Читаем без скачивания Эзотерическое подполье Британии. Как Coil, Current 93, Nurse With Wound и другие гениальные сумасброды перепридумали музыку - Дэвид Кинан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Мэкен никогда не считал себя автором историй о привидениях, – утверждает его биограф Марк Валентайн. – Их практически нет в его работах. Он признавал влияние не только По, но и де Квинси со Стивенсоном, предпочитая называть свои книги романтической литературой. Ужас в его произведениях играет важную роль, но не менее значимы тайна, авантюра, черный юмор и фантастика. Он сравнивал себя с резчиком горгулий на огромном соборе. Так он видел себя в литературе. „Холм грез“ считается его лучшим произведением главным образом потому, что в нем он наиболее близок к собственному идеалу, согласно которому язык должен быть инструментом трансформации души, подобно музыке. Мэкен принадлежит к английской традиции радикального консерватизма. Ее представители сочетают ненависть к коммерции, крупному бизнесу, меркантильности и буржуазным ценностям с уважением к традиции и преемственности поколений, индивидуальности и „хорошей жизни“ в самом широком, самом общем смысле». Действительно, Мэкен равно комфортно чувствовал себя, описывая радости таверн и вкусных блюд, призывая великого бога Пана или бродя по незаметным тропинкам и проселочным дорогам в своей книге «Лондонское приключение, или Искусство странствий», опубликованной в 1924 году, задолго до того, как подобную практику ввели в обиход психогеографы. Мэкен был членом Герметического ордена Золотой зари, магического сообщества, основанного Уильямом Вудманом, Уильямом Уинном Уэсткоттом и С. Л. Макгрегором Мазерсом, в которое входили поэт Уильям Батлер Йейтс, Алистер Кроули, Алджернон Блэквуд и А. Э. Уэйт. Но больше всего Мэкен славил холмы и долины «благородного, падшего Карлеона-на-Аске в самом сердце Гвента», где провел детство. Он воспевал пограничные земли между Англией и Уэльсом в романах «Холм грез» и «Тайная слава», веря, что там до сих пор можно уловить отблеск вечности. Однако Тибета поначалу больше всего увлекли его рассказы о сверхъестественном вроде «Сокровенного Света».
Впервые опубликованный в 1894 году в книге «Великий бог Пан и Сокровенный Свет», рассказ повествует об эксперименте по поимке души и ее заточении в материальном объекте. Тибет позаимствовал фразу из названия рассказа для описания тайных огней и энергий ноуменального мира, представляющего сущность нашего, в The Inmost Light Trilogy, состоящей из Where The Long Shadows Fall, All The Pretty Little Horses и The Starres Are Marching Sadly Home, созданных в 1995–1996 годах. «Это словосочетание казалось мне магическим, – негромко говорит он. – Думаю, Сокровенный Свет – это реальность, наполняющая все вокруг, фундаментальная природа нашего физического мира, всех миров, что существуют в данный момент. И это единственное, что важно. Времени мало, смерть приходит быстро. Если мы не поймем, как быстро убегает время, и даже не попытаемся увидеть Сокровенный Свет, на этом для нас все и закончится».
В 1993 году Тибет перестал ездить с места на место: весной они с Кэт купили двухэтажный дом на северо-востоке Лондона. По словам Стэплтона, в молодости Тибет хвастался, что может упаковать все свои пожитки в один черный мешок для мусора. Однако теперь ему требовалось место, где можно было бы хранить все те картины и книги, что он собрал. Потребность в доме побудила Тибета подвести итоги, прежде чем браться за новые задачи. «После 1993 года мое творчество стало гораздо вдумчивее, – считает Тибет. – Случались, конечно, взрывы маниакальной энергии, но все же оно стало более сдержанным и глубоким. И более христианским, хотя мне не нравится это слово, оно ассоциируется с доктринерским и догматическим подходом. В общем, я чувствовал себя счастливее».
