Читаем без скачивания Граф Феникс - Николай Энгельгардт

– А меня особенно интересует вода, возвращающая истинный образ превращенным существам! – задумчиво говорила черноокая Ковалинская.

– О, это ужасно любопытно! – с итальянской живостью вертя перед лицом пальчиками, отвечала маркиза. – Подумайте, мы окружены превращениями! Эти деревья, камни, цветы, статуи – кто знает? Быть может, многое здесь – превращенные существа и оборотни! Но Калиостро хранит эту воду у себя и ни за что не хочет дать мне хоть немножко. Но я знаю, что он недавно опрыскал тихонько изо рта этой водой господина Бауера и убедился, что это оборотень!

– Полковник Бауер! Что вы говорите? – изумилась княгиня Голицына.

– О, это препочтеннейший старичок – молодой полковник Бауер! – с искрами затаенного смеха в глубине итальянских глаз говорила маркиза Тиферет. – Подумайте, что выяснилось! Полковник Бауер не кто иной, как знаменитый маг и кабалист Кнорр фон Розенрот! Он родился в 1514 году. Да-да! Ему уже почти четыреста лет. Каждые пятьдесят он возрождается и каждое новолуние натирается омолаживающей мазью! Посмотрели бы вы на него в его настоящем виде! О, какая древность! Калиостро встречался с ним на фессалийской Вальпургиевой ночи и на других шабашах. Он, конечно, станет отпираться, будто бы никогда там не бывает. Но вы не верьте. Я сама с ним летала.

ГЛАВА XLV

Условия Калиостро

Удаляясь с адъютантом в спальню, служившую ему и кабинетом, Потемкин уселся в кресло и, не думая о делах, для которых вызвал было Бауера, кусал пальцы, унизанные высочайше пожалованными ему перстнями. Полковник Бауер имел достаточно оснований опасаться темного духа меланхолии генерал-адъютанта императрицы.

Однако, посидев угрюмо, Григорий Александрович только выразил желание, чтобы всякие магические опыты были прекращены, а господин Калиостро приступил к тому прямому делу, для которого и был вызван, то есть к лечению больного младенца. А поэтому он поручил адъютанту съездить в Петербург и пригласить на последний консилиум лейб-медика Роджерсона и докторов фон Бека и Массота. Пусть окончательно выскажутся, есть ли надежда. Если доктора признают бессилие своей науки, пусть лечит Калиостро – не повредит. Изложив свое решение, Потемкин отпустил адъютанта, а сам занялся делами, с чудесной быстротой просматривая и подписывая бумаги одну за другой.

Все в Озерках: и господа; и слуги, и сам маг – отдыхали в этот день от волнений и необыкновенных ночных приключений. Усадьба казалась вымершей. Калиостро заперся в отведенных ему покоях с супругой, маленьким Эммануилом и служителем Казимиром. Госпожа Ковалинская уединилась в часовне, воздвигнутой в парке, где находились не православные иконы, а католическая мраморная статуя Мадонны в одеянии из белого бархата с золотыми звездами. Госпожа Ковалинская проводила здесь время в глубоком экстазе, закутанная в темные флер и газ, молясь по маленькой золотообрезной французской книжке. Находившаяся поблизости часовни ее любимая горничная Парашенька одна была свидетельницей вздохов и обильных слез Ковалинской. Только в сумерках эти слезы и вздохи иссякли и госпожа Ковалинская обрела небесное утешение, помощь и совет. Она почувствовала насущную необходимость, во-первых, написать глубоко мистическое и вдохновенное письмо в Гатчину подруге своей, фрейлине цесаревны Марии Федоровны Екатерине Ивановне Нелидовой, впрочем, не содержащее ни малейшего намека на события в Озерках, а во-вторых, приняла твердое решение съездить в Смольный, чтобы побеседовать с духовником римско-католического исповедания и почтенной начальницей института госпожой де Лафон.

