимание, что это — надолго!

— Да-да, конечно, Мариночка! — обещала мама, счастливая и раскрасневшаяся, — Непременно!

' — Чёрт… — запиваю досаду чаем, кивая не всегда впопад на расспросы, и, м-мать, рефлексируя… — это ж теперь — на ближайшие недели, как в зоопарке! А в качестве отдыха — помощь с ремонтом, дизайном, и просто — помощь! Я уже не уверен, что это того стоило…'

— Леночка зайдёт, — щебечет мама, протирая сервиз, — и девочки с работы! А потом Евгения Петровна… ну та, из «Стройдетали»! Ваня, я ж сто раз говорила, ты меня никогда не слушаешь! Я к ней заходила, когда работу искала. Такая милая дама! Чаем угостила…

Отец кивает, стараясь не кривиться. После жизни в крохотных рабочих посёлках, где круг общения не то чтобы велик, и, скажем так, местами специфичен, мама сейчас наслаждается открывшимися возможностями.

Для неё, как мне кажется, главное не колбаса и мохер, а именно общение. Даже не десятки, а сотни контактов, возможность причаститься каких-то тайн, сплетничать, быть допущенной к десяткам и сотням интриг и интрижек, а главное — самой выбирать круг общения!

Она необыкновенно социальна, и сейчас расцвела, и кажется даже, помолодела. Поэтому…

— … да, мама, — киваю я, — к двенадцати как штык!

… и ссыпаюсь по лестнице, переводя дух. Всё должно пройти и-де-аль-но! Ну, по мнению мамы! Первое впечатление и прочее…

В общем, заинструктировала она нас — по самое не могу! Рефреном — мы семья русских интеллигентов хорошего еврейского происхождения, и это нельзя ни выпячивать, ни скрывать. Что, как… я лично, без шуток, зубрил и репетировал!

Сунув руки в карманы брюк, побрёл куда глаза глядят.

— Выньте руки из карманов, молодой человек! — возмущённо потребовала у меня немолодая встреченная дама, по виду жена большого начальника, — И застегните верхнюю пуговицу! А то выглядите, простите, как босяк!

Не удовольствовавшись этим, дама, не обращая внимания непроизвольный горловой рык, застегнула мне пуговицу.

— Вот лучше будет!

Улыбнувшись улыбкой надзирательницы концлагеря, она поправила мне ворот и пошла своей дорогой.

Я же, проводив её взглядом, хотело было сплюнуть, но знаете, передумал. Советские реалии, они такие… можно и по губам получить от проходящего взрослого! От греха и от подобных дам, передислоцировался во дворы.

— О! Здоров! — начались ручканья с подошедшими приятелями и знакомыми, добрую половину которых я смогу опознать только в декорациях этого двора, — Мы в футбол…

— Пас! — резко отказался я, сожалеюще глядя на изрядно отбуцканный мяч, покрытый сеточками морщин и шрамов, и имеющий вид заслуженного футбольного ветерана, — К двенадцати дома как штык, и…

С отвращением оттягиваю ворот рубахи, расстёгивая-таки верхнюю пуговицу.

— … заинструктирован — вот!

Пришлёпываю себя по макушке, показывая степень, и лица приятелей становятся понимающе-сочувственными.

— Гости? — безнадёжным тоном осведомляется один из ребят.

— Они самые… — моему вздоху позавидует любой театральный актёр старой школы, — целая череда! И матушка…

Вздыхаю прерывисто, и опять хочу — закурить… Давлю в себе это желание, потому как одно дело за компанию под настроение, и другое — вот так вот, при каждом стрессе курить или выпивать. Неправильный рефлекс выработается, я так думаю.

— О-о… ну так хоть посиди, — с сочувствием предлагают мне парни, — А может, хоть судить будешь?

— Да ну! — отмахиваюсь безнадёжно, — Я ж быстро в азарт войду, бегать стану по полю, орать… Нет!

Усевшись рядом с девчонками, которые, в виду возраста и неинтересности, не особо отвлекают, получил порцию семечек, и стал, щёлкая их пальцами, закидывать по одной в рот, расплачиваясь за них киванием и редкими «ага», «да ну?» и «а она?», глядя на игру. Девочкам этого хватает, так что слыву я чутким и учтивым кавалером, понимающим женщин, как никто другой.

— … вне игры! — разворачивается тем временем на поле, — Да я говорю — вне игры было!

— Руки! Руки убрал! Взял моду — чуть что не так, за грудки! — летит над двором ломающийся басок, срывающийся чуть ли не фальцет. И (куда ж без этого!) пиханье, толканье, хватанье за грудки, шум, крики… Здесь, без шуток (!), иногда проще забить гол, чем доказать, что он — был!

Вздыхаю… никогда не был фанатом футбола, предпочитая играть, а не смотреть. А здесь, за неимением особых развлечений, погрузился в этот мир заметно больше, чем раньше. Ну и эмоции, да… когда сам играешь, или хотя бы за игрой знакомых наблюдаешь, это азарт!

— А может… — остановившись рядом, начал было встрепанный парнишка с наливающимся под глазом свежим фингалом.

— Нет! И не проси! — отказываюсь резко, — С мамой ссориться не хочу и не буду!

— Чёрт! У нас сейчас не вратарь, а дырка! — с досадой сказал он, глядя на меня щенячьими глазами. Видя, что это не подействовало, он в сердцах пнул подвернувшийся камушек и убежал.

Я тоже вздохнул… мне тоже хочется — туда. Как футболист я вполне универсален, и к слову, неплох! Но ценят меня не за мастерство нападающего или полузащитника, а прежде всего за то, что я соглашаюсь встать на ворота.

Побуцкать по мячу, побегать, это все хотят! А стоять на воротах, и не потому, что самый толстый или вовсе не годен на другие позиции, но и качественно, могут, а тем более хотят, немногие!

Я, собственно, тоже предпочёл бы побегать… и