Читаем без скачивания Черный Магистр - Сергей Шхиян

— Ваше превосходительство, — обратился он ко мне (с легкой руки штабс-капитана, меня все теперь только так и называли), — нужно-ть сделать разведку, стреляют, слышно, в поместье.

— Давай съездим вместе, — предложил я, не очень доверяя недавним пленным.

Гайдук кивнул и поскакал в сторону имения, а я, крикнув, чтобы все оставались на месте и были наготове, последовал за ним. Лошадь у меня была резвая, тот донец, на котором я ездил раньше, так что я быстро его догнал. Мы мчались прямо по дороге, перейдя с рыси на галоп. Вскоре стали видны постройки, и около самой околицы мы остановили лошадей. Стрельба больше не возобновлялась. Кругом было спокойно и, перекинувшись парой фраз, мы двинулись дальше. Я уже достаточно ориентировался на местности и поскакал прямиком к господскому дому. Несмотря на раннее время, только-только стемнело, кругом не было видно ни души.

— Осторожно, могут выстрелить из окна, — предупредил меня спутник. — Магистр любит так шутковать, Интересно, куда это все подевались?

Это было интересно и мне, но спросить пока было не у кого. Мы въехали на передний двор. Здесь тоже не оказалось ни одного человека. Все окна были темными.

— Пошли в дом, — предложил я.

— Шутишь, ваше превосходительство! Как туда пойдешь, непременно убьют.

— Кому убивать, когда здесь ни одной живой души. Ладно, ты оставайся с лошадями, я пойду один.

— А не боязно? — заботливо спросил гайдук.

— Боязно, да нечего делать, как-нибудь выкручусь.

Я соскочил с донца, передал спутнику повод и, осторожно ступая, поднялся на крыльцо.

Дверь в покои оказалась приоткрытой. Стараясь не скрипеть половицами, я вошел в просторный вестибюль. Здесь было совсем темно, и пришлось подождать, пока привыкнут глаза. Постепенно я начал различать крупную мебель и смог без риска наделать шума продвинуться внутрь помещения. Сделав несколько шагов, я споткнулся обо что-то живое и мягкое так, что едва не упал.

— Кто тут? — спросил, наклоняясь к лежащему на полу человеку.

— Дай водицы испить, — поспросил слабый, какой-то затухающий голос.

— Что у вас случилось? — спросил я, никак не откликаясь на просьбу.

— Пить, — опять попросил лежащий на полу человек, — дай водицы, помираю!

— Где здесь вода? — спросил я, не зная, как помочь умирающему.

— На столе, зажги свечу.

Я сориентировался, пошел вперед и нащупал край стола. Потом нашарил среди стоящих на нем предметов подсвечник. У меня еще оставалось несколько спичек, так что можно было обойтись без огнива. Я зажег одну, и слабое желтое пламя осветило заставленный едой и бутылками стол. Свеча, загоревшись, дала значительно больше света, чем спичка. Теперь стало видно, что в комнате, кроме нас с лежащим на полу человеком, никого больше нет.

— Пить, — опять попросил умирающий.

Я наполнил стакан из кувшина со слабым розовым запахом и подал его раненому. Он, жадно захлебываясь, выпил весь стакан и застонал.

— Что у вас произошло? — опять спросил я.

— Улаф сошел с ума, — с трудом ответил он. — Там Иван Тимофеевич, — едва слышно произнес раненый и замолчал.

Я взял свечу и более уверенно, чем раньше, пошел в глубь дома. Вскоре мне попалось еще одно недвижимое тело в красном жупане. В руке у лежащего ничком человека оказался разряженный пистолет.

После вестибюля я попал в большой зал, обычный для богатого помещичьего дома. Здесь, наконец, нашелся один живой человек. На диване, уткнув лицо в колени, рыдала какая-то молодая женщина, судя по одежде, служанка. Я подошел к ней и тронул за плечо. Женщина вскрикнула, шарахнулась и забилась от меня в угол дивана.

— Где Иван Тимофеевич? — конкретно спросил я, понимая, что ничего толкового от нее все равно не добиться.

— Там, у себя в спальне, — стуча зубами, ответила женщина и махнула рукой в сторону лестницы.

Я пошел, куда указано, поднялся на второй этаж и попал в длинный коридор, тянущийся вдоль анфилады распахнутых настежь дверей. Здесь, в коридоре, лежало еще два трупа, плавающие в лужах крови. Я обошел их, стараясь не запачкать ноги, и начал поочередно заглядывать в комнаты.

В одной из них, по виду спальне, на туалетном столике стоял зажженный канделябр с тремя стеариновыми свечами.

