Читаем без скачивания Саван для блудниц - Анна Данилова

Надя опустила голову. Она и сама не поняла, откуда взялись эти слезы, которые покатились по ее щекам и закапали на грудь. Должно быть, они накопились еще ночью или ранним утром, когда она вспоминала Крымова и его взгляды, обращенные в сторону Земцовой. Зато как пригодились они сейчас! (Ей не хотелось думать о том, что слова, которые она только что произнесла вслух, и на самом деле могут оказаться правдой.)

Тришкин яростно мыл руки над раковиной, розовая мыльная пена клочками разлеталась в разные стороны.

– Вот сукин сын!.. – Он подставил ковшиком ладони, наполнил их водой и с хрюканьем и кряхтеньем принялся умываться, перемежая водяные звуки отборными матерными словами в адрес Крымова. Затем вытерся серым грязноватым полотенцем, висевшим на ржавом крюке слева от мутного зеркала, укрепленного над умывальником, и, как солдат, по стойке «смирно», предстал перед выжидавшей удобного случая, чтобы высказаться, Наде.

– Ты хочешь сказать, что выбрала МЕНЯ, чтобы отомстить Крымову? – догадался он. – Ты думаешь, я не знаю женщин? Ты правильно сделала, что пришла ко мне. Со мной вообще всегда надо говорить ОТКРЫТЫМ ТЕКСТОМ: мол, Левочка, так и так, мне изменил жених, мне необходимо отплатить ему тем же, не мог бы ты мне в этом помочь… Какие проблемы? Тем более что ты такая хорошенькая и тебе так идет эта красненькая кофточка и эта юбка… Ты в чулках?

И Тришкин, с которым Надя была едва знакома, почувствовав, что сейчас ему перепадет нечто, о чем он даже и не мечтал, и возбуждаясь от собственных фантазий, полез ей под юбку…

– Не здесь… Я не могу в морге…

– Все. Понял. Поехали. Представь, я как чувствовал – с самого утра полный бак залил… Поехали скорее, а то я больше не могу…

Надя позволила себя поцеловать, и они, внешне похожие на одержимых желанием любовников, молча и очень быстро покинули морг, заперли его, оставив в большом зале на столе вскрытое тело неизвестного Наде покойника (Тришкин цинично помахал ему рукой, а в дверях даже послал ему воздушный поцелуй!), сели в машину и на огромной скорости помчались в сторону Лысой горы, где проходила основная магистраль, соединяющая город с дачными поселками.

Дождь все усиливался, но Тришкин не обращал на это никакого внимания. Вытянув вперед голову и близоруко щурясь, отчего лицо его казалось застывшей гротескной маской, он молча крутил руль и что-то напевал себе под нос.

– Надечка, кто бы мог подумать? А тебе Чайкин ничего не говорил вчера?

– О чем? – Надя сидела по правую сторону от Левы и с тоской смотрела на стекающую по стеклу дождевую воду: «дворники» едва справлялись с ней. – Я его вообще вчера не видела… Ты хочешь меня спросить, почему я предпочла ему тебя?

– Хотя бы и так… – уклончиво ответил он. – А он тебе раньше ничего не говорил о том, что ты мне ужасно нравишься?

– Нет, если честно, он тебя недолюбливает, разве ты не знаешь? – Надя старалась держаться естественно, чтобы, не дай бог, не спугнуть уже успевшего разгорячиться Леву. Он попросил ее положить ему руку на бедра, и Надя, превозмогая отвращение, исполнила его просьбу.

С серой, залитой дождем трассы они свернули в небольшой хвойный лесок.

– Ты не застрянешь? – спросила Надя, с трудом борясь с тошнотой при мысли о том, чего ждет от нее Тришкин, и представляя себе его без одежды… Эти жирные складки на пояснице, полуженские бедра, рыхлую грудь…

– Нет, у меня шипы еще с зимы остались…

– А разве у тебя зимой была машина?

– На машине были шипы, – усмехнулся он. – Вон сейчас встанем туда, там тихо, кругом сосны, и НИКОГО… Фантастика! А как это эротично – заниматься этим в лесу, при дожде и в такой благостной тишине… Раздевайся, Надечка, а то я уже не могу…

– Сначала ты, а я кое-что достану… – И Надя сделала вид, что полезла в сумочку за презервативом.

Нащупав там газовый пистолет, она некоторое время наблюдала за тем, как Тришкин раздевается, сопровождая этот недолгий и неэстетичный процесс непристойными, но вполне соответствующими моменту словами, пока ее потенциальный любовник не остался совершенно голым.

