Читаем без скачивания Собор (сборник) - Яцек Дукай

— То есть, ты не до конца ошибался.

— Естественно. — Он перестал смеяться. — У меня никогда не было своих детей.

Сйянна вернулась через два дня.

Чудеса, в отношении которых я раньше был слепым… Слишком большое слово для мелких вещей, но, может, и заслуженное. Все начинается от удивляющих сравнений. Если накопишь достаточно большой запас достаточно дифференцированных знаний, аналогии начинают появляться даже чаще, чем тебе того хотелось бы; они возвращаются, словно настырные мухи, хотя ты их все время отгоняешь. Накладывающиеся один на другой образы, астигматические рентгеновские снимки, как в том случае, когда одним глазом гляжу в глубины центра галактики, а другим — на лицо Сйянны. Так в уме нарождаются эксцентрические симметрии.

Способ, посредством которого садовник занимается своими растениями, то защищая их от избытка солнца и воды, то добавляя в почву удобрения — и способ, посредством которого Они без какой-либо выгоды одаряют нас роскошными предметами. Эскизы сечений нервной системы животных — и эскизы гипотетического разложения волокон Темной Материи во вселенной. Окрашенные очертания разбухающей колонии одноклеточных — и черная Перверсия на западном горизонте.

Величайшее мое поражение заключалось в том, что я, в свою очередь, не смог заразить этим Сйянну. Часть моего мира оставалась для нее недоступной, мне приходилось делить время и ограждать мысли. Снова распорядок моего дня у Бартоломея изменился: по полуденные и вечерние часы теперь принадлежали Сйянне. Мы заранее знали даты нашего пребывания в «имении»; и было само собой понятно, что они должны покрываться.

Когда же начались наезды конокрадов, и я два раза подряд пропустил визиты у Бартоломея, вместе с остальными гоняясь за бандитами по пустошам Края (длилось это как бы не месяц; всех их мы так и не поймали) — я даже и не удивился, узнав по возвращении, что Сйянна за это время приезжала на ферму, чтобы узнать, ничего ли со мной не случилось. Но меня тронуло кое-что другое.

— Очень милая девушка, — бросила мать, не поднимая взгляда от варенья, которое как раз варила. — Вы уже подумали про дату свадьбы?

— Ну, знаешь! — вспыхнул я. — Это совсем даже и не…

— Что?

— Ничего.

— В любом случае, дай нам знать заранее.

Поскольку сам я понятия не имел, что об этом думать, рассказал об этом разговоре Сйянне. При этом я не смог удержаться, чтобы не захохотать, так что она тоже, конечно же, засмеялась. А потом повернулась на спину и засмотрелась в небо (мы лежали в сожженной солнцем траве, в продольной балочке за садом).

— А ты представляешь ее себе?

— Что?

— Нашу свадьбу.

Наблюдатель слегка запаниковал, я чувствовал, как он мечется у меня в мозгу, сразу же за глазами. Потребовалось какое-то время, чтобы я преодолел первые инстинкты — инстинкты сбежать в шутку, издевку и цинизм.

— Я не настолько смел, — ответил.

— Ммм?

— Дать кому-либо подобное обещание. Связать этого человека на всю жизнь. Ты меня понимаешь? — Я повернул лицо к Сйянне. Та все еще глядела в небо. — Это… это… это как бы я взял заложника. Пожизненно. Ккк будто бы… как будто бы… привил тебе паразита, который…

— Паразита??? — Наконец-то она глянула на меня. — О Боже!

— Как ты не понимаешь? — Если бы я не лежал, то размахивал бы сейчас руками. Продолжение проклятия неожиданных аналогий: мы говорим на тему А, А приводит на ум Б, начинаю говорить об этом; говорю, говорю, и, не окончив еще предложение, Б ассоциируется для меня с В, В — с Г, Г — с Д, и все они ассоциируются друг с другом, и так вырастает барочная конструкция, абстракция, объясняющая мир с поразительной легкостью; посему я пытаюсь по мере разрастания ее рассказать, перебивая сам себя, запинаясь и подбирая слова; и когда мои губы начинают второе предложение, мысли мои уже заняты проблемами Э, Ю и Я; первоначальная тема перестает меня интересовать, так что я, устыженный, замолкаю, не понятый в очередной раз. Дальше всего мог проследить мои ассоциации Мастер Бартоломей, потом Даниэль; Сйянна располагалась на третьем месте, намного ниже. Зато с ней я, чаще всего, не чувствовал себя смущенным нелогичными выводами. — Не понимаешь? Ведь это же нужно быть ангелом, чтобы иметь возможность от всего сердца дать подобную клятву! Я не имел бы отваги обречь кого-либо…

— Обречь? — снова перебила меня Сйянна.

Я взял ее за руку.

— Здесь нет возможности отхода. Не будет другой молодости, другого выбора, другой жизни. Поклянешься, и ффух, пропало. Разве что, если бы кто был ясновидящим… Но так? Знаешь ли ты меня? Знаю ли я тебя? Впрочем, люди меняются. Я сделал бы себя самой важной особой в твоей жизни! И если… Не понимаешь? Ведь это ужасно!

— Но как иначе? Вообще отказаться от выбора? Нет: ты просто выбираешь, оцениваешь риск. На основании того, что знаешь; на что надеешься; среди тех, кого узнал… Понятное дело, это лотерея. Ну чего бы хотел ты? Гарантий?

— Просто, хотел бы быть более уверенным в самом себе.

Сйянна повернулась на бок, шепнула мне на ухо:

— Каждый бы тогда сбежал, поверь мне.

Я поднес ее ладонь к губам, поцеловал тыльную, затем внутреннюю часть, пахнущие травой. Она уже не улыбалась, глаза блестели. Искусные абстракции бледнели с каждой секундой.

Через полгода мы поженились. Тот разговор был наиболее близок предложению из всего того, что сказали друг другу до и после того.

Конечно же, я обманул ее доверие. Уже после рождения Сусанны, когда Сйянна снова забеременела — эта ее неожиданная резкость, это отвращение к прикосновению, взрывы идиотских претензий на фоне плача малышки, у которой режутся зубки, постоянная усталость в глазах и в теле — я ездил на Торг, отец вытаскивал меня, чтобы я прислушивался к заседаниям Совета; там же я помогал в распределении дареных вещей — она приезжала с юга, вместе со своим кузеном, за лампочками, бумагой и лекарствами, оставалась на долгие ночи Торга, когда все развалины и палаточный городок пульсируют огнями и тенями, голова кружится от незнакомых лиц — теплое вино и теплый полумрак, она смеялась и проводила кончиками пальцев по моему лцу, предплечью, по груди, ее радость, ее явное удовольствие моей близостью — и я попал в зависимость. Катрина; она и другие. Дома же — Сйянна; и каждый взгляд на нее — нож в сердце. Я обманул ее доверие, как и знал, что обману. Чувство вины обращало меня против ней: теперь уже я не имел права замечать в ней ничего красивого, ничего доброго; теперь я убеждал сам себя, что ведь и она несет за это ответственность. Потому и я сделался резким, избегал прикосновений, провоцировал скандалы. Во рту вкус горечи и железа, язык деревянный. Ведь я же ее предупреждал! Я же был честен.