Читаем без скачивания Чародейский рок. Чародей и сын - Кристофер Сташеф

Род смутно ощущал, что происходит. Резкая, издевательская музыка прекратилась, сменилась стоном, потом — воплем отчаяния. Потом все стихло, а потом глаза оборванцев снова радостно запылали, снова оскалились щербатые рты, и скрежещущая музыка заиграла снова и добавилась к вою смерча.

— Это какая-то схема обратной связи! — прокричал Род. — Она задействовала что-то такое, что ей было не подвластно! Сама она была только проводником! Она сгорела, а система работает!

С жуткими воплями приспешники колдуньи набросились на Чародея и его жену.

Но тут они снова стали слышать дивное пение хора, и аромат ладана окутал их со всех сторон. Гвен раскинула руки. В нескольких дюймах от нее и Рода толпа резко остановилась и с испуганными криками попятилась назад.

Гвен этого не заметила. Все ее внимание сейчас было сосредоточено на гигантском коконе смерча. Прищурившись, она проговорила:

— Супруг мой, это средоточие пороков держится не силой ума.

Род устремил на жену ошеломленный взгляд.

Затем, поддерживая ее одной рукой, он поднялся и медленно пошел к алтарю.

— Что ты делаешь? — вскрикнула Гвен.

— Если это не псионные дела, значит, это техника, — отозвался он. — А если это техническое устройство, то у него обязательно должен быть пульт управления.

Гвен широко распахнула глаза, но в следующее же мгновение ее взгляд стал отстраненным, а разум отправился на поиски электронных цепочек.

— Алтарь, — сказала она. — Под ним — устройство, которое зовется «реактор».

От миазмов зла, скопившихся вокруг «алтаря», у Рода закружилась голова. Опять навалилась тошнота. «Что же тут творилось?» — в ужасе подумал он и припал к Гвен, которая тоже неважно держалась на ногах. Поддерживая друг друга, они пошли в обход большой каменной глыбы.

Участники шабаша заметили это и, устрашившись, застонали. Однако они были слишком слабы, чтобы оказать чародеям достойное сопротивление. Некоторые, правда, поползли следом за ними, но слишком медленно.

Вскоре Род и Гвен оказались в тени, отбрасываемой гигантским коконом. Рев смерча заглушил пение хора. Одного этого было достаточно для того, чтобы не на шутку испугаться, но еще страшнее была мысль о том, что может случиться, если сила, сдерживающая смерч, отпустит его.

— Если это произойдет, единственная моя, — мысленно обратился Род к жене, — знай, что я люблю тебя.

— А я тебя, любовь моя, — навсегда! — растроганно откликнулась Гвен.

А потом ее рука нащупала клавишу и нажала на нее.

В следующее мгновение мир наполнил взрыв, громкость которого была за пределами человеческого слуха. По округе разнесся жуткий рев, вспыхнуло и завертелось пламя, подхватило и закружило Гвен и Рода. Страх объял их, они крепко обнялись и прижались друг к другу.

А потом все стихло и успокоилось — над ними. Род догадался, что их отнесло в сторону и вверх от места взрыва, однако они продолжали полет. Вдруг ему до боли захотелось поскорее вернуться на землю, захотелось остаться в живых, стало страшно за детей. Мир внизу раскачивался, дрожал и колебался. Этот мир приближался к ним, но теперь в нем не осталось никакого амфитеатра — только огромная воронка чернела на дне каменистой котловины. На полмили во все стороны от воронки не осталось ни кустика, ни деревца, а чуть поодаль чернела горстка муравьев. Видимо, это были их дети и двое монахов. А потом Род ощутил чувства Гвен — отчаянный страх и надежду, рожденную безмятежностью песнопений. Он понял, что их дети живы, целы и невредимы.

Наконец он сумел отыскать взглядом псионную бурю.

— Мы падаем, — напомнила Роду Гвен. Она тоже сумела совладать с паникой.

Где-то в какой-то момент Гвен потеряла метлу. Род подумал о земле, и их падение замедлилось и приостановилось. Они парили на высоте в тысячу футов над землей и следили за тем, как столб смерча движется по спирали, витки которой становятся все более и более широкими.

— Так он может наделать бед, — крикнул Род на ухо Гвен. — Давай его маленько подтолкнем, а?

Гвен кивнула. Род почувствовал ее ласковое прикосновение к своему сознанию. Они устремили пристальные взгляды на мятущееся вертикальное облако, вылупившееся из кокона. Медленно, мало-помалу, смерч перестал описывать круги.

— Вверх! — крикнула Гвен, и смерч поднялся высоко в небо, пролетел над далекими холмами, цепь которых протянулась между равниной и побережьем.

А за холмами сверкала гладь океана.