– Ну как, я тебе нравлюсь? – спросил он, демонстрируя ей свой возбужденный орган. – Чего ты ждешь? Теперь твоя очередь… Ты меня уже измуч…

Пыхнув ему прямо в лицо едким газом, Надя тут же выскочила из машины сама. Вдыхая грудью влажный лесной воздух, она смотрела сквозь стекло на находящегося в беспамятстве отвратительного в своей наготе Тришкина и думала о том, что лучше все-таки быть портнихой, чем заниматься таким грязным делом, как расследование убийств, и иметь отношение к подобной порнографии…

Выждав определенное время, она снова открыла машину, взяла свою сумочку и достала из нее моток веревки. Затем выволокла тяжеленного Тришкина из машины и уложила его прямо на землю, на сосновые мокрые иголки, после чего крепко связала ему руки и ноги. Глядя, что стало с его органом (вполне, кстати, мужским), она усмехнулась, но затем, решив, что ее улучшающееся с каждой минутой настроение может быть связано с дремлющим в ее душе садизмом, прикрыла Тришкина его же одеждой и принялась приводить в чувство. На это ушло довольно много времени. Когда он пришел в сознание и увидел себя лежащим под дождем на голой земле, да к тому же и связанным, он мгновенно все понял и оценил. Возможно, что, если бы не сильнейшая головная боль и тошнота, он мог бы еще попытаться освободиться или хотя бы оскорбить сидящую в машине Щукину, спокойно курящую его же дорогие сигареты, но Тришкин понял, что проиграл и находится в ее власти. Ему не оставалось ничего другого, как любыми способами сохранить себе жизнь и, по возможности, машину. Ведь он, как никто другой, знал, что жизнь Чайкина вчера висела на волоске, и косвенно в этом виноват он, Тришкин…. И какой же он все-таки дурак и сластолюбец, если, вместо того чтобы выставить Щукину вон из морга, позволил ей соблазнить себя и привезти в такое глухое место, где теперь этой стерве ничего не будет стоить выпытать у него все, что угодно. А вопросов у Крымова и его золотых работничков накопилось ох как много…

– Надечка, не надо меня бить или пытать. Я слишком люблю себя и свое тело, чтобы позволить глумиться над собой… Скажи, что тебе нужно, и я все для тебя сделаю. Со мной можно договориться, ты знаешь. И вообще, зачем ты устроила весь этот спектакль? Вам с Чайкиным не дают покоя мои деньги? Зачем вы лезете в чужую жизнь? Каждый живет как может. Я же НИКОГО НЕ УБИВАЛ…

– Ты продаешь трупы… – Она сказала первое, что пришло в голову, потому что еще не представляла себе, каким образом подойти к теме Саши-агента. Ведь основная цель ее визита к Тришкину заключалась в том, чтобы выяснить, кто стоит за смертью этого парня и какое отношение он имеет к квартире Белотеловой. Быть может, его убили за то, что он так дешево продал ей эту злосчастную квартиру. Но перед тем как выяснить это, необходимо было нащупать самое слабое место Тришкина, чтобы, надавив на него, задать главные вопросы.

– О чем ты говоришь? Да я в своей жизни продал всего один труп, он все равно никому не был нужен…

Надя насторожилась. Ей показалось, что Тришкин сейчас скажет то, о чем она ничего не знала. Она решила блефовать.

– Это тебе только так кажется…

– Ничего мне не кажется. Эта девка – вокзальная шлюха, грязная, отвратительная… Ее использовали все, кто только мог. Я ее даже вскрывать не стал, потому что и так было ясно, отчего наступила смерть… У нее же башка была превращена в лепешку. Она пару часов пролежала на вокзальной площади, пока ее не заметили.

Надя слушала его и ничего не понимала. Она надеялась получить информацию об агенте Саше, а вместо этого Тришкин «кололся» на тему какой-то вокзальной шлюхи, которой разбили голову. И все же это было интересно. Могло пригодиться в дальнейшем.

– Я даже зарегистрировать ее не успел, как приехали эти ребята. У меня, кроме этой девки, в холодильнике было еще шесть женских трупов, но этот им понравился больше всего. Пойми, нравственность здесь ни при чем, тем более когда речь идет о таких проститутках, как она… Ты бы видела, в каком состоянии были ее… Уф… Как же у меня болит голова. Ну продал я ее, что дальше? Уверен, будь в ту смену твой Чайкин, он поступил бы так же. Кому не охота получить такую кругленькую сумму, да еще ничего при этом не делая?

– А разве ты не знал, зачем им эта девица? – Надя осторожно подбирала вопросы.

– Нет, клянусь богом, нет!

– А ты подумай хорошенько… Мне ведь ничего не стоит сейчас завести мотор и уехать, бросить тебя в лесу… И тебя не скоро найдут.

– Надя, ты же хорошая девочка. Поверь мне, больше я ничего не знаю…

– А этот рыжий агент?..

– Его возят по разным моргам, и он нигде не зарегистрирован… Не уверен, что эти две истории как-то связаны. Бурмистров не такой человек, чтобы так рисковать. Подумай сама, на карту поставлено будущее его сына!

Надя даже отвернулась, чтобы лежащий на земле Тришкин не смог увидеть растерянность на ее лице: она ничего, ничегошеньки НЕ ПОНИМАЛА. Похоже, со своим блефом она, сама того не желая, зашла слишком далеко. А Тришкин, в свою очередь, явно переоценил крымовское агентство в смысле информированности. Какой еще Бурмистров? Она знала только одного Бурмистрова – начальника областного УВД. Да, у него был сын, красивый парень, вылитый отец… Собственно, почему БЫЛ? Он и сейчас есть. Неужели все эти трупы имеют к нему какое-то отношение?