Читаем без скачивания Дойти и рассказать - Сергей Анисимов

За следующим сараем (по всем признакам, курятником) таковых обнаружилось сразу двое, причём самых лучших – «Гиви» и «Трюмо», всегда внушавших своим видом уверенность и надежду на то, что всё закончится так, как они захотят. Командир «москвичей», нагнувшийся над чем-то, мгновенно развернулся на выбежавшего Николая в полуприседе, уставив на него из-под локтя автоматный ствол, и тут же отвернулся обратно.

Всё теоретическое военное образование недавнего студента ограничивалось усечённым курсом НВП в школе, вполне серьёзно преподававшейся организацией и тактикой медслужбы ВМФ в университете – и тем, чему успели научить его оба деда, прошедших три войны на двоих. Николай не понимал, почему спецназовцы в данную секунду не сидят, к примеру, на заборе, стреляя по тому, кто продолжает непонятно куда постреливать там, снаружи. Через секунду он понял, что «Гиви» говорит не просто себе под нос, а в выносную гарнитуру рации, а ещё через секунду осознал, что только что видел, как тот ломился вниз по склону, и удивился так, что это перебило даже страх. То ли он обознался в сумерках, то ли «москвич» умел перемещаться с такой скоростью, что даже сравнение ей трудно оказалось подыскать. Скорее всего обознался, конечно.

«Гиви» закончил наговаривать что-то своё в микрофон, и после серии неуловимо быстрых движений над ящиком рации, та перекочевала с земли на спину радиста.

– Ты что, Сапковского начитался? Зачем тебе штык? Бросив короткий взгляд на автомат в руках Николая, «Гиви» не то чтобы разозлился, спросил довольно грубо, уже начиная движение в сторону дома и устраивая своё собственное оружие поудобнее. Двигался он быстро – но, во всяком случае, не сорвался с места.

– Как выяснилось, стреляю плохо, – ответил Николай, уже на ходу пристраиваясь за спецназовцами и твердо решив не отставать. – А штык – он и в Африке штык, этому меня хотя бы как-то учили…

Казалось, что ответ его никому уже не был нужен, потому что оба спецназовца, вообще прекратив обращать на него какое-либо внимание, обменялись парой непонятых слов и, резко ускорив движение, броском пересекли открытое в сторону забора со стороны села пространство между задней стеной дома и очередным сараем. Николай, до которого не дошла произнесённая Вадимом уже про себя фраза о том, что удлиняющий оружие и цепляющийся за всё подряд штык может только мешать, последовал за ними, отстав лишь на секунду.

Ребята уже бежали назад, к дому – в порядке, обратном тому, какой имели при выходе из него несколько минут назад. Не нужно было быть умелым физиономистом, чтобы понять, что они крайне напуганы – освещения для этого уже вполне хватало.

– В дом! – скомандовал набежавшему на него спецназовцу «Гиви», и тот, развернувшись, начал организовывать остальных – так индюшка собирает свой выводок. Не так уж их много и было, всего девять человек, да и держались они по двое и по трое, так что много времени это не заняло. Через несколько секунд двор уже опустел, только на веранде слышался топот ног. Такой же топот уже раздавался везде вокруг: слева, справа и спереди, перемежаемый квохтаньем напуганных выстрелами и суматохой кур и шумом множества голосов там, за забором. Снизу, где остался Сергей, больше не стреляли, и Николай не знал, что об этом думать, хорошо это или плохо.

Собственно, внизу у реки стрелять сейчас было больше не в кого. Четвёрка вооруженных автоматами сообразительных мужчин, пытавшаяся пройти по тому же оврагу, что и группа, дабы перекрыть ей путь отступления, наткнулась на точный и беспощадный огонь с просто смешной для снайпера дистанции – и полегла вся. Вадим с самого начала винил себя за то, что дом не удалось взять без шума, что привело к осложняющейся на глазах ситуации, но как раз в этом он был не прав. На самом деле в этот раз группу засекли ещё на подходе, и только то, что её цель невозможно было определить, плюс быстрота и решительность проведённого в доме захвата, не позволили местному отряду самообороны организовать засаду по всем правилам. Но, во всяком случае, способные держать оружие селяне начали с разных сторон стекаться в сторону весьма теперь точно определённого микромаршрута движения группы уже через минуты после того, как за забором одного из домов послышались выстрелы, а потом и женские крики. То, что именно в этом доме содержались давно признанные законной собственностью села русские строители, знали дочти все, и явное стремление какой-то отмороженной команды бойцов федеральной армии их оттуда добыть было встречено с искренним возмущением. Гораздо меньшее число людей знало о том, что в подвале этого же дома находится и новое приобретение старосты – привезённая ему офицером шариатской безопасности в обмен на какие-то услуги русская шлюшка, служащая приманкой для своего богатого папаши. Русский уже знал о судьбе дочки и был готов привезти деньги, которых, даже после получения офицером, тем, кто стоял над ним и самим Усамом, их законных процентов, хватило бы на закупку в Пакистане двух-трёх переносных зенитно-ракетных комплексов. Шлюшку всё равно не собирались отпускать живой, а поскольку давать пропадать молодому телу было просто глупо, то Усам счёл возможным разрешить и так уже много чем ему обязанному смотрителю зиндана и своему достаточно близкому товарищу с красивым и мужественным именем Ильберд использовать её последние недели так, как тому захочется.

