Читаем без скачивания Слабость Виктории Бергман (сборник) - Эрик Сунд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты говоришь, как психолог. – София отпивает глоток вина. – И должна признаться, поставленный тобою этому молодому человеку диагноз вызывает у меня некоторое любопытство… – Допустим, – немного помолчав, продолжает Жанетт с наигранной серьезностью, – Петтер Кристофферссон окажется перед выбором при истолковании какой-нибудь ситуации, скажем… неверности. Предположим, что его девушка заночевала у какого-то приятеля. Он расценит это как предательство и всегда будет избирать ту альтернативу, которую сочтет наиболее негативной для самого себя и всех участников…
– Но на самом деле она спала одна на диване приятеля, – вставляет София.
– И, – добавляет Жанетт, – заночевать у приятеля будет для него означать трахаться с этим приятелем, причем во всех доступных его воображению позах…
Жанетт прерывается, предоставляя Софии закончить. – А потом они обсудят, какой он дурак, поскольку сидит дома и ни черта не понимает.
Они начинают хохотать, и, когда Жанетт откидывается на диван, София видит на светлой ткани коричневато-красное пятно. Она поспешно хватает подушку и бросает ее в Жанетт, та отбивает подушку, подхватывает ее и кладет рядом с собой, невольно скрывая пятно от крови Самуэля.
– Черт, ты рассуждаешь прямо как коллега. Ты точно не получала психологического образования? – София наклоняется вперед и накрывает рукой руку Жанетт, поднимая другой рукой бокал и поднося его ко рту.
Жанетт выглядит почти смущенной.
– А что ты думаешь о той женщине, которую он утверждает, что видел?
– Думаю, он видел красивую блондинку вместе с Самуэлем. Даже пялился на ее задницу. Он молод, и у него в голове постоянно вертится секс. Отметить, уставиться, отметить, уставиться, пофантазировать, а потом заняться онанизмом. – Жанетт смеется. – Однако я не думаю, чтобы он доставлял стройматериалы к той же самой женщине.
Изобрази заинтересованность.
– Это почему же?
Он из тех парней, кто замечает у женщин только грудь и задницу. Для него все женщины на одно лицо.
– Меня, пожалуй, удивляет, что он не говорит, будто женщина с ним флиртовала, или нечто подобное. Это больше соответствовало бы его правде или толкованию ситуации, если ты понимаешь, что я имею в виду. И показалось бы, наверное, даже более достоверным.
– Значит, тот факт, что он не лжет, делает его рассказ чуть менее достоверным? – качая головой, снова смеется Жанетт. – Если это и есть психология, то я понимаю, почему ты ею занимаешься. Вероятно, каждый день преподносит тебе неожиданности… – Она проглатывает последние капли вина и наливает третий бокал.
Некоторое время они молча смотрят друг на друга. Софии нравятся глаза Жанетт. Взгляд у нее решительный и пытливый. В глазах виден ум, и не только. В них есть что-то еще. Смелость, характер. Трудно сказать, что именно.
София сознает, что все больше очаровывается ею. За десять минут у Жанетт в глазах отражаются все ее чувства и качества. Смешливость. Уверенность в себе. Ум. Печаль. Разочарование. Сомнение. Раздражение.
В другое время, в другом месте, думает она.
Ей только надо следить за тем, чтобы Жанетт не увидела ее тьму.
Необходимо скрывать ее, когда они видятся, чтобы Жанетт никогда не встретилась с Викторией Бергман.
Но они с Викторией связаны, как сиамские близнецы, и поэтому зависимы друг от друга.
У них одно сердце, и в их жилах течет та же самая кровь. Правда, когда Виктория презирает ее слабость, она восхищается Викторией за ее силу, как покорный всегда восхищается сильным.
Она помнит, как замыкалась в себе, когда ее дразнили. Как она послушно все доедала и позволяла Ему себя ощупывать.
Она приспособилась, чего никогда не смогла бы сделать Виктория.
Виктория спряталась глубоко внутри.
Виктория терпеливо ждет своего часа. Выжидает мгновения, когда Софии придется выпустить ее на волю, чтобы не погибнуть самой.
Поищи она в себе, она, возможно, нашла бы силу. А она вместо этого пыталась стереть Викторию из памяти. На протяжении почти сорока лет Виктория пыталась привлечь внимание Софии к тому, что штурманом является она, а не София, и иногда София действительно прислушивалась к ней.
Например, когда заставляла замолчать ноющего у реки мальчика.
Или когда разбиралась с Лассе.
