Читаем без скачивания Мужчина-подарок - Светлана Демидова

Дарья поступила на физико-математический факультет питерского университета, который врачей принципиально не готовит, потом доучилась на программиста, а о Пете Мясникове старалась больше не вспоминать. Сам Петя пытался как-то напомнить о себе заблудившейся в столичных дебрях супруге, но она написала ему пару трогательных писем, где в разных вариациях звучало «прости-прощай навсегда». Ехать в архангельскую глухомань для развода Дашке было не с руки, и она однажды просто «потеряла» паспорт. Новый документ был ей выдан без унизительного фиолетового штампа, связывающего ее с деревенским механизатором. Напоминала о нем только неблагозвучная фамилия. Ее «терять» вместе с паспортом смысла не было, потому что именно под ней Дашка была прописана в университетском общежитии, а также на фамилию «Мясникова» она получала свою повышенную стипендию.

Тут как раз Дашке на одной из вечеринок университетского студенчества подвернулся наш Павлик с питерской пропиской и великолепной фамилией Дроздецкий. Она тут же принялась завлекать неповоротливого увальня всеми доступными средствами и возможными способами. Один из способов заключался как раз в том, что Дашка рассказала Павлу, как в невыносимо глухой деревне Осташково Архангельской области недалекие родители насильно выдали ее замуж за отвратительного извращенца Мясникова. Всплакнув, она рассказала и про «потерянный» паспорт на тот случай, чтобы Павлик защитил ее от Пети, если вдруг что. История получилась такой трогательной, что Павлик страшно влюбился в Дашку уже на сочетании «извращенец Мясников». Он тут же предложил ей свои руку, сердце, квартиру и любую защиту от механизатора. О «потерянном» паспорте клятвенно обещал никому не рассказывать. И не рассказывал вплоть до сегодняшнего дня.

– То есть выходит, что ты женился на замужней женщине? – вскричала возмущенная Анжелка и отодвинулась от него на приличное расстояние, опять чуть не свалившись с перил. – Как ты мог?!

– Влюбился, Анжела… – очень грустно сказал Павлик. – Ты же знаешь, как это бывает…

Анжелка знала, поэтому опять придвинулась к Дроздецкому поближе, для верности взяла его еще и под руку и нетерпеливо спросила:

– Ну а дальше? Дальше-то что?

– А дальше Петя прислал письмо, что поскольку его законной супруги давно нет, то он живет с какой-то Катей – или, может быть, с Машей? – и пусть Дашка его за это не осуждает.

Разумеется, Дашка не осуждала, тем более что на нее Мясников уже не претендовал и развода не требовал. Таким образом, тот скоропалительный брак очень удачно как-то сам собой рассосался, и Павлик с Дашкой заключили новый.

– А Воронцов? – с замиранием сердца спросила я.

– А в Воронцова Дашка влюбилась, когда мы с ней вдвоем устроились работать к Шаманаеву. Впервые влюбилась, по-настоящему, а потому изо всех сил.

– А он?

– А что ему? Тебя, Надежда, тогда у нас еще не было.

– А то, что Дашка замужем, его не останавливало?

– Это ее ничего не могло остановить. Она будто с цепи сорвалась, – сморщился Павел, видимо, вспоминая те непростые для себя времена.

– А почему вы тогда не развелись? – опять спросила я.

– Да потому что Горыныч жениться на ней не собирался, а потом и вовсе пропал из агентства.

– А что Дашка?

– Она пыталась его искать и вроде даже нашла, но он, похоже, послал ее подальше. Дарье пришлось вернуться под мое крыло, поскольку другого пристанища в Питере у нее все равно не было. Из университетского общежития давно уже выписали.

– И ты, выходит, после всего этого кошмара ее простил? – вмешалась Анжелка.

– Простил. Куда было деваться… Мне казалось, что я ее еще любил. Но когда Воронцов появился снова…

– Дальше можешь не рассказывать. – Я погладила Павла по руке, потому что увидела, как опять напряглись его плечи. – Дальше нам все известно.

– Нет… мне все-таки хотелось бы уточнить, – опять фистулой пискнула Анжелка. – Ты, Павлик, со мной, потому что… ну… в общем… с горя, да?

Дроздецкий улыбнулся, своими огромными ручищами осторожно снял с перил тоненькую Анжелку, усадил к себе на колени (что, как вы понимаете, представляло собой чуть ли не акробатический номер), крепко обнял и, не стесняясь меня, нежно сказал:

– Я полюбил тебя, Желечка. Тоже первый раз в жизни по-настоящему.

Я, наверное, оставила бы эту пару и дальше продолжать «дышать свежим воздухом» на жердочке перил, если бы не кое-какие вопросы, которые требовали немедленного разрешения.

– С вами все ясно, – подытожила я. – А вот как быть с Дашкой? Я поняла, что официально она по-прежнему жена механизатора Мясникова. Но как мы это сможем доказать, если у нее давно новый паспорт?

– Над этим стоит подумать, – сказал Пашка, – и сдается мне, что решение лежит где-то на поверхности.

В этот самый момент, когда Дроздецкий уже почти придумал, что надо предпринять против Дашки, в проеме беседки появился Шаманаев и немедленно завопил самым трубным голосом, на какой только был способен:

– А ну-ка, марш все по рабочим местам, пока не уволил!

Анжелка сползла с коленей своего возлюбленного, встав ногами на скамейку, где еще совсем недавно лежали боеприпасы Кочерыгина, резво спрыгнула с нее и бросилась из беседки с душераздирающим криком:

– А тот факс, который вы просили, я уже отправила, так что вы зря беспокоитесь, Алексей Ильич!

Вслед за ней слез с «насеста» и бочком выскользнул из беседки Пашка. Мы остались один на один с Лешкой Шаманом. Он сел рядом со мной на перила беседки, нагретые влюбленной парой, и, скорее утверждая, спросил:

– Тебе очень плохо?

– Можно подумать, что тебе очень хорошо, – усмехнулась я.

– Ну… я все-таки мужчина.

– Мужчины, конечно, более устойчивы к неприятностям подобного плана, – не удержалась от ядовитого замечания я.

Моего яда Шаман не заметил и ответил так, как и должен был ответить мужчина:

– Естественно.

– Конечно, естественно! Если мужчине отказала одна женщина, он тут же утешается в объятиях другой, вот и вся ваша устойчивость.

– На что ты намекаешь? – испугался вдруг Шаманаев и даже пятнисто покраснел.

Я расхохоталась:

– Ой, не могу! Ле-е-еха-а-а! Неужели попала в десятку?

– Не понимаю…

– Все ты понимаешь! И кто же она? – все еще смеясь, спросила я.

Лешка спрыгнул с перил, походил по беседке, поскрипел ее ветхими полами, попинал ящики, установленные трудолюбивыми руками Кочерыгина, Семужкина и Васяева, а потом остановился напротив меня и сказал:

– Ею могла бы стать ты, Надька Степанова… если бы захотела…

– Я не могла бы, Лешка Шаман! Я с ума сошла бы от этих твоих ровных стопочек документов на столе и выстроенных в шкафу по росту папочек. Я свихнулась бы от симметрично расставленных кресел, от твоего пробора, параллельного одной из линий уха, от белоснежных рубашек и никогда не выпадающих из прически прядей. Ты, наверное, и сексом занимаешься в строго установленном раз и навсегда порядке и, желательно, в положении, не нарушающем гармонию помещения.