Собрав воедино все силы, Род и Гвен продолжали отталкивать смерч, и тот, хоть и продолжал сопротивляться, все же в конце концов сдался. Пролетев над полосой побережья, он промчался над волнами, превратился в пятнышко на горизонте, а потом это пятнышко стало шире, еще шире… и растаяло без следа.

— Пассаты! — воскликнул Род. — Ветры, которые с суши на море! Они раздули смерч, разорвали его на части!

Гвен кивнула.

— А с ним вместе — и силы Зла. Они рассеяны, они потеряли свое могущество.

— Мы победили, — удивленно выговорил Род. — Мы молодчаги! — И тут он вспомнил, где они находятся. — Теперь я могу расслабиться?

Гвен посмотрела на него с усталой улыбкой.

— Еще нет, молю тебя. Сначала опусти меня на землю.

27

Подойдя к тому месту, откуда они уходили, Род и Гвен увидели, что брат Дориан все еще стоит около своего синтезатора. Их дети, поглощенные музыкой, продолжали играть — каждый на своем инструменте. Род, потрясенный до глубины души, остановился посмотреть и послушать. Пение флейты, стук барабана, переливы арфы и сдвоенные, построенные из чистых тонов аккорды — все это прекрасно сочеталось с мелодией брата Дориана, обрамляло и подчеркивало ее. Казалось, эта музыка тоже льется из его синтезатора.

А вокруг танцевали ангелы.

По крайней мере так должны были бы выглядеть ангелы, если бы их можно было видеть: никаких крыльев и белых хитонов, а просто абстрактные сияющие силуэты, раскачивающиеся и поворачивающиеся в такт с музыкой. Ангелы танцевали подле колонн величественного храма, и эти колонны казались настоящими, хотя и просвечивали насквозь. Они поддерживали купол, украшенный бессюжетной росписью, в которой странным образом сочетались безмятежность и волнение.

Повсюду веяло ароматом ладана.

Отец Телониус опустил кадило и встретил Рода и Гвен усталой улыбкой. Он шагнул было к ним навстречу, но Род заметил, как изможден монах, и протестующе поднял руку. Телониус остановился, благодарно кивнул, а в следующий миг его глаза приобрели отсутствующее выражение.

Род посмотрел на Гвен, та понимающе кивнула, и они дружно настроились на волну брата Дориана.

Церемония была великолепна. Божественный хор пел под аккомпанемент струнного оркестра, порой звучали чистые, высокие голоса труб. Голоса инструментов детей тоже слышались, но не так громко. Сильнее этих голосов ощущался восторг Корделии, Грегори, Джеффри и Магнуса. Род почувствовал присутствие и участие ста с лишним человек, каждый из которых пребывал в восторге от красоты музыки и великолепия прославления Господа. Конечно, все помнили о том, ради какой важной цели все это затеяно, но даже это понимание немного отступило перед чудом непосредственного переживания.

Сознание Гвен слилось с сознанием Рода, и они поняли, почему хор до сих пор продолжал петь, ощутили волны диссонанса и сопротивление грохочущего и воющего хаоса, исходящие от смешения вывернутых наизнанку, озлобленных и отчаявшихся душ по всему Грамераю — от душ тех парней и девушек, которых совратила колдунья, завлекла в страшный сон обмана, высосавший из несчастных почти все соки. Еще бы немного — и они стали бы ее свитой, и она пожрала бы их без остатка, дабы напитаться их силами.

Но теперь над страной разносилась гармония хора, в котором пели люди, соединившие свои сознания и души. Волны чистоты и высокого полета духа исходили от монастырской обители на юго-востоке Грамерая и от маленького родничка музыки здесь, на северо-западе. Музыка успокаивала, утешала, прогоняла из душ отчаяние, внушала уверенность в том, что смысл жизни существует, что гармония и надежда на свете есть, хотя смятенные юные умы этого пока не ощущают, не верят в это. Но и гармония, и надежда непременно должны были прийти к тем, кто теперь чувствовал себя брошенным, покинутым, а может быть — и счастье.

Но вот Род почувствовал в игре брата Дориана нарастающую усталость, услышал, как слабеют голоса хористов — и все же все они сумели продержаться достаточно долго. Самое страшное — те миазмы смятения и хаоса, которые распространял психический смерч, — было позади. Энтропия физическая поглотила энтропию эмоциональную. Иссяк заряд энергии, и порожденные им ночные кошмары начали погибать.

Брат Дориан начал постепенно убавлять громкость. Сияющие силуэты, окружавшие его, потускнели и померкли. Затем он перестал аккомпанировать себе аккордами, осталась только мелодическая линия. Один за другим юные Гэллоуглассы закончили игру на своих инструментах, и вот мелодия брата Дориана наконец встретилась с финальным аккордом. Все стихло. Брат Дориан запрокинул голову. Он, конечно, ужасно устал, но волнение еще не покинуло его.