Читаем без скачивания Новый свет - Юрий Азаров

— Ну и иди к ней и бери ее за руку, только меня не трогай.

Иной раз Маше стыдно становилось, когда она предавала подругу, рассказывая про нее какие-то явно неприятные вещи.

— Витя, будь тактичным, ты же знаешь, что Лена туго соображает в математике. Зачем ты жилы из нее тянешь? — И это говорилось так невинно и так участливо, а за этим участием стоял только один смысл: «Ну чего ты от нее хочешь? Ты же знаешь, что она дура набитая. Это мы с тобой умные, а она человек другого уровня, другой подготовки».

Были у Маши совсем коварные минуты, когда для того, чтобы достичь цели, она готова была сдружить Ленку со Славкой. Сколько раз поражалась она самой себе, когда, скажем, на кухне говорила:

— Вы с Ленкой идите в подвал за картошкой, а я здесь подмету.

И Маша радовалась, когда они задерживались там, в подвале, и ей жуть как приятно будет сообщить Витьке:

— А Ленка со Славкой в подвале затемнились. Уже целых два часа их нет. Ты бы пошел крикнул их.

И Витька шел. Топтался у подвала, гремел задвижками, кричал:

— Эй вы, а ну кончайте затемняться!

И хоть между Ленкой и Славкой ничего в подвале не было, а все равно они виноватыми выходили оттуда. И Витьке сначала было стыдно смотреть на Ленку. И он подходил к ней. Трогал ее за руку. А она вырывалась, потому что ее оскорбляло то, что Витька не доверял ей. Потому что знала, была уверена, что Витька ее трогает, чтобы проверить, как она к нему относится после этого подвального путешествия, где у нее со Славкой ровным счетом ничего не было.

А Витька то, что Ленка вырывалась и Славка видел это, расценивал как прямое предательство и весь выходил из себя. Злился. Страдал. Мучился. Срывал зло на тех, кто был рядом. И на Ленке в том числе. И чтобы отомстить ей, подкатывался с ласковыми словами к Маше, а Маша вновь и вновь подливала масла в огонь, и пламень обжигал всех четверых.

И поэтому, а может быть и по какой-то другой причине, только очень скоро между Славой и Витькой состоялось крупное выяснение отношений, которое закончилось не стычкой, не дракой (все это было в прошлом), а черт знает чем, потому что то, что произошло между ними, было совершенно непонятным. Было таким непостижимо непонятным, как если бы в один прекрасный день они проснулись волками или собаками. А произошло это так.

— Пойдем на улицу, потолкуем, — сказал Слава.

Шли они долго. Перепрыгивали лужи.

— Ну, чего тебе? — спросил Никольников.

— Не спеши. Скажу, — ответил Слава, снимая ученический ремень с тяжелой самодельной пряжкой.

— Ты чего, драться хочешь?

— А ты скажи, чего ты к Машке моей лезешь?

— Она сама ко мне пристает.

— Так вот тебе за это, — сказал Славка и замахнулся ремнем.

Витька ждал удара и успел перехватить ремень. Перетягивание ремня не состоялось, поскольку оба приятеля одновременно подставили друг другу подножки и, так как на одной ноге долго не устоишь, то они, не решая ничего, разумеется, повалились физиономиями в грязь.

В грязи наступило небольшое охлаждение. Испытывая колоссальное затруднение, Слава применил мокрыми руками прием джиу-джитсу, а Витька ответил ему двумя приемами самбо, и оба подростка завизжали истошными голосами, точно в них заговорили все хищники разом, и от крика стало еще темнее в парке, и их крик, пожалуй, был услышан в интернатском дворе, так как Эльба насторожилась и стала суетливо лаять. Драться было чрезвычайно трудно, так как на каждый прием противника приходилось два защитных приема, поэтому настоящего боя не получалось до тех пор, пока оба не поняли, что лучше всего в создавшейся ситуации обходиться вообще без приемов, потому что каждый неприем и был новый прием, на который не было соответствующей защиты. Поэтому совершенно произвольно Витька потянул Славку за правое ухо, отчего оно треснуло, как показалось Славке, по шву; почему-то именно эта мысль пришла в голову, конечно же пришла с некоторым удивлением: «Какое же это ухо со швом?!» Но треснуло именно по шву, треснуло и вроде бы как выпало из Витькиных рук. Славка, разозлившись, ответил ему аналогичным приемом и разорвал своему приятелю нижнюю губу, которая, как это ни странно, тоже распоролась, будто сделана была из обыкновенного холста или парусины.

