Читаем без скачивания О войне. Части 1-4 - Карл фон Клаузевиц

Если мы непредубежденным взглядом окинем военную историю, то найдем, что случаи, когда ошибки в таком расчете действительно оказывались причиной крупной неудачи, по крайней мере в стратегии, чрезвычайно редки. Но если понятие искусного сочетания элементов времени и пространства должно являться отражением всех случаев, когда посредством быстрых маршей решительный и деятельный полководец одной и той же армией побил несколько противников (Фридрих Великий, Бонапарт), то мы напрасно будем путаться в этих чисто условных выражениях. Для ясности и плодотворности представлений необходимо называть вещи их собственными именами.

Верная оценка своих врагов (Даун, Шварценберг), риск оставить временно перед ними лишь незначительные силы, энергия форсированных маршей, дерзость молниеносных атак, повышенная активность, которую великие люди проявляют в момент опасности, – вот истинные причины таких побед. Что же тут общего со способностью правильно сопоставить такие две простые вещи, как время и пространство?

Но и эта рикошетирующая игра сил, когда победы под Росбахом и Монмиралем дали необходимый размах для побед под Лейтеном и Монтро[56], игра, которой великие полководцы не раз вверяли свою судьбу в оборонительной войне, все же, если говорить ясно и откровенно, представляет редкое явление в истории.

Гораздо чаще относительный перевес сил, т. е. искусное сосредоточие превосходных сил на решительном пункте, бывает основан на правильной оценке этого пункта и на верном направлении, которое армия получает с самого начала, на решимости, которая требуется, чтобы пренебречь маловажным в пользу важного, т. е. держать свои силы в большей степени сосредоточенными. Это – характерные черты Фридриха Великого и Бонапарта.

Мы полагаем, что сказанным мы воздали численному превосходству подобающее ему значение; на него надо смотреть как на основную идею, и его, по возможности, надо искать всюду и в первую голову.

Но считать его по этой причине необходимым условием победы было бы полным непониманием развиваемой нами мысли; мы стремились лишь пояснить то значение, какое следует придавать численности сил в бою. Если мы соберем силы возможно бо́льшие, то вполне удовлетворим принципу, и лишь оценка обстановки в целом может решить вопрос, следует ли из-за недостатка сил уклониться от боя.

Глава IX. Внезапность

Уже из самого содержания предшествующей главы, из общего стремления к относительному численному превосходству вытекает другое стремление, которое, следовательно, должно быть столь же общим. Это стремление – поразить врага внезапностью. Эта внезапность лежит более или менее в основе всех предприятий, ибо без нее численное превосходство на решительном пункте, собственно, является немыслимым.

Таким образом, внезапность является средством достижения численного превосходства, но на нее, сверх того, следует смотреть как на самостоятельный принцип вследствие ее морального воздействия. В тех случаях, когда внезапность достигается в высокой степени, последствиями ее являются смятение и упадок духа противника; а насколько эти явления умножают успех, тому имеется достаточно примеров, и крупных, и мелких. Здесь, собственно, речь идет не о внезапном нападении, которое относится к атаке, но о стремлении вообще застать своими мероприятиями противника врасплох, а в особенности поразить его внезапностью распределения наших сил, что в одинаковой мере мыслимо и при обороне, а в обороне тактической играет особенно важную роль.

Мы говорим: внезапность лежит в основе всех без исключения предприятий, но в весьма различной мере, в зависимости от природы самого предприятия и от прочих обстоятельств.

Корни этого различия лежат уже в особенностях армии, полководца, даже правительства страны.

Скрытность и быстрота являются двумя образующими внезапность факторами, и оба они предполагают и в правительстве, и в полководце большую энергию, а в армии – чрезвычайно серьезное отношение к службе. При изнеженности и халатности было бы напрасно рассчитывать на внезапность. Но сколь ни всеобщим и непременным является стремление к внезапности и как ни безусловен известный ее эффект, который всегда будет иметь место, однако не менее верно и то, что внезапность редко удается в совершенной степени; это лежит в природе вещей. Поэтому мы составим себе совершенно ложное представление, если вообразим, что преимущественно этим средством можно достигнуть многого на войне. В идее это представляется чрезвычайно заманчивым, но на практике все большей частью застревает из-за трения машины в целом.

В тактике внезапность – гораздо более обычное явление по той простой причине, что здесь все данные времени и пространства много меньше. Поэтому в стратегии внезапность окажется более осуществимой в тех случаях, когда стратегические мероприятия более приближаются к области тактики, и более трудно достижимой, когда они поднимаются выше, приближаясь к политике.

Приготовления к войне обычно занимают несколько месяцев, сбор войск в пунктах сосредоточения требует большей частью устройства магазинов и складов, а также значительных маршей, направление которых довольно скоро обнаруживается.

Поэтому крайне редко бывает, чтобы одно государство внезапно для другого объявило ему войну или чтобы общее направление удара было неожиданностью для его противника. В XVII и XVIII столетиях, когда война в значительной мере вращалась вокруг осады крепости или города, наблюдалось в этом смысле особое стремление, и военное искусство имело даже особую главу – внезапное блокирование крепости; да и последнее редко когда удавалось.

Между тем внезапность явлений, которые могут произойти со дня на день, гораздо более мыслима; при операциях не так трудно выиграть у неприятеля один переход и благодаря этому перехватить какую-нибудь позицию, какой-либо пункт, путь сообщения и пр. Но ясно, что если внезапность достигается в этом случае легче, то она теряет в степени своей действенности, и наоборот. Тот, кто полагает, что такая внезапность мелких предприятий может связываться с чем-то крупным, как, например, выигрышем сражения, захватом значительного магазина, тот воображает нечто по мысли вполне возможное, но не имеющее подтверждения в истории; вообще можно найти очень мало примеров, когда в результате таких предприятий получалось что-либо крупное, из чего мы, конечно, вправе заключить о трудностях, связанных с ними.

Конечно, обращаясь с подобными вопросами к истории, не следует увлекаться тем или другим коньком исторической критики, ее сентенциями и самодовольной терминологией, а надлежит посмотреть самому факту в глаза. Существует, например, известный день кампании 1761 г. в Силезии, который в этом отношении приобрел своего рода славу. Это – 22 июля, когда Фридрих Великий выиграл у генерала Лаудона путь к Носсену у Нейсе, чем, как говорят, он воспрепятствовал соединению австрийцев с русскими в Верхней Силезии и этим получил отсрочку на целых 4 недели. Но если внимательно прочитать описание этих событий у главнейших историков[57] и вникнуть в него без предубеждения, мы не сможем приписать переходу, сделанному Фридрихом 22 июля, этого значения и вообще не найдем во всех рассуждениях об этих событиях, вошедших в моду ничего, кроме противоречий; в движениях Лаудона в эту пресловутую маневренную эпоху мы усмотрим много немотивированного. Кто же, действительно жаждущий истины и ясных доказательств, будет считаться с такого рода историческим свидетельством?