София чувствует, как головная боль отступает, словно резинка, представляющая собой ее совесть, растягивается настолько, что вот-вот лопнет. У нее возникает желание рассказать все Жанетт. Рассказать, как ее насиловал отец. Описать ночи, когда она боялась уснуть, опасаясь, что он к ней придет, и школьные дни, когда ей не удавалось держать глаза открытыми.
Она хотела рассказать Жанетт о том, каково это – запихивать в себя еду, чтобы тебя потом вырвало. О наслаждении от боли, причиняемой бритвенным лезвием.
Ей хотелось рассказать все.
Тут внезапно вернулся голос Виктории.
– Извини, пожалуйста, но вино дает о себе знать, и мне надо сходить в туалет.
София встает, чувствуя, как от алкоголя шумит в голове, хихикает и опирается о Жанетт, которая в ответ накрывает ее руку своей.
– Знаешь… – Жанетт смотрит на нее снизу вверх. – Я страшно рада, что встретила тебя. Это лучшее, что произошло со мной за… даже не знаю, за сколько времени.
София останавливается, пораженная таким подтверждением нежности.
– Что будет с нами, когда у нас отпадет необходимость встречаться? То есть по работе.
Улыбнись. Отвечай откровенно.
– Думаю, мы все равно будем встречаться, – улыбаясь, говорит София.
– Еще мне хочется, чтобы ты познакомилась с Юханом, – продолжает Жанетт. – Он тебе понравится.
София цепенеет. Юхан?
Она совершенно забыла о том, что в жизни Жанетт есть другие люди.
Ему тринадцать? – спрашивает она.
– Точно. Он осенью пойдет в седьмой класс.
Мартину в этом году исполнилось бы тридцать.
Если бы его родители случайно не увидели объявление о том, что в Дала-Флуда сдается дом.
Если бы он не пожелал прокатиться на колесе обозрения.
Если бы он не передумал и не захотел купаться.
Если бы вода не показалась ему слишком холодной.
Если бы он не упал в воду.
София думает о том, как Мартин исчез после катания на колесе обозрения.
Она пристально смотрит в глаза Жанетт, слыша в голове голос Виктории.
– Что ты скажешь, если мы в какие-нибудь выходные отправимся вместе с Юханом в “Грёна Лунд”?[76]
София наблюдает за реакцией Жанетт.
– Чудесно, какая отличная идея, – улыбаясь, говорит та. – Ты его наверняка полюбишь.
Белые горы
Жанетт закуривает сигарету. Кто же София Цеттерлунд на самом деле? Человек вроде близкий, но в то же время такой непостижимый. Иногда она невероятно участлива, а потом вдруг без всякого предупреждения становится какой-то другой.
Возможно, поэтому-то она и пленилась ею. Ее способностью удивлять, отсутствием предсказуемости.
Разве ее собственный голос иногда не меняет тембра?
Когда София закрывает за собой дверь туалета, Жанетт встает и подходит к стеллажу с книгами. Скажи мне, что ты читаешь, и я скажу тебе, кто ты, думает она. Клише, конечно, но Жанетт любопытно, и она рассматривает корешки книг с большим интересом.
Несколько толстых томов по психологии, психоаналитической диагностике и когнитивному развитию ребенка. Масса философии, социологии, биографической и художественной литературы. “Вздохи из глубин”[77], “120 дней Содома” и “Предательство американского человека”[78] бок о бок с политическими романами Яна Гийу[79] и детективной трилогией Стига Ларссона.
С левого края стоит книга, название которой ее заинтересовало. “Завтра я иду убивать. Воспоминания мальчика-солдата”. Взяв книгу со стеллажа, она замечает с внешней стороны крючок. Странная мысль – иметь запирающее устройство на стеллаже, думает она в тот самый миг, когда в комнату входит София. – Стеллаж настолько тяжел, что тебе приходится прицеплять его к стене? – Жанетт ощупывает крючок, улыбаясь Софии. – Да, он однажды опрокинулся, когда сосед прибивал картину, – смеется София. – Просто мера предосторожности.
Жанетт смерила ее взглядом. Смех кажется ей натянутым.
– Значит, тебе нравится Стиг Ларссон? – спрашивает она.
– Который из них?[80] Плохой или хороший?
Жанетт со смехом показывает Софии обложку: Стиг Ларссон, “Новый год”.
– Плохой, вероятно? Я вижу, у тебя есть два издания “Манифеста Общества уничтожения мужчин” Валери Соланас[81].
– Да, тогда я была молодой и озлобленной. Сейчас книга кажется мне чисто развлекательной. Теперь я смеюсь над тем, что тогда воспринимала всерьез.