Испытывая некоторое неудобство от столь необычных повреждений, приятели, точнее неприятели, еще раз завизжали и кинулись наносить друг другу удары. В процессе довольно продолжительного истязания они сумели нанести по триста шестьдесят ударов, отчего ребра и другие костные принадлежности тела стали намного мягче, чем им положено быть.

Когда прибежала Эльба, а за ней ребята, Витька и Славка уже наносили удары лежа, периодически запуская друг в друга комками грязи.

Полуживых, разбитых, но не угомонившихся ребят привезли в больницу, где их чинили в течение недели, а затем перевязали с такой тщательностью, что узнать, где Славка, а где Витька, было невозможно. К тому же окружающие, да и сами ребята, совершенно забыли, у кого был распорот рот, а у кого надорвано ухо. Так они и лежали двумя забинтованными столбами, только дырки во рту чернели, и зубы виднелись оттуда. Их съедало единственное желание — докончить в этих трудных условиях выяснение отношений, но так как их тела были в гипсе, то даже чтобы сказать друг другу грубое слово, требовались большие усилия. Преданные подруги их навещали и одинаково, на всякий случай, ласково относились к обоим, так как не знали в точности, кто из них Славка, а кто Витька. Рассказывают, что у Витьки чуть не разорвалось сердце, когда Ленка подсела к Славке, обняла гипсовый столб, прикоснулась к зияющей черной полоске — это и были раскрытые губы Витькиного противника, поцеловала и сказала:

— Витенька, я всегда буду тебе верить. Витька в эту минуту готов был заорать: «Я не он! Я здесь, лежу одинокий, несчастный, а ты…»

Зато в это время Славка ликовал и всю свою ненависть к неприятелю вложил в нежнейшее свое дыхание, так как из-за разорванного уха он даже пошевельнуться не мог. Но счастье его было коротким — Маша вместо Славки прикоснулась к Витькиному разорванному рту, и Славка в это время заорал про себя: «Всех поубиваю! Автомат найду! Перещелкаю!» Надо сказать, что именно эта ситуация показалась ребятам да и девчонкам крайне смешной, и именно эта смешная ситуация ребят примирила, поэтому когда ухо у Славки окончательно срослось, а разорванный Витькин рот был зашит и выглядел лучше прежнего, ребята сдружились.

У нас, педагогов, было вначале опасение, что нравственным ценностям этой дракой был нанесен урон, но скоро мы убедились в обратном: убеждения окрепли, как окрепли в своих нравственных устоях дети. И простая народная мудрость, заложенная… в поговорке: за одного битого двух небитых дают, нашла свое реальное воплощение в Славке и Витьке. Теперь мы на них смотрели как на четверых. Всего у них было вдвое больше: и силы, и доброты, и уважения друг к другу. И Маша с Ленкой тоже примирились, особенно когда у обеих кончилась любовь и к Витьке, и к Славке. И не только примирились, но и по-настоящему полюбили друг друга. И Маша однажды, когда в спальне никого не было, стала на колени перед подругой, залилась горькими слезами и сказала:

— Прости меня, Леночка. Виновата я перед тобой. Это я тогда на промокашке написала, что твой Витька назвал тебя бегемоткой. Не называл он тебя так. Это меня Славка назвал таким словом. Прости меня, я была плохой подругой, потому что никогда тебя не любила, как настоящая подруга. Только теперь люблю тебя. И если ты меня простишь, то всегда буду тебя любить.

— Я тебя прощаю, — сказала Леночка. И тоже призналась своей подруге: — Я один раз на кухне, когда ты в подвале была с Витькой, поцеловалась со Славкой и тебе не сказала. И потом еще три раза целовалась с ним, когда ты с Витькой выходила из комнаты. Я тебе не говорила и про то, что всегда тебе завидовала и желала тебе зла и даже два раза молилась, чтобы у тебя лицо как-нибудь испортилось или что-нибудь случилось с тобой.

Обе подруги сначала заплакали. А потом крепко обнялись и поклялись друг другу, что никогда не будут больше такими злыми, мерзкими и противными.

В этот вечер им было так весело, что они ужасно захотели еще остаться дежурить на кухне, чтобы насмеяться и наговориться вдосталь.

Когда все ушли, а картошки осталось начистить совсем немного, подружки придвинулись друг к дружке и стали шепотом рассказывать самое интересное, что было у них за период размолвки. Маша вдруг так безудержно стала хохотать, что повалилась на колени к подруге, обхватила ее за талию и хохотала так сильно, что Ленка вслед за ней тоже рассмеялась.

— Обожди, ты же не знаешь ничего, — выдавила сквозь слезы Маша.

— Расскажи!

— Мне первый раз в жизни сделали предложение. — И Маша снова рассмеялась.

— Кто?

— Никогда не угадаешь.