Читаем без скачивания Роман женщины - Александр Дюма-сын

— Боже мой, Боже мой! — воскликнула Мари. — Что будет со мною?

— То, что бывает с теми, кто обманывает мужа. О! Эмануил не принадлежит к разряду обыкновенных обманутых мужей, я знаю его и потому мщу. Я не понимаю, как, будучи любимою им, вы решились променять его на кого бы то ни было?

— Вы тоже принадлежите тому, для кого и я променяла его, не так ли?

— Какую вы честь делаете Мне, становясь со мною вровень. Как, добродетельная Мари де Брион и падшая Юлия Ловели отныне стоят друг друга! Я рассчитывала на победу, но, признаюсь, не ожидала, что она могла быть такой полною.

— О, как я несчастна! — говорила Мари, уничтоженная, истощенная, не имея сил собрать свои мысли и почти доведенная до сумасшествия.

— Да, я знаю, вы должны страдать, — сказала Юлия. — Кто бы подумал, — продолжала она, — что вы, рожденная наверху общественной лестницы, сойдете когда-нибудь на ее последнюю ступень, чтоб умолять меня, никогда не переступающую эту ступень, спасти вашу честь. Так недаром же я всегда презирала женщин вашего общества, которые отворачивают голову, когда им говорят иногда о нас бедных. Так я хорошо сделала, когда поклялась в вечной ненависти к вам и отомстила хоть один раз за все презрение, которое до сих пор было моим уделом! О, ваше приключение наделает в Париже много шуму.

— Именем неба, умоляю вас, скажите мне, что все это не более как тяжелый сон; что вы хотели только заставить меня страдать, но что теперь вы достигли цели? Уверьте меня, что вы хотели только посмеяться надо мною, но не погубить, тем более что зло, которое я вам сделала, не было умышленным? И я буду благословлять вас, я сделаюсь вашей рабой. О, если бы вы могли знать, как я страдала! Я потеряла мать, которую я так сильно любила! Этот человек был возле меня постоянно. Ради Бога, ради Эмануила, которого вы любили, ради моего отца, ради моей дочери, ради всего святого в этом мире, спасите меня, спасите!

— Итак, — возразила бесстрастно Юлия, облокачиваясь на кушетку и глядя на бедную Мари, стоящую перед ней на коленях, — итак, у вас есть драгоценное воспоминание о матери, у вас есть отец, который живет только вами, муж, которого вы сами избрали себе, дочь-ангел, называющий вас матерью, есть имя, богатство — и всем пренебрегли вы, бросили в грязь, а вам нет еще 20 лет! Как сильно должны вы любить того, кому пожертвовали этими сокровищами…

— Кто сказал вам, что я люблю его?

— Не любите?

— Нет.

— Не любите? — повторила Юлия, взор которой осветился какою-то дикою радостью. — Кого же вы любите? Мужа, быть может?

— Да, — отвечала Мари, рыдая.

— О!.. — воскликнула Юлия со злобным смехом. — Значит, вы развратнее меня! Прочь, сударыня! Знай я это, я оставила бы вас как жертву собственных ваших угрызений, я не поторопилась бы мстить. Так вы любите мужа? Где же после этого оправдание вашему поступку, и зачем вы просите меня спасти вас? А хотите ли знать, что оправдывает мой образ жизни, который клеймите презрением вы, женщины высшего круга? Я скажу вам, что моя мать умирала с голоду, отец мой бил ее, они поладили между собою только в ту минуту, когда продали меня с общего согласия. Мне было тогда 16 лет всего, и вы знаете, как я наказала их, хотя и имела право на это? Я заботилась о них, хотя и не любила; я обогатила их, я дала им счастье, с которым им тяжело было расстаться, когда смерть открыла им могилы. Вот мое детство, моя молодость, мое происхождение. Я не состарилась еще, но у меня уже была бездна любовников! Это гадко, не так ли? Но перед Богом, судящим нас, я менее преступна, чем вы. Я могу гордиться перед вами, могу презирать вас, как женщину, которая обесславила седины отца, сделала несчастным любимого мужа и положила вечное пятно на бедного невинного ребенка!

— Вы правы, — отвечала Мари. — Да, я наказана, слишком наказана, поверьте мне. Но что мне делать? Куда идти? — говорила она, опустив глаза на цветной ковер, расстилавшийся под ее ногами. — Я наскучила вам, сударыня, не так ли? Я — презреннейшая из женщин, как вы сказали, и сказали правду! В один миг я потеряла и имя, и счастье, и отца, и дочь, и мужа; но как это случилось, я не знаю; а я была так счастлива! О, матушка, матушка! Зачем умерла ты так рано!

Она говорила это голосом такой невыразимой тоски, что сердце Юлии сжалось.