Я вошел и осмотрелся. Комната была задрапирована шелковыми обоями нежного голубого цвета. На потолке, плохо различимый из-за недостатка освещения, виднелся большой круглый плафон с летающими амурами. Я подошел к стоящей посередине спальни альковного типа широченной кровати. На ней лежал крупный, полный человек, в котором я тотчас узнал Моргуна. Он был одет в какое-то фантастического покроя нижнее белье непонятной половой принадлежности. Руки его оказались прижаты к темному пятну на груди.

— Вы ранены? — спросил я.

Моргун вздрогнул от звука голоса и открыл глаза.

— Кто вы, где Улаф? — равнодушно глядя на меня, задал он сразу два вопроса.

— Мы встречались, на хуторе, — напомнил я. — А где Улаф, я не знаю.

— Он бросил меня! — слабым, но по-прежнему красивым голосом воскликнул помещик. — Променял на какую-то телку!

Я вспомнил, как он напевал бессмертный шлягер про «зайку», и совместил это со странной для нынешнего времени лексикой. Кажется, мне на пути снова попался наш современник.

— Так вы не знаете, где Улаф? Дайте мне вашу руку, мне так холодно!

Он взял мою руку липкими от крови пальцами, они и правда были совсем холодными.

— Вы думаете, я умру? Нет, не думайте, я скоро поправлюсь. Я буду долго жить. Улаф обязательно ко мне вернется. Нам было так хорошо вдвоем. Я только из-за него согласился жить здесь. Там у меня была мама, она меня так любила. А я люблю Улафа. Мне не понравилось быть помещиком. Знаете, как у нас там хорошо? Там все по-другому, жаль, что вы никогда не увидите. Вы знаете, что такое телевизор? Ну, откуда вам знать! Это такой ящик со стеклом, по нему показывают «Аншлаг». Я ненавижу крестьян, они такие грубые… Как мне холодно…

Я слушал лихорадочные откровения умирающего убийцы, и мне стало его почему-то жаль.

— Я помню вас, да, конечно — это были вы. Я помню, ведь я женат на вашей подруге. У стряпчего Судейкина наши завещания. Судейкин — правда, смешная фамилия? Меня все зовут Моргуном, но я вовсе не Моргун, я совсем другой человек. Он был на меня похож, и Улаф захотел, чтобы я стал вместо него. Нам так славно было жить вместе, только он и я.

— Вы можете меня чем-нибудь укрыть? — заговорил о другом липовый помещик. — Почему-то я замерзаю, а у вас теплая рука. Вы могли бы меня полюбить, так, как Улаф? Вы не знаете, где он? А где моя мама?

Дальше он начал бредить, и я, вынув из коченеющих ладоней свою руку, тихонько вышел из спальни умирающего.

Помочь ему у меня желания не появилось. Я вспомнил подслушанный разговор и подумал, что этот человек лукавит даже перед лицом смерти.

Подняв свечу, чтобы лучше видеть дорогу, я направился к выходу.

Здесь мне больше нечего было делать. Однако, спокойно уйти не удалось, в конце длинного коридора мелькнул яркий свет, кто-то поднимался по лестнице с фонарем.

Я тотчас вошел в комнату, мимо которой проходил, и встал в дверях, так, чтобы меня не увидели. Скоро стали слышны два голоса, один из которых я тотчас узнал, это был милый друг Моргуна, Улаф Парлович. У меня возникло двоякое чувство, сначала стало немного страшно, этот тип был ловким, здоровым и, главное, коварным, потом удовлетворение — за магистром был двойной должок, и мне захотелось его получить.

— Я даже слушать о нем не хочу! — резко сказал кому-то Улаф.

— Но, магистр, — проговорил другой человек, когда они были рядом с комнатой, в которой я скрылся, — на нем слишком много завязано, как вы собираетесь…

Договорить ему не удалось, оба, швед и его спутник, одновременно увидели меня.

— Ты кто такой?! — с места в карьер, набросился Улаф, направляя в лицо луч керосинового фонаря с отражателем. — Как ты сюда попал?!

— Шел мимо, решил навестить, — ответил я, целясь ему в лоб из пистолета.

— Понятно, — буркнул магистр, ничуть не испугавшись наведенного оружия. — Пришел требовать удовлетворения!

— Дуэль с такой мерзостью, как ты? Чего ради, пристрелю как собаку, и все дела!

— Кишка тонка, — деланно засмеялся он, скаля белые зубы, — ты же из благородных и стрелять в безоружного не посмеешь!

К сожалению, он был совершенно прав, стрелять в него, да еще и в упор, мне было слабо.

— Ладно, значит будем стреляться, — согласился я. — Первый выстрел за мной.

— Чтобы стреляться, много ума не надо, — с прежней наглостью сказал он. — А на шпагах небось испугаешься?

Он демонстративно опустил руку на эфес дорогой казачьей шашки.

— У меня нет шпаги, — ответил я, не опуская пистолета. От этого гада можно было ожидать любую подлость.