Читаем без скачивания Мы дрались на бомбардировщиках. Три бестселлера одним томом - Артем Драбкин

Уже под самый конец войны я как-то говорю штурману: «Давай на боевом курсе снизимся до 1500 метров, а пикирнем как обычно, под 60 градусов. Думаю, попадем наверняка». Мы это дело проделали. Как раз транспорт подвернулся. Хор-рошо попали! А вывод получился на метрах пятистах.

– А вообще, на выходе из пикирования отставали часто?

– Да, нередко бывало, особенно у молодых, неопытных летчиков. На пикировании перегрузка большая, обозрение теряется, все звено в одну сторону, а кто-то в другую. У нас было правило: если оторвался, сразу пристраивайся к первой же подвернувшейся машине. Командир он полка или рядовой летчик – не имеет значения. Надо как можно быстрее группу создать, группа более-менее легко отбивается от истребителей. У группы потерь всегда меньше, одиночку сбивают сразу.

– Двигатель – мощность, надежность, высотность? Был ли форсаж, если да, его возможность, продолжительность?

– Наша авиация в войну отставала по моторостроению от немцев. Мощности М-105 мне всегда не хватало. Хотя в ходе войны она постоянно росла. Я начал воевать на М-105РА, потом на М-105ПФ, а закончил на М-107. Вот М-107 был то, что надо, а М-105 слаб, даже «ПФ».

Надежность двигателей М-105РА оцениваю как среднюю, нет, даже как ниже средней. Мы часто их меняли. Капризные. У М-105ПФ надежность стала выше.

Что касается форсажа… Когда истребители за нами гонятся, а мы собираемся «в кучу» (чтобы массированным огнем можно было отбиваться), тогда, как говорится, «сектора» двигаем так, что они гнутся. Так сразу растет температура. Не успеешь опомниться, уже 120 градусов. Это все чревато прорывом газов, падением мощности и заклиниванием. Не стоек М-105 был к перегреву. Мы старались двигатели не форсировать. Насколько это было возможно.

– Я слышал, что переход с двигателей М-105РА на М-105ПФ многие летчики восприняли негативно, поскольку у «ПФ» была ниже высотность. Это правда?

– Это не так. Мы «работали» на высотах, начиная от 1,5 до 4 тысяч, причем с 4 тысяч крайне редко, поскольку с такой высоты возрастает рассеивание и падает вероятность попадания. Поэтому нормальная высота, с которой мы почти постоянно работали, это 2,5–3 тысячи метров, а это именно те высоты, для которых М-105ПФ и был предназначен. Нет, повышенная мощность «ПФ» была намного предпочтительней большей высотности «РА».

Я когда на машину с форсированным двигателем пересел, разницу почувствовал сразу. Такое ощущение было, как будто самолет сильно облегчили, он и быстрее стал, и маневренней.

– Так, значит, моторы отказывали часто? Все-таки что было главной причиной отказов – износ, обслуживание?

– Не отказывали, изнашивались. Ресурс мы «сжигали» очень быстро.

Обслуживание двигателей было хорошим. За двигателями следили, меняли вовремя, не доводили до отказов.

– Странно, Вы хвалите М-107, а говорят, он был еще капризнее М-105?

– Это была опытная серия «пешек», они поступили в наш полк для войсковых испытаний. Только одна эскадрилья, девять штук. Вот на одной из этих девяти «пешек» я и летал. М-107 мне нравился, хотя «закипал» он даже быстрее М-105, но летать на нем было легче. Он же мощнее! Даже на обычных режимах ты летишь, уже имея больший запас мощности, чем с М-105, а запас мощности – великая штука в бою. Кроме того, с М-107 резко возросли скорости на «обычных» режимах. Например, на отходе от цели мы стали развивать до 550 км/час, это вместо обычных 450–480. Есть разница?

– Что Вы можете сказать про часы налета членов экипажа, смену состава экипажей?

– Конкретных цифр у меня нет. Я всю войну провоевал с одним экипажем и только один боевой вылет сделал не со своим штурманом. Меня за всю войну ни разу не сбили и не ранили. Как и членов моего экипажа. Штурманом у меня был Павел Петрович Белоусов, а радист – Павел Бут. В наземном экипаже техник и два моториста (один из них еще и механик). А дальше уже на звено и эскадрилью – группа прицелов, группа по вооружению (оружейники), группа спецоборудования (прибористы), группа радиооборудования. Специалисты из групп к конкретным самолетам приписаны не были.

– Как Вы оцениваете прицелы? Обеспечивали ли прицелы необходимую точность бомбометания?

– Прицел штурмана я оценить не могу, я в него не смотрел, а коллиматорный прицел летчика – ПБП (прицел бомбардировочный пилота) – был хорош. А насчет точности попадания – я считаю, что хорошо.

Да, еще у летчика был специальный небольшой прицел для горизонтального бомбометания (названия его я не помню). Устанавливался для того, чтобы летчик мог прицельно бросать бомбы на горизонтальном полете, на малой высоте. «Под ногами» был установлен, перед «нижним» стеклом. Не знаю, как кто, а я им за всю войну так по-настоящему и не овладел. На полигоне иногда с его помощью бомбили, тренировались, но в боевой обстановке с малых высот никогда не бомбили. Нельзя наш самолет на низкую высоту.

– На Ваш взгляд, в прицеливании штурмана есть необходимость?

– Прицел штурмана нужен для того, чтобы штурман рассчитал боковое смещение. Вот когда вы пикируете, то ветер вас потихонечку сносит. Штурман заранее рассчитывает «пси» боковое – снос ветром – и «пси» по дальности («пси» – это обозначение углов) и при прицеливании снос учитывает. Без прицеливания штурмана, даже если я цель вовремя в прицел захвачу, то, пока я пикирую, меня ветром сносит. Если снос правильно не учесть, то в цель бомбы не попадут.

Двойное прицеливание еще хорошо тем, что я могу поправить ошибку штурмана при вводе в пикирование, если он раньше или позже времени дает команду «Пошел!», то я, варьируя угол ввода в пикирование, могу ошибку штурмана компенсировать.

Кроме того, большую роль в точности бомбометания играет правильный курс захода на цель. Например, на корабль мы никогда не заходили ни строго «вдоль», ни строго «поперек». Почему? Если заходить поперек, то всегда может получиться так, что одна бомба упадет с перелетом, а другая с недолетом (лягут «по бортам»). Вдоль нельзя потому, что можно бомбы «положить» или все слева, или все справа. На корабль мы заходили под 45 градусов. Тогда даже если одна бомба с недолетом, то три следующих ложатся точно в корабль. На остальные цели заходили точно так же. У нас ведь специфика целей была такова, что все они были «вытянуты» – тяжелые артиллерийские батареи, что Ленинград обстреливали, причалы в портах (черт бы их побрал!), где корабли.

Вот так, заходишь под 450 и ведешь своих ведомых. Представь: идет полк, три эскадрильи, 9 самолетов. Наша первая, ведет ее дважды Герой Советского Союза Раков. Три звена: первое «ведущее» и два звена ведомых, «правое» и «левое». Как только заходим на цель, левое звено начинает приотставать, правое звено отстает еще сильнее, в результате этого все три звена атакуют последовательно, с минимальным интервалом. Когда первое звено на выходе из пикирования, «левое» звено уже «висит» «в середине» участка пикирования, а «правое» только заходит в «пике». Вот такая «цепочка» получается. Вот когда так атакуем, то практически всегда попадаем. Первое звено промахнется, второе попадет. От второго увернется, его третье достанет.