Что касается княгини Варвары Васильевны, то и сиятельная Улыбочка теперь превратилась а неиссякаемый источник слез и вздохов. Изощренный меч скорби поразил ее материнское сердце. Бедный малютка, препорученный мамушкам и нянюшкам, за ночь еще больше разболелся, на глазах таял, и бледный огонек его жизни угасал безнадежно. Князь Сергей Федорович, закрыв мушками царапину, полученную в ночной борьбе с духами, тоже предался родительскому горю, вздыхал, суетился и искал совета в медицинских книгах, бесконечно жалел и искренне страдал за бедного маленького.

Наконец вечером из столицы прибыли доктора и полковник Бауер. После тщательного обследования больного, в котором принимал скромное и молчаливое участие столь много претерпевший, но за день совершенно оправившийся домашний доктор, в библиотеке состоялся ученый консилиум, на котором присутствовал и князь Голицын, имевший случай щегольнуть познаниями как в медицине, так и в латинском языке, вынесенными им из коллегии отцов иезуитов, где он получил прекрасное образование. Результаты были совершенно безнадежны. Доктора заявили, что наука в данном случае совершенно бессильна, что ребенок осужден на смерть, болезнь его неизлечима, и только чудо может его спасти. Надо добавить, что и Бауер, и Голицын, и домашний лекарь ни словом не обмолвились докторам, что на даче находится граф Калиостро, уже три месяца безвозмездно исцелявший больных под именем полковника Фридриха Гвальдо. На это было строжайшее распоряжение князя Григория Александровича. Когда, получив в золотой табакерке, наполненной червонцами, по величине соответствовавшей значению каждого во врачебной иерархии столицы, доктора поужинали и отбыли, Потемкин послал домашнего врача и адъютанта Бауера сообщить графу Калиостро о результатах консилиума и предложить ему, в свою очередь, обследовав дитя, если он может помочь, приступить к лечению немедленно.

Вместе с Бауером в комнату Калиостро проследовал и князь Сергей Федорович. Сопровождал их и домашний врач. Безнадежное заключение консилиума повергло чадолюбивое сердце добродушного князя в глубочайшее горе. Все упования он теперь возлагал на герметическую медицину. Калиостро принял князя и адъютанта светлейшего с величайшим спокойствием и достоинством. Одетый в черное платье и огромный пудреный парик, он читал книгу с таинственными знаками и фигурами. Пригласив поздних посетителей разместиться в креслах, граф благосклонно выслушал князя, пространно и путано сообщившего о консилиуме и безнадежном состоянии ребенка.

– В этих обстоятельствах княгиня и я все надежды возлагаем на вас, граф. Осмотрите больного и скажите, есть ли в вашем искусстве средства к его спасению. Верьте, что во всяком случае труды ваши будут вознаграждены. Вы знаете, что мы не стеснены в средствах, – закончил князь Сергей Федорович.

Калиостро, выслушав, склонил голову и некоторое время пребывал в глубоком раздумьи. Наконец сказал:

– Не предупреждает ли Писание от этих профанских врачей? «И истратила все достояние свое на лечение у многих врачей, но не получила никакого облегчения, а пришла в еще худшее состояние». И, тем не менее, вы призвали сих «многих». Теперь вы ко мне обратились. Я лечу безвозмездно из одного человеколюбия. Золота вашего мне не нужно. Не нуждаюсь и в осмотре ребенка. Я уже говорил вам, что герметическая медицина на расстоянии лечит. Но тут особый случай. Это место наполнено темными духами, вооружившимися против больного. Славное поприще, которое его ожидает, и те удары, которые он со временем нанесет царствующему на земле злу, ополчают против него служителей тьмы. Итак, необходимо прежде всего удалить его отсюда. Если вы и княгиня желаете, чтобы я лечил младенца, то должны поручить его только моему попечению. Дитя будет перевезено мною в Петербург и должно находиться в специальном помещении. Кроме меня, никто его видеть не должен, даже родители.