— Итак, все кончено! — продолжала г-жа де Брион, вставая. — Простите же мне те страдания, которые я невольно причинила вам; я не знала, что вы любили де Грижа, который для меня перестал вас видеть, потому что вы так прекрасны и, может быть, добры. Я одна виновата во всем — и потому прошу у вас прощения.

Сказав это, Мари протянула Юлии руку, но та не смела взять ее.

— Да, величайшее несчастье будет, без сомнения, прямым следствием всего, — говорила Мари, — но умоляю вас, не упрекайте себя в этом. Я навлекла его сама и еще раз прошу у вас прощения; прощайте!

И неверными шагами г-жа де Брион пошла из комнаты. Юлия видела, что обессиленная, несчастная женщина едва в состоянии дойти до дверей, и она невольно протянула руку, чтобы поддержать ее.

Мари, заметив это движение, поблагодарила ее взглядом.

Этот взгляд, прекрасный и полный тоски, пробудил в душе Юлии раскаяние и сожаление о своем поступке. Да и трудно было встретить более трогательное выражение отчаяния.

— О, если б у меня были еще письма, я бы возвратила их вам; но, к несчастью, они отосланы.

— Благодарю вас за доброе намерение. Пусть будет что будет!

И Мари взялась за ручку двери. Но как ни испорчена была Юлия, все-таки она была женщина, а сердцу женщины всегда доступно чувство сожаления. В эту минуту она действительно готова была отдать все на свете, чтобы спасти Мари.

— Есть еще средство, — сказала Юлия с некоторой нерешительностью; ибо, кроме того что она сама предлагала это средство, она понимала, что оно слишком унизительно для бедной Мари.

— Какое? — спросила последняя.

— Поезжайте, не теряя ни минуты, в К*** и получите пакет, посланный на имя вашего мужа.

— Правда, это можно сделать, — отвечала Мари, чувствуя все унижение предлагаемого средства. — Но только я не решусь на такой поступок. Обманывать еще, обманывать всегда — к чему? Не лучше ли теперь, тотчас же прекратить жизнь? Благодарю, однако, и за это, умирая, я буду жалеть, что пренебрегла вашим советом.

И, растворив двери, она вышла. Чтобы не упасть с лестницы, Мари должна была держаться за перила; однако же кое-как она добралась до кареты, села в нее и поехала домой, не обращая внимания на фиакр, который следовал за нею.

Юлия, оставшись одна, не могла не содрогнуться от внутреннего ужаса, возбужденного своими деяниями. По совести, она чувствовала всю их гнусность, для которой не было ни оправдания, ни прощения.

— Надо забыться, — проговорила она и позвонила. — Стакан рому! — сказала она вошедшей Генриетте.

— Сударыня… — начала было последняя, как бы желая открыть что-то своей госпоже.

— Слушай, что я говорю, и исполняй скорее, — возразила та.

— Что-то случилось у нас, госпожа тоскует, — говорила Генриетта Жану, — она требует рому.

Час спустя после этого Юлия, растянувшись на кровати, спала тяжелым и лихорадочным сном.

Генриетта, войдя на цыпочках в спальню своей госпожи, увидев ее в таком положении, решилась завтра сказать ей истину.

XIII

Мари, приехав домой, едва имела силы добраться до своей комнаты. Здесь она в изнеможении опустилась в кресло, и в этом немом отчаянии она не могла ни молиться, ни думать. Прошедшее, настоящее и будущее — все слилось для нее в одно горе, переполнившее ее душу до того, что она не старалась даже ни обдумывать своего положения, ни разбирать своих страданий. Отрывистые, бессвязные слова, слетали по временам с ее губ; но эти слова не служили выражением ни ее мысли, ни ее чувств, и, казалось, язык, произнося их, хотел только напомнить телу, что оно еще не умерло вместе со смертью души.

«Умереть! Да, должно умереть!» — повторяла бессознательно Мари, не отводя глаз с одной точки и проводя рукою по лбу, как бы для того, чтоб откинуть назад свои волосы, которые казались ей невыносимой тяжестью.

— Что с тобою, дитя мое? — спросила ее Марианна, становясь перед нею на колени.

— А, это ты, Марианна? Знаешь ли ты, что я погибла! Эмануил убьет меня, если я не умру сама до его возвращения.

— Что говоришь ты, дитя! Ты с ума сошла! Опомнись, ради Бога!

— А, да! — возразила Мари. — Я еще не все сказала тебе… грустно!.. Я так любила мою дочь!.. И как все это случилось… Боже, Боже мой!

— Что такое? Скажи мне, что тебя мучит, дитя мое? — спрашивала старуха. — Разве я не заменяю тебе покойницу мать? Разве я не могу посоветовать тебе? Разве ты перестала любить меня?

— Да, ты любишь меня, все меня любят! А я? Я обманывала всех!.. Марианна, моя добрая Марианна!..