Кэт и Тибет переехали в построенный в 1880-х дом, располагавшийся на улице, некогда называвшейся переулок Головорезов. Бывшие владельцы придали зданию первоначальный вид. «Там все было такое темное, холодное, лесистое, – рассказывает Кэт. – С одной стороны, атмосфера дачная, с другой – викторианская. Тибет тогда коллекционировал книги о призраках и вдобавок начал покупать для них винтажные книжные шкафы. На стенах висели рисунки Уэйна и психоделические пейзажи, которыми он увлекся позже. Тибет работал за найденным на улице старым столом под лампой с Нодди, сидя на очень неудобном деревянном стуле». Рыжие Мао и Рао были первыми кошками, поселившимися в этом доме. В тот год рано пришла зима, и Кэт помнит, как они с Тибетом наблюдали за кошками, неуверенно бродившими по снегу, прежде никогда ими не виденному. «В комнатах было полно икон, крестов и Нодди, – добавляет Кэт. – Кладовку, подальше от чужих глаз, мы отвели под тибетский пантеон с Тарой, Падмасамбхавой и другими божествами». После переезда большую часть года Тибет проработал над длинной вещью, превратившейся в лучшую работу Current 93 – альбом Of Ruine Or Some Blazing Starre.
В конце 1993 года новый ход сделал и Стивен Стэплтон, выразивший свое новое увлечение ритмами в Rock’n Roll Station. Он открыл для себя творчество кубинско-американского пианиста Переса Прадо, чьи невероятно популярные в 1950-х композиции («Que Rico El Mambo» и «Mambo № 9») были предвестниками латиноамериканского джаза. «Услышав его впервые в 1992 году, я просто помешался, – признается Стэплтон. – Начал собирать все записи Переса Прадо. Они очень ритмичные, именно его я слушал большую часть 1990-х. Что, конечно, повлияло на мое творчество. Хотя танцевальной музыкой я не интересуюсь. И не танцую – шляпа свалится. Я не стал бы танцевать даже под те вещи на Rock’n Roll Station и Who Can I Turn To Stereo (1996), которые можно назвать ритмичными. Ритм нужен для концентрации, это как фильм для ушей, приключение, которое должно вас удивить».
«У Rock’n Roll Station особая история, – рассказывает Колин Поттер. – Иногда с помощью эффектов и процессоров я полностью менял запись. Стив попросил меня сделать ремиксы нескольких фрагментов Thunder Perfect Mind, и я несколько дней работал над материалом так, как считал нужным. Результаты ему понравились и он попросил продолжить работу, только на этот раз сделать что-нибудь еще более безумное. Я сделал. Здорово, когда тебе говорят „делай что хочешь“, просто крышу сносит. Я записал несколько часов материала, часть была полной ерундой, но многое вышло неплохо». Следом за Rock’n Roll Station вышел парный альбом Second Pirate Session с отличными треками, оставшимися после этих сессий. Не все поклонники Nurse одобрили новое увлечение Стэплтона. «Альбом очень ритмичный в довольно неумолимом ключе, что не понравилось наиболее зашоренным фанам», – пожимает плечами Поттер. Стэплтон рассказал об альбоме в весеннем выпуске журнала Audion 1994 года, который выпускали лестерширские эксперты по краут- и прогрессив-року Алан и Стивен Фриманы: «Своим появлением альбом обязан сну о том, как я, Джо Мик, Жак Беррокаль и Грэм Бонд[164] сидим в саду у очень дорогого и большого дома. Мы дружески беседуем, обсуждаем починку велосипедов и спорим об инструментах для ремонта проколов. И вдруг мы все четверо оказываемся на земле, голые, лежим в круге, вытянув ноги к центру, а наши члены указывают на Венеру. Такой вот сон. Я много о нем думал. На альбоме есть трек „Two Golden Microphones“, представляющий собой сон Пита Брауна (поэта и прог-рокера) о Грэме Бонде. Создавалось ощущение, будто между нами с Колином есть телепатическая связь. Мы уже работали над альбомом, который так и не закончили. Он присылал именно те миксы, о которых я думал. Опираясь на это, я начал сводить альбом. На меня произвела большое впечатление жизнь Грэма Бонда, его биография. Когда я читал о нем книгу, происходили странные вещи: я был на станции Финсбери-парк и понял, что сижу на той самой платформе, где он покончил с собой. В этом определенно крылся какой-то смысл. На самом деле весь этот альбом посвящен Грэму Бонду. Я хотел поэкспериментировать с ритмом, что вылилось в „The Self Sufficient Sexual Shoe“. И всегда любил „Rock’n Roll Station“ Жака Беррокаля – настоящий шедевр, который мне никогда не превзойти. Это дань величайшему музыкальному произведению».
Минималистская повторяющаяся электроника Rock’n Roll Station отсылает к научно-фантастическому звучанию, характерному для пионера
