Читаем без скачивания Распутница - Розмари Роджерс

Со временем Блэз также научился выдавать себя за другого. Для всех он был слабовольным, пустым денди и при необходимости даже трусом. Но иногда – мог убивать с улыбкой на устах. В Европе, куда Блэз, вызвав этим неописуемую ярость и презрение своего отца, отправился изучать искусства, даже самые завзятые, бесшабашные дуэлянты старались обходить его стороной.

– Вы знаете: Давенанту на все наплевать! – говорил один его английский друг. – Он стоит и улыбается дьявольской улыбкой, всем своим видом показывая, что ему все равно, кто будет убит – вы или он!

Но то была Европа. И когда Блэз, мечтавший о свободе, встретился там с пламенными националистами и революционерами, он стал заниматься не только искусством. Он верил тогда и продолжал верить сейчас, что нет большей несправедливости, чем рабство – порабощение человеческого тела, ума и мятежного духа. Недопустимо владеть человеком, как лошадью или собакой, и обращаться с ним даже хуже, чем с любимым животным, – отрицая его право на чувства и эмоции, не говоря уже о способности рационально мыслить.

Примерно к двадцати пяти годам Блэз объехал почти все европейские страны, а также многие экзотические места. Индия, Шанхай, Ява, Египет…

– Старик, тебе это не покажется несколько… ну, скучным? Я имею в виду – если ты вернешься к спокойной, респектабельной жизни в своей старой усадьбе? Или ты заболел золотой лихорадкой? Знаешь, бедная маленькая Саманта будет положительно потрясена! Не говоря уже о Франсине и…

Хотя виконт Новелл говорил все это совершенно серьезно, его приятель разразился смехом:

– Черт побери! Прошу прощения, Пел, но ты так забавно сказал о возвращении к спокойной и – как еще? – респектабельной жизни. Я, мой друг, можно сказать, паршивая овца в стаде! – Улыбка Давенанта показалась его приятелю более похожей на оскал тигра. – Но конечно, я ни за что на свете не пропущу свадьбу своей дорогой сводной сестры! – ворчливо добавил Блэз.

Именно тогда Блэз Давенант и вошел в «высший свет» Натчеза, а потом Чарлстона, Саванны и даже Ричмонда, штат Виргиния.

Он переспал со своей сводной сестрой во время ее брачной ночи, пока ее муж валялся мертвецки пьяный в своей гардеробной. В Чарлстоне он приобрел репутацию дуэлянта и обеспечил себе пропуск в самые лучшие гостиные этого аристократического города тем, что вызвал на дуэль (и убил) человека, который считался лучшим стрелком в четырех штатах. Этот так называемый джентльмен сделал оскорбительное замечание относительно «французишек и выходцев из Техаса».

Вскоре после этого инцидента Блейз (как он теперь стал себя называть) впервые встретился с мисс Чэрити Виндхэм. Потом судьба снова их столкнула, а затем он уже сам искал ее общества – когда через несколько месяцев вернулся в Чарлстон из Техаса. Тогда все и началось – его участие в работе «Подземной железной дороги» и его нынешнее назначение специальным агентом по западным и юго-западным территориям с подчинением лично президенту Линкольну.

Подобно Мари-Клэр с ее чувственным бормотанием и нежными руками, которая все пытается вернуть ему боевую готовность, Блейз стал слишком большим прагматиком. У него есть более важные дела, чем думать о лживой ведьме с распущенными волосами, которая заслужила все, что с ней может случиться. И если она не моргнув глазом обрела сразу двух мужей – то это ее проблема, а не его! Слава Богу, она ушла из его жизни, а с этого момента он постарается изгнать ее и из своих мыслей.

Глава 28

Тиканье часов снова и снова отдается в ее голове, как те слова, что она должна выучить и повторять, повторять, пока не сможет все сказать правильно… Зыбкая граница отделяет боль от наслаждения – или это «наслаждение» на самом деле всего лишь облегчение после того, как кончается боль? Как бы то ни было, она усвоила то, чему ее учили. Тристе всегда говорили, что она хороший студент, который все хватает на лету.

После того самого первого «урока» Фернандо решил оставить ее для себя. Так что единственное удовольствие, которое получал от Тристы Нордстрем, – это возможность избивать ее, когда на то было соответствующее указание, или по собственной инициативе унижать ее как-нибудь по-другому.

Теперь наконец все это кончилось. Триста объявлена «излечившейся» от всех душевных заболеваний, которыми якобы страдала, когда была помещена в так называемый «Закрытый частный санаторий для умалишенных». Она излечилась от всего: от былого упрямства, былой самонадеянности и от всех своих иллюзий.

Триста произнесла свое тщательно отрепетированное «покаяние» перед двумя надутыми самозваными врачами, которые управляли этим заведением. С должным смирением и раскаянием она признала, что позволила своей слабой женской натуре ввергнуть ее в грех и распутство. Она сообщила, причем с подробностями, что вступала в сексуальные отношения и совершала всяческие другие развратные и бесстыдные действия с бесчисленным множеством джентльменов, чьи имена она даже не может вспомнить, – за деньги, драгоценности и «прочее вознаграждение». Она вела себя как проститутка и как падшая женщина. Триста даже подписала солидный с виду документ, в котором утверждалось, что она делала все это по доброй воле.

Но теперь у нее не было своей воли. Она знала и не пыталась подвергать это сомнению, что теперь принадлежит как рабыня своему сводному брату Фернандо и что только от его каприза зависит – причинить ей боль или доставить удовольствие.

Она принадлежала ему, и Фернандо принял все необходимые меры, чтобы жизнь ее состояла из ожидания его посещений. Триста ждала их со страхом, не в состоянии думать ни о чем и ни о ком другом, лишь о том, как он в следующий раз посмотрит на нее и что сделает. И о том, как удовлетворить его, чтобы Фернандо не стал ее наказывать. Триста «исправилась», ее приучили к покорности и беспрекословному подчинению. И, как дрессированное животное в цирке, которое заставляют прыгать с тумбы на тумбу, она научилась делать то, что от нее ожидают. Исполнять трюки.

В присутствии других Фернандо предпочитал называть ее Терезой. Иногда он называл ее так и наедине. Теперь, когда ее дрессировка закончилась, Триста научилась отключать мыслящую часть себя и думать лишь о том, как угодить Фернандо.

– Теперь ведь ты понимаешь, почему я вынужден был тебя наказать, – чтобы привести в чувство! Это все для твоего же блага, пута! – Фернандо засмеялся, почувствовав, как Триста крепче прижалась к нему. «Она трется об меня, как котенок», – снисходительно подумал Фернандо, небрежно, по-хозяйски поглаживая нежную кожу Тристы. Время от времени он замирал, наслаждаясь ее довольным мурлыканьем или, наоборот, сдавленными стонами, когда Фернандо больно щипал ее. Но теперь Триста не пыталась отстраниться – не только из боязни, но и от того, что научилась наслаждаться всем, что Фернандо с ней делал. Это его пута, его ручная шлюха, и нужно было только, чтоб она поняла, кто ее хозяин!