Какая-то рано проснувшаяся и выглянувшая из соседней комнаты женщина стала причиной не полностью заглушенного выстрела в узком коридоре, и именно Ильберд, несмотря на свой объёмистый живот и весело проведённое ночью время, оказался тем «шустряком», который, сначала ещё просто почувствовав что-то неладное, а потом услышав работу ПСС (пистолет специальный самозарядный, калибр 7,62 мм; применяется как малошумное оружие.) за дверью, успел добраться до оружия и даже дать из окна несколько неприцельных выстрелов в сторону быстрого и сложного движения теней во дворе. Пуля в голову из распахнувшейся двери явилась для него тем, что в современном русском сленге уже принято называть «панадолом», то есть кардинальным средством успокоения, но грохот его собственного пистолета успел разбудить соседей.

Если бы федералы пришли на броне, прикрытые с воздуха боевыми вертолётами, готовые жечь и сносить дома артиллерийским огнём – село покорилось бы, неспособное на серьёзное сопротивление. Но русских явно было немного, всего несколько человек, и то, что они, осознавая свою слабость и глупость, до сих пор молча сидели за глухим забором, распаляло сельчан всё больше и больше. Среди мужчин села было не слишком много тех, кто успел повоевать как в первую, так и во вторую войны, и при этом вернуться домой – но многие, даже не имея непосредственного боевого опыта, вполне умели обращаться с оружием и не желали упускать случая проявить своё бесстрашие в той ситуации, когда риска явно почти нет. Всё больше и больше мужчин собиралось у дома Ильберда, властно стуча в ворота прикладами автоматов, выкрикивая указания друг другу и с воодушевлением носящимся вокруг подросткам. Толпа понемногу растравляла себя тем оскорблением, которое неверные собаки нанесли им, явившись в их село без разрешения и по-воровски забравшись в дом уважаемого человека.

Шум и движение вокруг дома наверняка должны были отвлечь всё внимание пришельцев – и те из жителей Биноя, кто понимал, кто именно из русских военных может прийти в их село ночью без спроса, пользовались имеющимися минутами, чтобы достать и приготовить хорошо упрятанное тяжёлое вооружение, связаться с контролирующим село полевым командиром и получить от него первичные инструкции, и начать выдвигаться к дому в полной готовности к настоящему, серьёзному бою. С момента, когда запыхавшийся мальчишка сообщил Турпалу о том, что десяток федералов быстро выдвигается к центру села по каменистому руслу реки, сделать тот успел немало, но всего сделанного он не мог всё же считать достаточным. Какие бы лозунги ни заучивались молодыми чеченцами под диктовку местных и иностранных инструкторов, бывалые бойцы знали, на что способен русский спецназ, и не собирались пренебрегать ни малейшей возможностью хотя бы немного улучшить свои шансы.

Турпал и Анзор, считающие друг друга ровней и сейчас спешно набивавшие карманы разгрузок боеприпасами, полагали большинство своих односельчан не годными в бою с русским спецназом ни на что иное, кроме как сослужить самую примитивную роль – отвлечь противника шумом, стрельбой, криками и даже собственной смертью. Дав возможность настоящим бойцам победить тогда, когда они сумеют найти для этого момент… В глубине души оба были рады, что им не представилось возможности пойти с теми четырьмя, которые, торопясь и радуясь своей хитрости, собирались зайти в тыл вскарабкавшимся вверх, в село, русским. Их смерть, ещё мало кому в селе известная, послужила Турпалу и Анзору хорошим предупреждением. Теперь вокруг них, во дворе большого дома Турпала, начали собираться те, кто мог быть полезен не криком, а умением воевать. Умалт, Эльбрус, Ильяс, Канта, второй Канта, ещё человек шесть – все со своим оружием, злые и решительные. К моменту, когда они собирались идти со двора, прибежал давно посланный к старосте второй сын Турпала и растерянно сообщил, что самого уважаемого Усама нет, дверь в его комнату открыта настежь, а многочисленные родственники до сих пор считают, что он среди других у дома Ильберда – хотя его там точно нет, он уже проверил как следует.