Читаем без скачивания Михайлов В. Сторож брату моему.Тогда придите ,и рассудим - Владимир Михайлов

Очень радостно было видеть наших живыми и невредимыми. Только Анны не было. Однако это никого не касалось, и я заставил себя задавать вопросы, выслушивать ответы и, в свою очередь, отвечать, и не только играть роль, но и на самом деле быть деловым и целеустремленным капитаном, которому безразлично все, кроме службы. Через несколько минут я почувствовал, что злость душит меня — злость на нее. Ну ладно, можно обижаться, можно лезть в амбицию, но нельзя же заставлять взрослого человека… Девчонка, думал я, глупая девчонка… («Да, Монах, Рука пусть так и остается на орбите, и Аверов тоже, корабль все равно не посадить даже при желании…») Выдрать ремешком — вот чего она заслуживает своим поведением… («К сожалению, Уве, убедить тех людей, в лесу, будет тоже далеко не просто…») Ну, в конце концов, пусть пеняет на себя! («Я вижу, ты успел уже сформировать войсковую часть?») Пусть пеняет на себя. В конце концов, я нормальный и самостоятельный человек. Я давно уже привык к мысли об одиночестве — и отлично обойдусь без этой сумасбродки, вот как! («А ты уверен, Георгий, что у них были действительно автоматы? Похоже? Ну, да, ты не специалист… Ладно, не переживай, думаю, мы очень скоро получим возможность разобраться в этом…») Да, обойдусь без нее. Даже лучше, что так: нельзя же, в самом деле, в такой обстановке отвлекаться на какую-то лирику! («Никодим, а ты сможешь показать то место, где дрожит земля? Потому что мне вспоминаются помехи, что мешают нам держать связь с кораблем, и у меня возникают некоторые предположения…») Да, а вот она, став постарше, поймет, что так любить, как я, ее больше никто не будет! А, да провались она пропадом, в конце концов! («Нет, Уве, они говорят, что Шувалова повезли в столицу, и очень хорошо, что Питек остался там…») Ну ладно, хватит о ней, забудем. Словно никогда и не было. Так или иначе — должна же быть у меня своя гордость!.. («Кстати, Уве: молодежь вся здесь?»)

Этот последний вопрос я задал как можно небрежнее.

— Кое-кого я отпустил в лес по грибы. И ягод им захотелось. Пока тебя не было, к нам присоединилось еще десятка полтора.

— Прямо партизанский отряд, — усмехнулся я. — Значит, в лес?

— Не тревожься, капитан. Посты выставлены. Врасплох нас не застанут.

— Это хорошо. Ладно, друзья, — я с облегчением почувствовал, что начинаю успокаиваться. Если ей нравится бродить по лесу черт знает с кем и искать там грибы — ну пусть, ее дело. У нее свои заботы, у нас — свои. — Давайте-ка пораскинем мозгами…

Пораскинуть мозгами было над чем.

Во-первых, на нас собирались наступать. Мобилизацию не объявляют просто так. Она должна либо произвести моральное, устрашающее воздействие на предполагаемого противника, либо люди действительно собрались воевать. Первое исключалось: мы не были враждующей державой, и устрашать нас таким образом не имело смысла. Оставалось второе: они собирались всерьез драться — видимо, с нами, потому что больше не с кем было. И вот это-то и являлось самым интересным.

— Давайте разберемся. Если все обращено против нас, — а, наверное, так оно и есть, — то почему мы вдруг удостоены такого внимания и уважения?

— Потому, что мы — здесь, — кратко ответил Уве-Йорген. — Мы забрались туда, куда не следовало, и нашли…

— Неужели они стали бы поднимать столько шума из-за старого корабля?

— Ну, их взгляды на их собственную историю…

— Но ведь мы не пытаемся опровергать их, не выходим на площади и не кричим, что их предки не зародились в бутылке, а прибыли сюда на этом самом корабле…

— Откуда им знать, что мы этого не сделаем?

— Они не дураки и понимают: стоит нам выйти отсюда и пойти по городам, как они тут же скрутят нас по рукам и ногам. Они понимают: для нас единственное средство уцелеть — это сидеть здесь.

— Почему ты считаешь, что они думают именно так?

— Да они же люди, такие же, как и мы. И разум их — того же корня и устройства. Будь они какими-нибудь членистоногими… Но они — это мы.

— Допустим, известная логика в этом есть, — признал Рыцарь. — Тогда зачем же они готовят свое войско — ополчение, фольксштурм, национальную гвардию — называй, как хочешь.

Нахал ты, Уве, подумал я. Просто нахал. Да ладно, сейчас не в этом главное…

— Не в названии суть. Зачем они это делают? Пока могу предположить лишь одно: мы, сами не зная, сели на что-то, куда более существенное, чем железный лом, — пусть даже в нем хранилась дюжина автоматов, о которых они, кстати, не знали, — иначе не оставили бы.

— Значит, — задумчиво проговорил Рыцарь, — мы что-то держим в руках, что-то важное — жаль только, не знаем, что же это такое. Может быть, объявим конкурс на лучшую догадку?

Мы немного посмеялись. Потом я сказал:

— Лучшая догадка сейчас заключается вот в чем: время догадок истекло. Надо начинать что-то делать.

— Знаешь что? — сказал Уве-Йорген с усмешкой. — Прикажи мне вступить с ними в контакт. Я это сделаю, слово рыцаря.

— Интересно… Каков твой расчет?

— Я не дипломат, рассуждаю просто. Я доберусь до этих Хранителей, хотят они того или нет, и заставлю их выслушать Шувалова. Потом они издадут закон, по которому все должны будут встать и полезть в трюмы или куда прикажут. А мы уж постараемся, чтобы закон дошел до каждого.

— А если они не издадут такого закона? — усомнился я.

— Ты сам говорил: они такие же люди, как мы…

— А ты издал бы — на их месте?

— А что бы мне оставалось? — Рыцарь снова ухмыльнулся и прищурил глаз.

— Ну, а я вот еще подумал бы. Видишь ли, у нас несколько разное воспитание.

— Для них будет намного лучше, если они окажутся похожими на меня, — очень серьезно сказал Уве-Йорген.

— Откуда же им набраться опыта? Не забудь: они — не только суверенное государство, но и вообще единственное здесь. Их до сих пор никто еще не завоевывал. Они просто еще не умеют капитулировать.

— Вспомни Кортеса. С горсткой воинов он покорил империю именно потому, что до этого ее никто не завоевывал! А в нашей многострадальной Европе он не заполучил бы и ничтожного графства: у нас издавна привыкли отбиваться когтями и зубами.

Так мы переговаривались, а остальные члены экипажа молчаливо и внимательно слушали, и лица их оставались спокойными.

— А если они все-таки откажутся, Рыцарь?

— А что делали в старые, добрые времена, если правительство не соглашалось? Создавали новое правительство. Любым методом.

— За любые методы — благодарю покорно, — сказал я. — Да и потом, мне кажется, ты в корне ошибаешься. Не те это люди, чтобы повиноваться любому приказу. Если ты даже вот этих твоих воинов не можешь заставить стрелять в людей… Здесь никто не станет делать ничего такого, чего не понимает, во что не верит.