Читаем без скачивания Невозвратный билет - Маша Трауб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У меня таких проблем не было, – хмыкнула бабушка.
– Потому что ты ветеран войны, у вас льготы.
– А ты взяточница. Даже слышать не хочу про твои взятки. Как тебе не стыдно? Что о тебе люди подумают? – возмутилась бабушка.
– Ой, мам, мне уже давно наплевать, что обо мне подумают. Пусть сплетничают, если заняться больше нечем, – отмахнулась мама.
– Ох, Ольга. Что ты со своей жизнью делаешь? Оставь ребенка здесь. Она и здесь и позагорает, и искупается. – Бабушка присела на стул и положила руку на сердце. – Чувствую, плохо эта поездка кончится. На душе неспокойно. Да и Варжетхан не говорила мне про дальнюю дорогу.
Варжетхан – бабушкина близкая подруга, знаменитая гадалка и знахарка. Она варила отвары от всех болезней и гадала на бобах, которые предсказывали судьбу и будущее. Варжетхан была лекарем в полном смысле этого слова. Целебные свойства ее отваров имели медицинское и даже научное подтверждение, а бобы… Как говорила сама Варжетхан, «иногда люди скорее поверят бобам, а не лекарствам и смогут выздороветь». Сейчас бы про это сказали: «Психосоматику никто не отменял».
– Мам, тебе всегда неспокойно. А твоя Варжетхан со своим гаданием на бобах скажет то, что ты хочешь услышать. Странно, что ты в это веришь. Ты еще пасьянс разложи на удачу!
– Зайди к Варжетхан поздороваться. Соблюди приличия, – попросила бабушка. – И для Маши хоть отвар возьми или травы. Пусть ребенок спит спокойно.
– Найду я ей все отвары! Наплавается и уснет. Мам, я везу ее на море! Фрукты, солнце, пляж… А здесь где она искупается? В грязном Тереке, чтобы ее течением унесло? Как в прошлом году? Или ты уже забыла? Или в бочке с водой для полива грядок? Не смеши меня.
– Никуда Машу не уносило, не выдумывай, – отмахнулась бабушка. – Ну совсем немножко унесло, так выловили же!
Да, в прошлом году меня действительно «немножко унесло» течением. После чего мне было категорически запрещено даже приближаться к реке. Бабушка тогда устроила такой скандал, что я удивляюсь, как Терек не начал течь в обратную сторону. Я была наказана, и мое плавание заключалось в погружении в большую ржавую бочку, вода в которой предназначалась для полива огорода. А поливать огород я была обязана дважды в день. Тоже в качестве наказания. Кажется, это был единственный год, когда мы получили вполне приличный урожай картошки, зелени и клубники.
– Бабушка, вообще-то я чуть не утонула! – возмущалась я, таская на огород воду в ведрах. – Могла бы меня и пожалеть, а не наказывать. Разве ты не рада, что я осталась в живых?
– Очень рада. Так рада, что не знаю, какое еще тебе наказание придумать! – отвечала бабушка.
Кстати, я прекрасно умею стричь машинкой. Просто ювелирно. Откуда у меня этот навык? Тем летом бабушка определила меня на своего рода стажировку к дяде Эдику, который считался главным специалистом по стрижке баранов. Дядя Эдик пытался убедить бабушку, что баранов стригут исключительно мужчины. Как и режут. А девочка пусть на кухне помогает – овощи и кишки моет. Или пусть травы собирает – липу, ромашку, чабрец.
– Эдик, дорогой. Ты много видел женщин – главных редакторов газет? – ласково спросила бабушка.
– Ни одной не видел. Вы, Мария, уважаемая, первая, – ответил Эдик.
– А много ты видел девушек, которые три раза, а с тобой четыре, от женихов сбегали и их в Тереке не утопили? – уточнила бабушка.
– Только одну видел, – понуро ответил дядя Эдик, который был первым по счету женихом, от которого сбежала моя мама в возрасте пятнадцати лет. К счастью, тот случай удалось замять, и мамины побеги считались уже со следующего жениха.
– Поэтому Маша будет стричь баранов! – решительно заявила бабушка.
Как вышесказанное приводило к «поэтому», Эдик решил не уточнять.
Многие девочки мне завидовали. Я считалась особенной, раз мне доверили стрижку баранов. Прибегали помочь, чтобы освоить необычный навык. И я превращалась в Тома Сойера, который разрешал за плату покрасить забор. Дядя Эдик закрывал глаза на толпу девочек, которые вставали в очередь на стрижку овец. Мы тогда дружно перевыполнили план по стрижке, дяде Эдику выписали премию, от которой он пытался отказаться как от незаслуженной. Но премию вручили, дядя Эдик передал ее нам, девочкам, участвовавшим в стрижке, и мы объелись мороженым на всю жизнь. Еще и на семечки хватило. Я тут же слегла с больным горлом, так что пришлось признаваться бабушке и в мороженом, и в добровольных помощницах в стрижке овец. Просила никого не ругать. Твердила, что сама виновата, а дядя Эдик вообще ни при чем. Но бабушка, вместо того чтобы устроить мне нагоняй, хлопнула в ладоши и заявила, что это прекрасный материал для статьи.
Мамы девочек, участвовавших в стрижке, проливали горькие слезы и кричали дочерям: «Как ты могла нас так опозорить?» Папы девочек говорили, что дочери теперь никогда не выйдут замуж. И их младшие сестры не выйдут замуж, потому что никто не возьмет замуж девушку, которая стригла овец, или сестру девушки, которая стригла овец. Дядя Эдик заперся в доме и никому не открывал дверь.
Но спустя буквально двое суток ситуация кардинально изменилась. Моя бабушка написала статью про стрижку овец, которая вышла на первой полосе районной газеты. В ней говорилось, что наше село, и без того передовое, теперь самое передовое среди передовых. Потому что у нас даже девушки учатся стричь баранов наравне с парнями. И что Эдик следует веяниям модернизации, урбанизации, еще какой-то «ции» и что он новатор, вдохновитель и борец за равноправие женщин. А девушки – смелые, сильные, гордые и тому подобное. Если они не побоялись стричь овец, то какими они станут женами и матерями? Да самыми лучшими! Бабушка их еще по именам назвала.
Статья