Читаем без скачивания Власть женщин. От Клеопатры до принцессы Дианы - Серафима Чеботарь

Она прекрасно знала, что окружение Перона – военные, политики, банкиры – не одобряет ее. Для них она была выскочкой без роду и племени, актрисулькой, случайной любовницей. Их надо было переубедить, а для этого надо было измениться – и Эва изменилась.

Его любовь дала ей уверенность в себе, а эта уверенность позволила ей раскрыться, всего за пару месяцев превратившись из бледной куколки в прекрасную бабочку, полную внутренней красоты, очарования и силы. Сначала она стала полезной Перону, со временем она стала ему необходимой. Эва организовала для его сторонников и друзей салон, в котором умело играла роль хозяйки. Она вошла в курс всех его дел, интриг, планов, и нередко ее советы были дельными, а поддержка – неоценимой. Она – неслыханное для патриархальной Аргентины дело – появлялась под руку с Пероном на митингах и профсоюзных собраниях. Свою передачу на радио она использовала для того, чтобы петь гимны Перону и его политике, привлекая на его сторону тысячи сторонников. «Мои постоянные идеалы – это Перон и мой народ, я поднимаю свое знамя за дело Перона», – повторяла она, и вместе с Эвитой эти слова повторяли тысячи аргентинцев. Но ключевым моментом в их отношениях был октябрь 1945 года, когда очередной военный переворот привел к аресту Перона. Конечно, Эву тут же уволили с работы, а возмущенные студенты, узнав в ней подругу бывшего вице-президента, закидали ее машину камнями. Ей было страшно как никогда. И тут она получила письмо от Перона: «Только сейчас я понял, как люблю тебя. Как только я окажусь на свободе, мы поженимся».

Эва бросилась к профсоюзным лидерам, которых опекал Перон, к рабочим, которые его поддерживали. На импровизированном митинге она, срывая голос, кричала в микрофон о том, что Перон арестован, что вместе с ним арестовано будущее страны. Беспорядки в Буэнос-Айресе продолжались двое суток, лидеры переворота сдались, 17 октября Перон был отпущен.

Как он и обещал, на следующий день Эва Дуарте и Хуан Перон вступили в гражданский брак, подтвержденный церковной церемонией 10 декабря.

Сразу после освобождения полковник Перон выдвинул свою кандидатуру на пост президента. Во время предвыборной кампании Эва все время была рядом с ним: на митингах сначала Перон говорил о своей политике, а затем Эва рассказывала о своей любви к Перону. Перонисты делали ставку на бедняков-«безрубашечников», которых в Аргентине было подавляющее большинство: полковник обещал им социальное обеспечение, пособия и права, а Эва – свою любовь и заботу. Все знали, что она – незаконнорожденная дочь посудомойки и скотовода, народ считал ее своей, и ее возвышение наглядно показывало, как высоко может подняться любой бедняк. Еще не став Первой леди, Эвита стала самым любимым в народе политиком – идеальная жена и гражданка, хранительница национального духа и семейных ценностей. Никогда раньше латиноамериканка не играла такой заметной роли в обществе, никогда раньше она не осмеливалась выходить из тени мужа, но Эвита превратила эту тень в сияющий ореол. Они с Пероном воплощали собой идеальную пару, связанную любовью к стране и друг к другу. Аргентинцы с восхищением рассказывали, что полковник всегда встает, когда его жена входит или выходит, целует ей руку при встрече и всегда прислушивается к ее мнению. Когда Перон в феврале 1946 года выиграл президентские выборы, на самом деле их выиграли оба – Перон и Эвита.

Как политик Эвита всегда находилась в тени своего мужа, но это не мешало ей стать самостоятельной фигурой. Как писал один из ее соратников, «Эвита не имела ни политического опыта, ни предрассудков, поэтому она явилась новатором при проведении массовых кампаний». А один из более поздних историков пишет о ней: «У нее не было культуры, но была политическая интуиция: она была неистовой, властолюбивой и эффектной».

Став президентом, Перон уже не мог проводить в поездках и выступлениях столько же времени, как раньше. Связь с народом стала осуществлять Эвита. Ее образ жизни выдержал бы не всякий мужчина: она вставала в три утра, чтобы отдать первые распоряжения, а в пять уже требовала отчета об их выполнении, постоянно разъезжала по стране, лично принимала сотни, а потом и тысячи просителей. Забота о бедняках, к числу которых еще недавно принадлежала она сама, стала главной для Эвиты. Благодаря ее влиянию были приняты несколько законов, облегчающих жизнь рабочих, а после ее личного обращения к парламенту женщинам Аргентины дали избирательное право. Чтобы иметь возможность помочь как можно большему числу людей, в 1946 году Эвита организует благотворительный фонд своего имени: туда стекались отчисления от зарплат, проценты от прибыли, добровольные пожертвования и доходы от торговли, и лично Эвита распределяла деньги, как считала нужным. В ее канцелярию в здании Всеобщей конфедерации труда поступали сотни тысяч просьб со всей страны: у Эвиты просили игрушки, пособия, швейные машины, свадебные платья, вставные зубы, мебель, квартиры, поездки и женихов. И все это Эвита давала: по статистическим данным, она раздала две с половиной тысячи домов и квартир, три с половиной тысячи стипендий, семь тысяч восемьсот раз стала крестной матерью и около шести тысяч раз была посаженой матерью на свадьбах. На средства фонда она открывала больницы, детские сады, приюты и библиотеки. Ежегодно рассылала больше миллиона посылок с подарками – неудивительно, что простой народ буквально молился на нее: алтари с портретом Эвиты были почти во всех бедных домах Аргентины. Народ дал ей титулы «Возглавляющей Смиренных», «Несущей Надежду», «Духовной Руководительницы Нации», «Мученицы Труда».

Но в богатых кварталах Буэнос-Айреса отношение к Мадам Президентше было совсем другое. Выскочка, заискивающая перед бедняками, по определению не могла нравиться аристократам, но Эвита к тому же словно специально искала случая «наступить им на хвост»: ее фонд прибирал к рукам газеты и радиостанции, которые не соглашались с перонистской идеологией, фабрики и заводы, чьи владельцы слишком мало, на взгляд Эвиты, отчисляли в ее фонд. Шептались, что она закрыла все театры, которые когда-то не брали ее на работу, уволила всех, кто осмеливался спорить с нею, что деньги фонда тратятся на ее туалеты и драгоценности. Это тоже была правда, и она никогда этого не отрицала. Считая себя матерью аргентинского народа, Эвита взяла на себя ответственность за все, что происходило в стране, – от неудавшейся личной жизни воспитанниц сиротского приюта, которым она нашла мужей, до назначений на министерские посты. Разъезжая по трущобам в «Роллс-ройсе», она выходила к беднякам со слезами сочувствия на глазах – в роскошной шубе, с бриллиантовыми кольцами, в туалете от парижских кутюрье, – и люди падали перед ней на колени: Эвита в роскошном одеянии была для них сродни богато украшенным статуям святых в церкви, она зримо воплощала то, о чем тайно мечтает каждый нищий крестьянин: богатство, благополучие, счастье.